Братья Витальеры - [20]
Но все же и гордому Новгороду пришлось платить дань. И несмотря на это, он долго ещё оставался в Ганзейском союзе посредником в торговле с Востоком.
Путь к Новгороду был очень утомительным, но все заботы и волнения были забыты, когда открылся вид на большой торговый город Востока. Это было нечто удивительное! Такого великолепия ни Клаусу, ни Киндербасу не приходилось видеть. Только Старик Хайн был здесь однажды много лет назад. Трое друзей, стоя на корме, с любопытством глядели на этот величественный город. Вероятно, около сотни необыкновенной формы церковных куполов — голубых и патина-зелёных[46], красных и даже золотых — возвышалось над домами. В центре города, обнесённого высокой, мощной стеной, находилась ещё одна маленькая крепость, также защищённая каменной стеной, и в этой крепости возвышались самые большие и самые великолепные церкви. Дома были большею частью деревянные, но таких искусно и красиво построенных Клаусу не случалось ещё видеть. Горожане с длинными косматыми бородами, в красочных кафтанах до пят, воины с роскошно расписанными щитами, в остроконечных шлемах, вооружённые мечами и алебардами, — все было непривычно, ярко, красочно. Город казался невообразимо богатым и могущественным. Отсюда шёл торговый путь на Чёрное море, в Персию и Китай, таящие неисчислимые сокровища. Клаус стоял на корме и не мог насмотреться на это чудо.
…Прекрасны и неповторимы были большие торговые города, но самыми приятными для Клауса оставались часы, когда он стоял у руля в открытом море. Теперь он изучил все капризы и причуды ветра, мог проявлять в борьбе с ним отчаянную смелость и идти на риск, а мог и перехитрить ветер и заставить его наполнить паруса и гнать коггу вперёд. Он умело лавировал при встречном ветре, ведь, как говорил Свен, беспомощным рулевой имеет право быть только при полнейшем штиле — самом страшном бедствии для моряка. Но штиль редко бывает в северных морях.
Вполне самостоятельным, зрелым человеком казался Клаус рядом с Киндербасом, который был лишь несколькими годами моложе, но, как и все подростки, неуклюж в движениях и манерах, хвастлив, беспечен. И совсем юным казался Клаус рядом со старым рулевым Свеном; тот держался, как и подобает шестидесятилетнему, и ни циклоны, ни пираты не оставили следа на его круглом спокойном лице. Вокруг него белоснежным венчиком шла коротко подстриженная бородка и ещё больше подчеркивала полноту.
Свен, как и Старик Хайн и Киндербас, был для Клауса близким человеком на борту. Клаус охотно стоял рядом со стариком, а тот, невозмутимо выставив перед собой своё брюшко, всем своим видом выражал довольство и благополучие. Клаус удивлялся хладнокровию и уверенности, с какими Свен вёл корабль, удивлялся и его особенной, необыкновенно упорной даже и по северным понятиям неразговорчивости. Клаусу это было совершенно непостижимо. Часами он мог стоять рядом со старым Свеном, а у того даже не возникало желания произнести хотя бы слово. Поначалу Клаус обижался, считая, что его просто не удостаивают внимания. Потом ему стало даже интересно, сколько же времени старик может молчать. И он убедился, что старик молчит, словно немой. Только время от времени посматривал он на Клауса, подмигивал и снова глядел вперёд. И этот разговор его вполне устраивал.
Другое дело Клаус — тот не мог переносить такого молчания; у него постоянно возникали вопросы, и он хотел получить ответы на них; все его существо протестовало против молчания. Он все время видел что-то новое и не мог молча переживать это в себе; ему надо было с кем-то поделиться, что-то разъяснить, на что-то получить ответ. Но старый морской волк, когда Клаус задавал вопрос, только поворачивался к нему и упорно не отвечал.
— Что вы за человек, штурман[47], — укоризненно сказал Клаус. — Вы разучитесь говорить, если хоть немного не будете упражняться. Мой бог! Ну не для того же вам дан рот, чтобы только есть, пить да дышать!
— Эх, юноша, юноша, — печально вздохнул старик, — спрашивай других, которые все знают.
— Нет, штурман, я хочу услышать от вас: были ли корабли викингов лучше, чем когги? Говорят, они глубже сидели в воде и поэтому были остойчивее. Это верно? Они должны бы тогда быть и значительно быстроходнее. Не так ли? Почему теперь больше не строят таких кораблей? Разве моряк должен думать только об удобстве? Я этого не нахожу. Я думаю, что это совсем не имеет значения. Самоё главное — скорость и мореходность. Не правда ли?.. Правда ведь, штурман?
Свен молчал. Он взглянул на Клауса и кивнул… но говорить? Ни, ни. Он уже достаточно наговорился на сегодня; Клаус мог умолять его, ругаться, насмехаться над ним — все напрасно.
Но постепенно, неделя за неделей, месяц за месяцем, бесконечно терпеливый Клаус добился того, что старик стал чаще раскрывать рот. Рулевой проникся несомненной симпатией к жизнерадостному любознательному юноше, несмотря на то, что тот досаждал ему, нарушая его душевный покой. Понемногу между ними установилось даже чувство взаимного доверия, какое только возможно между двумя столь различными по возрасту людьми. Клаус в опытных руках Свена стал отличным рулевым.
