Братья - [10]
– Вот тебе и хмель! – бубнил он. – Короли, говорите, пьют. Обманное вино. Для утробы незаметное, а в голове туман. Будто на Енисее перед заморозками.
– Ты амбарную книгу оставь. Не ровен час – потеряешь. Пурга ведь.
Сидельников вдруг на миг отрезвел и строго посмотрел на Сотникова.
– Никогда! Даже Богу не доверил бы. Здесь весь амбар на бумаге. Тут десятки тысяч, – он потряс книгой и прижал к себе. – Здесь жизнь моя и честь. Помните, что Алексей Сидельников – не мот и не вор.
Он сунул книгу за пазуху, застегнул все пуговицы и вышел в пуржистую темень ночи.
Киприян Михайлович закрыл дверь на засов, погасил в сенях керосинку и возвратился в горницу. Стол был свободен от закусок, стулья стояли вокруг него, как будто тут и не было недавней трапезы.
Екатерина поглядывала на часы. Они отбили шесть часов вечера. С минуты на минуту должна появиться Мария Николаевна. Она долила самовар, маленькой кочережкой пошевелила в поддувале угли и услышала нарастающий шум закипающей воды.
– Ты чайку захотела, Катя? Я дак все. После вина пить не хочется.
– Жду Марию Николаевну. Обещала прийти.
Она глянула в незамерзший краешек окна в сторону темного пятна церкви. Размытые контуры храма будто ходили ходуном, то появляясь, то исчезая в вихре снега.
– Поземка сильная, видать, к пурге, – решила она и накинула на плечи цветастый платок.
Ей казалось, уличная метель залетела на кухню, укутала тело слоем мягкого холода.
– Ты озябла? – спросил Киприян Михайлович. – А где Аким? Может, печи погасли?
– Нет, горят. Даже окошко начинает оттаивать. Я мысленно озябла, взглянув в окно.
– Может, Мария Николаевна метели испугалась? – предположил хозяин. – Хотя она не из пугливых. Ссыльных не боится, с тунгусами дружит. Умом всех завораживает. Ей бы в другом месте жить. Где она, вокруг все оживает. Есть в ее душе невидимый огонь. В глазах вспыхивают искорки.
– Вы, Киприян Михайлович, даже глаза разглядели. Я думала, вы девиц не замечали.
– Замечал. Взгляд сам двигался за такими, будто оленуху выслеживал на охоте. Только выстрелов не делал. В тебя первую выстрелил, а ранеными оказались оба.
Легонько постучали в окошко.
– По стуку слышу, Маша пришла! – обрадовалась Катерина, накидывая безрукавку. – Я сейчас открою.
И она исчезла в темных сенях. Послышался скрип задвижки, шум ветра и легкий топот. Киприян Михайлович поднялся навстречу.
– Добрый вечер, Мария Николаевна! Проходи, а то заждались тебя.
Маша стряхнула снег с шапки, щеточкой сняла с воротника и повесила шубку на крючок.
– А где ваша галантность, Киприян Михайлович! Кавалер должен встречать даму согласно этикету. Эх, купцы, купцы! Вам бы чуть-чуть светских манер и из казаков можно сразу в дворяне. Не вся еще у вас кровь порченая.
Киприян Михайлович, переминался с ноги на ногу из-за своей неловкости. Он только успел у нее взять шапку и положить на полку. Катерина была рядом и выслушивала замечания гувернантки. Нервничала, пытаясь вставить слово.
– Мария Николаевна, мы росли без гувернанток. Правилам хорошего тона нас не наставляли. Тятя с мамой учили делам домашним! – заступилась за Сотникова кухарка. – Что его, что меня, хотя родители были разные. У казаков своя выучка, у священников – иная.
– Да я не виню. Я шучу, но даму встречать нужно хозяину. Запомните, Киприян Михайлович!
– Запомню. Но я застенчивый, особенно при таких дамах, как вы. Уж простите за мою купеческую никчемность! – перевел все в шутку Киприян Михайлович.
Екатерина принесла свежезаваренный чай, вазочку с вареньем и судок пряников. Молча пили чай, готовились к разговору о важном. Хозяева стеснялись начать первыми. Мария Николаевна уловила замешательство:
– Хочу вас поздравить с помолвкой. Хоть и поздно, но поздравляю. А вот венчание – дело Божественное. Отец Даниил измаялся в ожидании. Готовится. Ритуал дома репетирует. Церковь внутри уже блестит. Хочет венчание дочери сделать академичным, по всем церковным канонам. Чтобы вы на всю жизнь запомнили его.
Киприян Михайлович со смешинкой в глазах слушал рассказ Марии Николаевны. «Надо его в баню позвать! – подумал он. – Все-таки теперь тесть. Пусть и свои грехи смоет, да заодно и пожертвую сотню-другую на храм». Екатерина сбоку смотрела на суженого, боясь проронить лишнее слово. «А ведь рожу – все равно все узнают, что раньше срока. Отцу-то с матерью неловко будет. И прихожане скажут: недоглядел священник свое чадо!» – думала Катерина, слушая свою подругу, и подозревала, что та все заметила. А Мария Николаевна продолжала:
– Да что вы сникли? Чего испугались? Радоваться надо. Каждый человек когда-нибудь к этому приходит. Вас интимная сторона, наверное, смущает. Лично не знаю, но читала. Со временем, пишут, смущения и стеснения проходят. Ну а женская стыдливость остается. Это врожденное.
Катерина нашлась первой.
– Мария Николаевна, как ни говори, а стыд все-таки пробивает. Я вот перед тобой, подружкой, сейчас робею. Чувствую, лицо огнем горит. А в других случаях подобного со мной не бывает. Я по натуре не из робких. А вот Киприян Михайлович. В прошлом годе здоровенную волчицу уложил на Пясине – не испугался. Один на нее наткнулся. А женитьба для него, верно, страшнее волчицы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.