Братья - [42]
– А в своем завещании, – говорила она, – Ширакаци оставил все свои деньги, чтобы его любимая крыса могла получать тот самый греческий сыр.
– Вот уж чего не знал, – рассеянно отозвался Аво.
Возможно, ему было неловко перед ней за то, что он слушал ее вполуха. Он остановился, подхватил Мину на руки и пощекотал губами ее шею – обычно это заставляло девушку заходиться от смеха.
– Прости, что кольцо дешевое. Да и камень искусственный.
Мина ответила, что кольцо просто идеальное, а в будущем он подарит ей настоящее обручальное колечко. И добавила, что единственный способ сделать кольцо дешевым, – это попытаться выдать его за настоящее.
– Расскажи еще, как мы будем путешествовать!
Аво осторожно опустил ее на землю и сказал:
– В Америке у нас будут лошади, коровы. Мы будем носить широкополые шляпы. По ночам мы будем смотреть кино и целыми днями слушать музыку. Ты поступишь в университет и станешь изучать высшую математику. А я буду писать тебе стихи. А ты за это…
– Ничего себе! Не буду я ничего делать ради стихов! Уж извините мою испорченность, но стихи пишут просто так.
– Ну и мне кое-что нужно будет просто так.
– Дурак!
– Вообще-то, я имел в виду уроки игры в нарды, а не то, что ты подумала. Слушай, для девушки из Кировакана у тебя довольно-таки порочное воображение.
И они пошли дальше, веря и не веря в то, о чем говорили.
Телевизор в квартире Мины показал крупный план Спасской башни: старый год от нового – семьдесят пятого – отделяли двадцать минут. Мина, ее сестра, мать и тетушки возились на кухне, спеша приготовить десерты. Женщины слаженно двигали локтями, как в часовом механизме. В гостиной дети уже уснули, а мужчины, рассевшись на массивных стульях из букового дерева, ждали застолья. В углах окон потихоньку разрастались морозные узоры, напоминавшие плесень, и в них отражались расставленные на столе пирамиды гранатов и нектаринов.
– Я выйду на минутку, – сказал Аво, берясь за пальто.
Отец Мины возразил, что нет смысла выходить на улицу, чтобы выкурить сигарету, и достал свою. Но Аво объяснил, что любит курить на холоде, – это было правдой.
– Я вернусь еще до того, как Мина управится на кухне, – добавил он, прихватив со стола нектарин.
Кироваканские улицы были обрамлены зубчатыми горами снега. Последние несколько дней Аво не ходил на прогулки, а шел сразу в дом родителей Рубена, чтобы перечитать им открытку. Он так и не смог понять, что хотел сказать Рубен. Брату стоило быть попрямее в высказываниях, хотя, с другой стороны, Аво понимал, что Рубен неспроста задает загадки. От одной мысли, что брат тайно перебрался из Парижа в Бейрут, захватывало дух. Он в розыске, да еще и перебежчик! Сам факт переезда в Бейрут говорил о том, что Рубену помогали профессионалы, и от этого становилось еще интереснее. Но все же Рубен мог бы написать что-нибудь более доступное для понимания. На самом деле жаль, что столь захватывающая история побега была разбавлена какой-то детской нелепостью про старика и полночь.
«Какой смысл спрашивать, мертв ли еще мертвец?» – думал Аво. Ему казалось, что он помнит текст наизусть, и он произнес вслух:
– Как там старик, все еще мертв?
Накануне он занимался тем, что менял порядок слов в этом письме. «Еще мертв»? «Мертв еще»? Какая разница? Мозг Аво переставлял слова и так, и так. Он попробовал сделать паузу: «Мертв… пока». Пауза вроде бы меняла смысл.
«Как статуя», – подумал Аво, и тут до него дошло, где и что нужно искать. И рассказать матери Рубена всю историю.
Он решил пойти на площадь до наступления Нового года.
Там, на заснеженной площади, он проверил часы. В запасе оставалось еще четырнадцать минут. Уже собиралась толпа, рабочие готовили фейерверк. Толпа окружила памятник Кирову – мертвого старика, который может ожить в новом году.
Аво присел на постамент. Он наблюдал, как мальчишки Манукян катаются на санках. Как сестры Барсамян и девочка Мирзоян сапожками затаптывают в снег бумажки с пожеланиями. Еще много кого из детишек видел Аво. Их родители курили на ступеньках исполкома. Это было все, ради чего они жили и выжили – ради одной-единственной ночи, которую проводили вместе, глядя в будущее, а не в прошлое. Аво узнал почти всех. Пока тянулось время до полуночи, к нему подошли несколько человек, поздоровались и предложили выпить-закусить.
Аво и сам удивился, выяснив, что на таком морозе совсем не ощущает холода. Правда, его габариты позволяли ему чувствовать себя комфортнее по сравнению с другими. Кроме того, сердце его сейчас билось чуть быстрее обычного. Аво взял несколько грецких орехов у Мано Наджаряна, с которым работал на заводе, и бросил свой нектарин дочке Мано.
Ему казалось, что он может просидеть на этом месте столько же, сколько старик Киров простоять на своем постаменте.
Когда часы на башне возвестили о наступлении нового года, загремел фейерверк. Зеленоватые ракеты взлетали навстречу падающим снежинкам. Аво не поднимал головы и не видел взрывов. Он повернулся и стал рассматривать статую, которая должна была «ожить» после полуночи. Он не воспринимал слова брата буквально, но ожидал, что что-то должно произойти. Еще раз внимательно оглядел статую – ничего особенного. Ему показалось, что толпа на площади кого-то ждет – посланца? Или сам Рубен сейчас выйдет к нему из-за памятника? Но нет – он видел только радостные лица детишек, на которых отражались зеленые сполохи.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.