Братья по крови - [4]

Ему легче жилось, когда мистер Хоукинс занимал отца работой. Если, конечно, старина Билл не ударялся в загул и не распускал руки.

Знай мистер Хоукинс, как лихо приходилось Гейджу в эти моменты, он непременно вызвал бы копов.

Поэтому Гейдж ничего не говорил и научился скрывать побои – вроде тех, которые пришлось вытерпеть накануне вечером.

Гейдж осторожно вытащил три банки холодного пива из запасов отца. На спине и ягодицах следы от ударов еще не зажили и сильно болели. Он предвидел побои. Ему всегда доставалось накануне дня рождения. Еще раз отец выпорет его в день смерти матери.

Эти два дня стали традиционными. В остальное время порка случалась неожиданно. Но если у старика была постоянная работа, в большинстве случаев все ограничивалось небрежной затрещиной или тычком.

Входя в отцовскую комнату, Гейдж не старался вести себя тихо. Прервать пьяный сон Билла Тернера мог разве что штурм, предпринятый «Командой А»[3].

Комната пропахла пивом, потом и сигаретным дымом, и красивое лицо Гейджа сморщилось от отвращения. Он достал из туалетного столика полпачки «Мальборо». Проблем с этим не будет – старик все равно не вспомнит, оставались ли у него сигареты.

Потом Гейдж без колебаний раскрыл бумажник и достал оттуда три долларовые купюры и одну пятидолларовую.

Пряча деньги в карман, он взглянул на отца. Раздетый до трусов, Билл распростерся на кровати и храпел, приоткрыв рот.

Ремень, которым он вчера вечером охаживал сына, лежал на полу рядом с грязными рубашками, носками и джинсами.

На мгновение, всего лишь на мгновение, в мозгу Гейджа мелькнула безумная картина – он берет ремень, вскидывает над головой и с силой опускает на голый, обвислый живот отца.

Посмотрим, как тебе это понравится.

Но здесь, на столе, рядом с переполненной пепельницей и пустой бутылкой, стоит фотография матери Гейджа. Мать улыбается.

Говорят, Гейдж похож на нее – темные волосы, зеленые с коричневыми крапинками глаза, волевой рот. Раньше Гейдж смущался от того, что его сравнивают с женщиной. Но в последнее время – поскольку все остальное, кроме фотографии, стерлось у него в памяти и он уже не слышал голос матери, не чувствовал ее запах – это придавало ему сил.

Сын похож на мать.

Иногда он представлял, что мужчина, почти каждый вечер напивавшийся до бесчувствия, не его отец.

Его отец умный, храбрый и немного безрассудный.

А потом смотрел на старика и понимал, что все это чушь собачья.

Выходя из комнаты, Гейдж показал старому ублюдку средний палец. Нужно как-то нести рюкзак. Но надеть его он не мог – раны на спине болели.

Гейдж спустился с крыльца и прошел на задний двор, где, пристегнутый цепью, стоял старенький велосипед, сменивший уже не одного владельца.

Садясь в седло, Гейдж улыбнулся, превозмогая боль.

Следующие двадцать четыре часа он свободен.

Ребята договорились встретиться на западной окраине города, где лес вплотную подходил к изгибу дороги, мальчик из семьи среднего класса, ребенок хиппи и сын пьяницы.

Они родились в один день, седьмого июля. Первый крик Кэла прозвучал в больнице графства Вашингтон – мать в это время тяжело дышала, отец плакал. Фокс появился на свет в подставленные ладони смеющегося отца в спальне странного деревенского дома; из проигрывателя неслась песня Боба Дилана «Ложись, леди, ложись», а воздух в комнате был пропитан запахом лаванды от зажженных свечей. Гейдж покинул лоно испуганной матери в машине «Скорой помощи», мчавшейся по шоссе 65 штата Мэриленд.

Теперь Гейдж приехал на условленное место первым. Он соскочил на землю и откатил велосипед к деревьям, чтобы его не было видно с дороги.

Затем сел на землю и закурил первую за сегодняшний день сигарету. От курева его всегда немного подташнивало, но сам акт неповиновения компенсировал неприятные ощущения.

Гейдж сидел в тени деревьев и курил, представляя себя на горной тропе в Колорадо или во влажных джунглях Южной Америки.

Где угодно, лишь бы подальше отсюда.

Он третий раз выпустил изо рта облачко дыма и сделал первую осторожную затяжку, когда услышал шорох трущихся о землю и камни шин.

Между деревьев ехал Фокс на своей «Молнии» – велосипед так называли из-за зигзагообразных молний, которые отец Фокса нарисовал на раме.

Его отец здорово рисовал.

– Привет, Тернер.

– О’Делл. – Гейдж протянул приятелю сигарету.

Оба прекрасно знали, что Фокс берет ее только для того, чтобы не выглядеть слабаком. Он поспешно затянулся и вернул сигарету.

– Что у тебя? – Гейдж кивком головы указал на сумку, привязанную к багажнику «Молнии».

– Сухие закуски, печенье и еще пирожные. Яблочное и вишневое.

– Отлично. А у меня три банки «Бада»[4] на вечер.

Фокс удивленно вытаращил глаза.

– Врешь?

– Не вру. Старик напился и все равно не заметит. У меня есть еще кое-что. Последний номер журнала «Пентхаус».

– Правда?

– Старик прячет журналы под грудой тряпья в ванной.

– Дай посмотреть.

– Потом. С пивом.

Мальчики подняли головы, услышав, как Кэл ведет велосипед по каменистой тропинке.

– Эй, болван, – приветствовал приятеля Фокс.

– Здорово, придурки.

В грубых шутках мальчиков сквозила братская любовь. Они откатили велосипеды дальше в лес и свернули с узкой тропинки.