Братья Кеннеди - [79]

Эрнест Хемингуэй приветствовал приход Джона Кеннеди в Белый дом. Церемония вступления президента в должность побудила его написать: «Я убежден, что наш президент выдержит любой зной, как он выдержал холод в этот день. Ежедневно я возобновляю свою веру в него и пытаюсь понять практические трудности правления, встающие перед ним. Я видел, какое мужество он вносит в дела. Чудесно, что в дни тяжкие для мира и нашей страны у нас смелый президент».

Надежды интеллигенции, выраженные в незаурядных строках Э. Хемингуэя, постепенно таяли, по мере прояснения разворота деятельности просвещенного президента. Постепенно, справедливо заключил американский историк Р. Хофстадтер, «большинству интеллигентов… мышление нового президента представлялось хотя и неглубоким, но, по крайней мере, живым и сложным». Белый дом чутко реагировал на смятение мыслящих умов.

Прослышав, что влиятельный литературный критик А. Казин засел за статью о нем, Кеннеди пригласил литератора отобедать. Побеседовали. Критик написал, напечатал и послал президенту статью. «Ну вот, – сокрушался Кеннеди, – кормили его, поили вином, говорили с ним о Хемингуэе и Драйзере, потом я сказал Джеки, что напрасно она не пришла на обед. Он ушел, и на тебе, эта статья!» Обижаться, в сущности, было не на что. За обедом толковали о возвышенных материях, но разве не сам президент сказал: «Какое отношение все это имеет к бумагам, ожидающим меня на столе?» Казин заключил: «Кеннеди ясно понимает, как много могут сделать интеллигенты, и внутренне даже уважает некоторых писателей, ученых и мыслителей, однако это абсолютно не связано с трагически громадными государственными проблемами и не способствует их разрешению».

Казин прозрел спустя некоторое время после въезда Кеннеди в Белый дом. Другие были проницательнее. У. Фолкнер не оценил высокой чести и не откликнулся на приглашение украсить своим пребыванием церемонию 20 января 1961 года. Незадолго до смерти прославленного литератора еще раз позвали на прием в Белый дом… «Зачем мне идти туда, – заметил Фолкнер, – я ведь ни с кем из них не знаком». Некоторые интеллигенты выражались еще резче.

Американский социолог Райт Миллс, давший внушительные исследования о правящей элите США, а также незадолго до смерти говорил: «Стыжусь, что я американец, стыжусь, что Джон Ф. Кеннеди наш президент». Экзистенциалисты давно объяснили, что в пограничном состоянии между жизнью и смертью люди способны на очень откровенные суждения…

КОСМОС ЗОВЕТ

Перегнать Советский Союз! Немедленно! Нигде это не представлялось Кеннеди более настоятельным, чем в области космических исследований. «Самые большие достижения советской системы, – говорил он, – в космосе». Советские спутники зримо утверждали в небе над всеми континентами великие свершения социализма. На пресс-конференции в середине февраля 1961 года Кеннеди упавшим голосом докладывал: «У нас есть достаточно мощные ракеты-носители, чтобы защищаться в военном отношении. Однако для больших, глубоких исследований космоса нужны ракеты-носители посильнее. В этом отношении СССР впереди нас. (Президент, вероятно, не видел иронии в сопоставлении.) Наша главная задача – перегнать их».

Научные советники правительства, закостенелые в утверждениях об «отсталости» Советского Союза, бесхитростно рекомендовали: в сообщениях печати подчеркивать превосходство американской аппаратуры; тогда авось перестанут обращать внимание на советские успехи. Кеннеди, однако, рассматривал проблемы исследования космического пространства прежде всего под углом зрения политики. Если советская программа освоения космоса имела в виду научные интересы и проводилась спокойно, шаг за шагом, то в Соединенных Штатах вокруг решения соответствующих проблем была поднята невероятная пропагандистская шумиха.

В газетах и журналах печатались бесчисленные сенсационные статьи, тема космоса занимала громадное место в передачах по телевидению и радио. В соответствии с принципами американской рекламы говорилось обо всем, причем особый акцент делался на национальном приоритете. Поразительная картина! Ведь речь шла о выходе в космос в интересах всего человечества, а американские пропагандисты вносили в благородное дело нездоровый элемент спекулятивных предположений.

В 5 часов 30 минут утра 12 апреля 1961 года Сэлинджеру сообщили: Москва объявила о космическом полете Ю. Гагарина. Около 8 часов утра Сэлинджер позвонил президенту, удрученно выслушавшему сообщение. Кеннеди дал согласие на передачу в печать специально подготовленного заявления: «Достижения СССР, пославшего человека на космическую орбиту и благополучно возвратившего его на землю, – великий технический успех. Мы поздравляем советских ученых и инженеров, которые сделали возможным этот подвиг…».

В 4 часа дня расстроенный президент предстал перед журналистами на пресс-конференции. Недобрая встреча, колючие вопросы:

– Г-н президент! Сегодня один из конгрессменов заявил, что он устал видеть США второй державой после России в космических исследованиях. Вы уже просили конгресс отпустить дополнительные средства, чтобы ускорить наши космические программы. Каковы перспективы того, что мы догоним и, возможно, перегоним Россию в этой области?