Братья - [102]

Шрифт
Интервал

Фудзи дольше всех прожила в моем питомнике. Она стала мне товарищем… Но я видел, что здесь ее любят, что ей тепло в этих руках и солнечных лучах, льющихся из окна. Я спросил, будут ли о ней заботиться, и старуха по-армянски ответила «да».

Я направился на восток через пустыню и проехал сто пятьдесят миль, прежде чем остановился на обочине в тени юкк. Примерно в полумиле виднелось бунгало Трампета – желтая терраса напоминала лезвие на горизонте.

Когда я жил с Джойс, я придерживался мысли, что мой брат жив, хотя на самом деле этой мыслью я снова и снова уничтожал его. Что же касается Джонни… Кроме него, никто больше не хотел дать мне еще один шанс в бизнесе. Когда он позвонил, я почувствовал себя обязанным ему, но теперь понимал, что довольно будет и простой благодарности, которую и высказывать необязательно.

Почти доехав до бунгало, я завел машину и двинулся еще дальше на восток.


В ювелирном магазине Валентина обработала мои ссадины перекисью водорода. Она вдруг поймала мой взгляд – я неотрывно смотрел на витрину.

– Вам нравятся эти серьги из лазурита? – спросила она.

Я ответил, что они напоминают мне одну девушку, которую я когда-то знал.

– И перед которой мне надо было бы извиниться, – добавил я.

– Тогда возьмите их себе.

– Вы уверены?

– Хорошая цена за кота.


Я мчался по пустыне в город Тусон. Ее дом выглядел все так же – те же камни и написанная от руки вывеска: «Геотерапия Джойс». Должно быть, она увидела меня в окно, потому что сразу же открыла дверь, не успел я дотянуться до звонка.

Я протянул ей серьги. Джойс покрутила их в пальцах, затем бросила в груду камней у порога.

– Как бизнес, ничего? – спросил я.

– Подделка, – сказала Джойс. – Кто бы тебе их ни продал, тебя надули.

– Что ж, видимо, я это заслужил.

– Чего тебе нужно, Терри?

Теперь, когда она стала старше, я увидел, как она красива. Джойс стала мне сестрой.

– Ты – последняя, кто знал его, – сказал я.

– Гилберта? Он и сейчас здесь.

Она пригласила меня в дом и согрела чаю. Весь вечер мы только и говорили, что о моем брате. Я мог бы сказать, что мы смеялись до слез, а слезы заканчивались смехом, но правда в том, что мы просто его вспомнили – тихо…

Вечером, провожая меня до машины, Джойс наклонилась, чтобы подобрать серьги. Она их надела – синие, с золотыми вкраплениями, как звездная пыль. Фальшивка или нет, но они определенно шли ей.

Теперь я хочу вернуться к еще одному воспоминанию – как мы с Броубитером совершили путешествие к центру земли.

После долгих разъездов по Восточному побережью мы вернулись на юго-запад.

Броу сидел на пассажирском сиденье, уткнувшись носом в колени. За окном тянулись огромные пространства, глаз было не на чем остановить.

После нескольких дней путешествия через кукурузные и соевые поля мы въехали в пустыню. Нас окружали сотни, тысячи акров древних отложений, возвышавшихся над поверхностью, словно наполовину вытащенные из половиц гвозди. Вдалеке синел горный хребет, вершины которого напоминали наконечники стрел.

Наконечники стрел… Я помню, как в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, Аво полез в свою сумку, чтобы расплатиться за несколько таких безделушек. Торговавшая ими женщина, волосы которой достигали подошв ее туфель, меньше чем за пятнадцать минут объяснила нам, в чем заключается преступление экспансии на запад. Она дала Аво хорошую скидку, сказав (так, чтобы я слышал), что белым людям скидок она не предоставляет. Для нее это был своего рода небольшой налог, цент к центу, которые через триллион лет погасят основную задолженность.

Это было незадолго до того, как мы посетили пещеры в Карлсбаде. Броу прочитал о них в книжке. Я свернул с шоссе, и мы стали подниматься по извилистому гребню. От парковки мы прошли до главного входа.

– Вот, – сказал я. – Наконец-то нашлась пристойная дверь для твоей задницы!

Мы прошли внутрь. Обернулись на крошечное пятнышко света, обозначавшее вход. Дальше были тьма и спуск, тьма и спуск… Слова «вниз» и «вперед» здесь стали синонимами. По пути нам светили тусклые оранжевые лампочки, развешанные на перилах через равные промежутки. Дорожка вела нас все глубже. Воздух становился все более холодным, влажным и давящим. Огромные наросты тянулись от потолка и от пола, стараясь соприкоснуться. С верхних капала вода, собираясь на нижних, и с течением многих веков некоторые наросты превратились в огромные колонны, светящиеся в темноте.

Мы продолжали спускаться, что казалось нам вечностью, – да так, по сути, оно и было: укрепленная на болтах табличка сообщала, что каждый шаг вниз – это шаг назад во времени. Мне пришла в голову абсурдная идея, что там, внизу, меня может ждать мой брат, что мы повернули стрелу времени назад и что точно так же, как встречаются сталактиты и сталагмиты, мы можем встретиться здесь с людьми с другой стороны, с теми, кого мы называем семьей, и они заберут нас домой.

Дойдя до самого дна, мы увидели то, что поистине казалось более абсурдным: на глубине работал сувенирный ларек. Я нашел для себя футболку, а Броубитер остановился у синего почтового ящика. Трудно представить, но там была даже туалетная комната, которой я немедленно воспользовался.


Рекомендуем почитать
Стёкла

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Про папу. Антироман

Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!


Избранное

Велько Петрович (1884—1967) — крупный сербский писатель-реалист, много и плодотворно работавший в жанре рассказа. За более чем 60-летнюю работу в литературе он создал богатую панораму жизни своего народа на разных этапах его истории, начиная с первой мировой войны и кончая строительством социалистической Югославии.


Власть

Роман современного румынского писателя посвящен событиям, связанным с установлением народной власти в одном из причерноморских городов Румынии. Автор убедительно показывает интернациональный характер освободительной миссии Советской Армии, раскрывает огромное влияние, которое оказали победы советских войск на развертывание борьбы румынского народа за свержение монархо-фашистского режима. Книга привлечет внимание массового читателя.


Река Лажа

Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).


Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.