Братья-оборотни - [53]

Перед тем, как начать обряд, ведьма запалила сухой травяной веник, заплетенный наподобие девичей косы. Теперь она ходила вокруг Мелвина противосолонь, размахивала этим импровизированным кадилом, и монотонно бормотала какую-то невероятную ахинею. Едкий травяной дым заполнил горницу, в глазах щипало, в носу свербело, а чихать нельзя, чихнешь — тут же окажешься на полу, и опять все заново. Пиздец какой-то.

— Ничего не трясется, кроме листьев на деревьях, — продолжала ведьма. — Матти Гровс ударил первым, лорд Дональд ударил вторым, а Лесли Гровс ударил позже всех, но сильнее всех. Ежик неуязвим для насилия. Боги, хозяева и люди, все помрут вместе в конце. Была бы у меня лента подвязать волосы, улетела бы, как беспечный ангел. Делай то, что по душе, на своем единороге.

Поначалу Мелвин прислушивался к ведьминым стишкам, пытаясь уловить скрытый смысл, затем перестал прислушиваться, наоборот, стал пытаться отвлечься от них, не думать о них, не обращать внимания на колдовской бред. Но когда бредовость слышимого превосходит все мыслимые границы, не обращать на него внимания становится решительно невозможно. Хоть молитву про себя читай…

— Вижу веру в твоих глазах, слышу веру в твоих слезах, — продолжала ведьма. — Иуда мой вождь, шепчет мне ночь. Длинные лодки увидены, воинский дух пробудился. Божий сын сидит на солнце, раздает душам мир и покой. Свойство вселенной суть бессмертная любовь. Гляди-ка сюда.

В руках ведьмы, откуда ни возьмись, появилась полупенсовая монетка на веревочке, и закачалась она из стороны в сторону, и завертелась вокруг своей воображаемой оси, и расступались перед ней дымные струйки и снова сливались позади, и следил за ней Мелвин глазами, и не мог отвести взгляд.

— Узор хаоса, — говорила ведьма. — Знак креста, имя розы, пламя в небе, знак креста. Два мира столкнутся, никто не спасется. Псы войны не ведут переговоров. Сей кувшин делал лучший в мире кувшинщик. Выпей, может, выйдет толк, был волчонок, станет волк. А теперь ответь мне: «Да».

— Да, — ответил Мелвин.

— ТАК ОБОРОТИСЬ ЖЕ ПОЛНОСТЬЮ! — заорала ведьма во всю сою глотку, и отвесила табурету могучего пинка.

Мелвин перекувыркнулся через голову и больно ударился спиной о земляной пол. Хорошо, что хижина у ведьмы такая бедная, был бы зажиточный терем с настильными полами — расшибся бы если не насмерть, то близко к тому.

— Да ты, девка, охуела! — закричал Мелвин.

— Тише, ваше высочество, — сказала ведьма и затушила травяную косу в бадейке с водой.

В этот момент до Мелвина дошло, что он снова принял человеческий облик. Расколдовала, чертовка! А он уже приготовился весь остаток жизни в собачьей шкуре пробродить, а теперь… А что, собственно, теперь? Его же теперь любая собака опознает в момент… да еще и голый…

Ведьма повесила остатки косы на стену, встала над Мелвином и стала его разглядывать. Затем села рядом, Мелвин автоматически положил руку ей на бедро, а она ему положила руку на чресла, и сграбастал он ее в объятия и овладел ею прямо на нечистом полу.

Потом они лежали и молчали, ибо говорить было нечего. А потом ведьма сказала:

— Вашему высочеству надо еще раз оборотиться. Ваше высочество хоть и бессмертно и неуязвимо, но народишко искушать тоже не след.

— Бессмертно? — переспросил Мелвин. — Неуязвимо? Оборотиться?

— Ага, — ответила ведьма, приподнялась на локте и коснулась щеки Мелвина кончиками пальцев. — Ты же оборотень. Что, не знал?

— Э-э-э, — сказал Мелвин. — Ты как бы намекаешь, что я могу менять облик по желанию?

— Конечно, — ответила ведьма. — Раз ты оборотень, значит, нужная сила у тебя есть. Надо только поверить, что она у тебя есть. Я же не буду каждый раз тебя зачаровывать.

— Почему? — спросил Мелвин.

— Гм, — сказала ведьма. — И в самом деле, почему… Ну, давай так договоримся. Я тебя буду повсюду сопровождать и помогать тебе оборачиваться всякий раз, как понадобится. А ты меня будешь кормить, содержать, защищать… еще любить будешь, когда я попрошу. Я нечасто просить буду, не бойся. А всех наших детей, какие только народятся, признаешь официальными бастардами. Согласен?

— Наглая ты девка, — сказал Мелвин. — А если я тебе шею сверну прямо здесь?

Ведьма пожала плечами и сказала:

— Будешь потом прятаться по помойкам от людей сэра Роберта и думать: «Какой я был дурак, что не согласился».

Мелвин рассмеялся и сказал:

— Люблю наглых девок. Как тебя зовут-то?

— Бонни, — представилась девка. — Бонни Черная Зайка.

— Почему такое странное прозвище? — удивился Мелвин.

— Да так, — сказала Бонни и почему-то смутилась. — Как-то само прилипло.

— Хорошо, Бонни, договорились, — сказал Мелвин. — Давай, превращай меня в кого-нибудь… хотя нет, лучше оставь меня одного ненадолго, мне подумать надо.

— Подумай, не торопись, — кивнула Бонни. — Ты, главное, сердцу воли не давай, головой думай. Месть — дело такое, что торопиться не след. Вот, помнится, Эрик Припадочный…

— Оставь меня, — повторил Мелвин. — Не мешай думать.

Мелвин думал минут пять и ни до чего не додумался. Тогда он перестал думать и стал молиться. Бонни тоже стала молиться, но не господу Иисусу и святому Николаю, как Мелвин, а Одину, Фрее и одновременно пресвятой богородице. Ни одна из высших сил на молитвы не откликалась, и когда Мелвин и Бонни это поняли, они перестали молиться, совокупились еще раз и легли спать. А утром Мелвин сразу понял, что надо делать. Не зря люди говорят, что утро вечера мудренее. Не в первый раз, кстати, озарение приходит утром, вчера точно так же все получилось. Может, это общее правило при общении с богами и святыми? Надо будет при случае спросить Бенедикта. Перед тем как глотку ему перегрызть, ха-ха.