Братья - [3]

Этим погожим весенним вечером вся молодежь Бергена собралась там – посмеяться, покрасоваться обновами и умением складно подбирать слова. Из своего укрытия за цветущим кустом шиповника Локи увидел, как Синдри с радостным смехом подошла к подругам.

Локи еще раз залюбовался девушкой. Она показалась хитрейшему из асов красивей, чем сама Фрейя. Гордая головка слегка запрокинута под тяжестью густых золотисто-рыжих волос, убранных в сложный узел из кос. Нарядный зеленый хангерек, искусно вышитый по вороту и проймам был сшит из самой тонкой шерсти, а рубашка, рукава которой на запястьях были подхвачены широкими браслетами с зелеными камнями, из тончайшего выбеленного льна. Но асу оно показалось грубой дерюгой, не достойной касаться белой кожи красавицы. Тонкий стан перехвачен поясом, украшенным серебряными бляшками. Порой из-под подола показывалась крохотная ножка в вышитом башмачке.

Локи так залюбовался красавицей, что едва не упустил момент, когда на тропе за его спиной показалось несколько парней. Локи поспешил скрыться от них за деревьями. Эспен должен был окончательно исчезнуть. Локи отошел на достаточное расстояние, чтобы голоса с поляны превратились в сонное гудение пчел. Меж двух слоистых темно-серых гранитных камней бежал родничок, разливаясь небольшим – без труда перешагнуть – озерцом. Блестящие листья черники, из которых застенчиво выглядывали синие ягоды, склонились над самой водой. Темная галька, отполированная ручейком, превращала его в зеркало. Локи опустился на мягкий мох, зачерпнул сладкой воды. Прежде чем староватого кузнеца, побывавшего у ювелира, сменит другая личина, Локи принял свой истинный облик. Всего лишь на мгновение аса посетила мысль явиться девушке таким. Но вот он вгляделся в отражение.

Волосы – рыжие, как шерсть старого лиса. Богиня Идун до сих пор сердилась на него за похищение корзины с яблоками, дарующими асгардцам вечную молодость. Поэтому на висках появились седые подпалины. Вокруг разноцветных глаз залегли морщинки вечного смеха. В короткой бородке прячется насмешливая улыбка. Насмешливая и горькая.

– Кому ты нужен, кот облезлый? Разве что посмеяться над тобой…

Подумав немного, Локи прошептал заклинание, и вновь преобразился. На этот раз ас принял образ молодого щеголя-купца. Золотистые волосы, перехваченные тесьмой, рассыпались по широким плечам крупными кольцами. Синий плащ, отороченный черным мехом, небрежно накинут поверх шелковой вышитой рубахи. Рослый, статный вышел юноша – девичья погибель. Одни голубые глаза на загорелом лице чего стоили.

Вместе с обликом сменилось и настроение аса. Он набрал пригоршню спелой земляники, и со счастливым смехом отправил ягоды в рот. Какое-то веселое любопытство охватило его. Быстрыми легкими шагами направился он на поляну, где уже вовсю шло веселье. Уже ходил по рукам бочонок с пивом, уже разгорался костер и румянец на щеках красавиц. Парни пробовали голоса своих свирелей и лир. Один из парней начал рассказывать какую-то смешную историю, приключившуюся в Асгарде при его, Локи, участии. Белка спустилась на нижнюю ветку ясеня, и, прислушиваясь к рассказу, грызла орех, поглядывая на людей глазками-бусинками.

Синдри тоже слушала, сидя в кругу подруг. Ее внимание было полностью поглощено рассказчиком, так что она не замечала пристального взгляда незнакомца, появившегося на поляне. Только когда раздался его смех, резкий и дерзкий, не только она, но и все, кто собрался на поляне у большого костра, обратились к нему.

– А ты кто таков? – Обиженный, перебитый на полуслове рассказчик вскочил со своего места, и направился к насмешнику.

– Я-то? Прохожий, на своего отца похожий. Одет не в рогожу, имею лицо, а не рожу. Щедр на ласку и злато с девицей, остер на язык со всякою птицей вроде тебя, враля записного. А от меня больше не услышишь и слова.

Выпалил он все это с такими забавными ужимками, что сердиться на него было просто невозможно. Однако, опешивший от нежданного напора парень быстро опомнился и надвинулся на Локи.

– Чегой-то ты меня в записные врали зачисляешь? Ты, поди, и знать меня не знаешь.

– Знать не знаю, а то понимаю, что в твоем рассказе слова правды не услышал ни разу.

– А как же тогда было дело? – с насмешкой спросил рассказчик, косясь на белку, с любопытством прислушивающуюся к разговору. Если во время рассказа нежданного гостя раздастся ее возмущенное цоканье, он будет отомщен.

Ничуть не смущаясь всеобщим вниманием, Локи устроился возле огня, задумался ненадолго, глядя сквозь пламя то ли на Синдри, то ли на одному ему ведомые картины.

Потом он заговорил. Его голос то становился грубым и низким, когда он говорил за глупого великана, то наполнялся благородством и отвагой, когда речь шла о Торе и Одине. Высоким голоском – нежным или писклявым – он говорил за асиний и карликов. На его лице отражались то страх, то ярость, то гнев, то задумчивость и любовные муки.

Когда он умолк, солнце уже клонилось к закату. Сколько смешных и страшных историй успел он рассказать! Сколько дивных краев предстало перед глазами слушателей! И ни разу белка не подала рассерженного голоса. Предыдущий незадачливый рассказчик был посрамлен. Локи умолк и протянул руку за чашей с питьем, чтобы промочить пересохшее горло. Поверх края резной чаши он снова любовался нежным задумчивым личиком Синдри. Она смело ответила на взгляд незнакомца, и задала вопрос, о котором все уже успели позабыть.