Братья - [83]

Шрифт
Интервал

Галуст снял с кресла сумку, сел, наклонился и поцеловал жену.

– Я пропустил Талин?

Мина тихо пожала руку мужа: да, на выступление племянницы ты опоздал.

– Понимаешь, под самый конец дня ко мне пришел один человек.

Еще одно пожатие: выскажешься позже.

– У него на лице ожог. Выглядит ужасно.

– Пожалуйста! – прошептала Мина.

– Смотри. Он здесь.

Мина отвлеклась от танцующих детей. Среди людей в проходе стоял он. Лившийся со сцены свет падал на безбровое бритое лицо. Он стоял и грустно улыбался. Пропасть, так безжалостно разделившая их, стала уменьшаться. Мина почувствовала, как ее лицо невольно повторяет движение мускулов его лица – она тоже улыбалась ему.

– Ты знаешь его? – спросил Галуст.

Снова пожатие: пусть дети дотанцуют.

Танец закончился, объявили антракт, выступавшие дети бросились к своим родителям. Талин подбежала к Араксии, и их обеих подхватил на руки Галуст. Он немедленно начал сочинять, чтобы не обидеть Талин:

– Я видел и слышал тебя, Талин-джан, это было прекрасно.

Мина повторяла: «Ангел, ангел!» – как вдруг увидела, что Аво больше нет в проходе.

Даже не потрудившись объяснить, что происходит, она бросилась к дверям, продираясь сквозь толпу. Снаружи было темно, подгоняемый холодным ветром дождь хлестал куда-то вбок. Мина обхватила себя руками и увидела его. Заметно похудевший, он курил сигарету и губами шептал ее имя.

Она пошла в его сторону, разжав объятия, отпуская себя от себя самой.

– Так вы знакомы? – раздался голос Галуста, который нес на руках дочку.

Часть третья

Глава двадцатая

Лос-Анджелес, Калифорния, 1989 год


В начале вечера я ждал ее на заправочной станции, сидя в своем «рейнджере». Отпущенные ей десять минут на сборы уже прошли. Однако я продолжал смотреть в зеркало, надеясь увидеть Мину выходящей из-за угла соседнего здания с красной сумкой на талии, похожей на чемпионский пояс.

Я продолжал ждать, как бы сказали мои коллеги по цеху, подпрыгивая от нетерпения.

А ведь все это время меня ждала Фудзи. Гораздо дольше, чем я ей обещал. И одна лишь мысль, что моя кошка сейчас с такой же надеждой смотрит в окно, разрывала мне сердце.

Потом я поймал себя на том, что, заглядывая в зеркало, вижу в нем тот день, когда попытался научить Броубитера водить машину. Я как-то сказал ему отрегулировать зеркало заднего вида под его рост, и, возможно, это и натолкнуло меня на мысль. Тогда мы еще разъезжали на моей старой «Каталине». Мы в те дни находились где-то в Вайоминге, у подножия покрытых снегом гор, где паслись стада диких лошадей. Остановились на заправке на высоте семи тысяч футов над уровнем моря, и, пока я возился с заправочным шлангом, Броу, сидя в теплом салоне, вертел в пальцах один из наконечников стрел, которые зачем-то собирал.

Я решил сходить принять душ, а когда вернулся, то увидел его на вершине сугроба, наваленного прямо за бензоколонкой. Был март восьмидесятого года – Броу исчез чуть позже. Он заметил, что у него на родине даже самые высокие горы вряд ли смогут дотянуть до середины здешних. Небо казалось бездонным, а заснеженные вершины сверкали так ярко под солнечными лучами, что я едва мог взглянуть на них. Броу стоял и о чем-то думал. О чем именно – откуда мне знать. Потом он спустился и тоже пошел в душевую. По его следам я взобрался на сугроб и встал точно на его место.

Разве не должен мир казаться меньше с высоты? Солнце светило прямо над головой, и ничто не отбрасывало теней, все, что было доступно взору, – железнодорожные пути, автострада, по которой неслись машины, да еще несколько парней на заправке, они смотрели на меня, прикрыв глаза сложенными козырьком ладонями, словно отдавая воинский салют. Вся эта обыденная картина была пропитана золотистым свечением, весь мир, казалось, был пропитан им, и этот мир тянулся дальше и дальше. Я ошибся, подумав, что мир будет казаться меньше. Нет, он был бесконечным и лежал вне времени. Я вообразил себя одним из первых поселенцев, что потянулись на Запад за золотом. А потом представил человека, который, услышав о приисках вблизи Южного перевала, штат Вайоминг, прибыл сюда слишком поздно; человека, который приехал, бросив семью, дом и любимую женщину ради того, чего уже не было. Я видел его одиноким и мучавшимся от стыда. Стоя на этом снежном сугробе наедине с необъятным миром, я путешествовал во времени. Я был рядом с тем неудачником при последней вспышке надежды, когда он обнаружил золотые песчинки за бензоколонкой, которую еще не построили. Бедняга, он никогда не видел природного золота, а только представлял, каким оно может быть. К нему подходили другие, чтобы посмотреть, и тут до них дошло, что это плод его фантазии. А он стоял и пересыпал обычный песок из руки в руку, не догадываясь, что сошел с ума.

Он покинул свой дом из-за фантазии, в которую в конце концов и сам перестал верить. Что же, думал я, смогло бы вернуть этого человека обратно домой?

Вернувшись к машине, я сказал Броу, что он два года просидел на пассажирском сиденье, и теперь вполне созрел для того, чтобы научиться водить автомобиль самому.

Он втиснулся на водительское место и захлопнул дверь. Ему пришлось сгорбиться, локти сразу же уперлись ему в бедра.


Рекомендуем почитать
Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


«Жить хочу…»

«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Плутон

Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.


Суета. Роман в трех частях

Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.