Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [200]

К вам едет сегодня бывшая красавица Жеребцова, мать графини Орловой, вышедшая замуж за графа Ржевуцкого, который также красавец, но гораздо ее моложе. Будет довольно забавно наблюдать ее вместе с зятем ее, графом Алексеем! Это как если б я был гораздо моложе Долгорукова.

Константин. С.-Петербург, 16 сентября 1833 года

О государе, как я тебе писал, слухи различны, и в Царском Селе еще не знают, из Бреста ли прямо изволит возвратиться или из Киева. Сегодня писал мне, между тем, Клейнмихель, что фельдъегери ежедневно в 2 часа будут отправляться в место пребывания его величества. Не узнаем ли уже с царскосельской почтою что-нибудь положительное?

Константин. С.-Петербург, 18 сентября 1833 года

Слава Богу, государь возвратился благополучно третьего дня вечером в Царское Село. Князь мне писал вчера, что по всем расчетам ждали его величество сегодня, а он приехал гораздо ранее. Это душевно всех возрадовало. Бенкендорф также приехал с государем; он от прусского короля получил орден Черного Орла, а от австрийского императора – Св. Стефана, князь Меншиков – Леопольда, Суворов – 2-й степени, Адлерберг – Железную Корону, о прочих не знаю. Государь пожаловал Фикельмону орден Св. Андрея, бургграфу Богемии Хотеку и генералу, командовавшему войсками, – Св. Александра Невского. Вчера мы очень приятно провели Сонюшкины именины. Обедало человек более сорока, а к вечеру еще наехало, так что до второго часа с семи напрыгались препорядочно, даже и Сашка забыл свою слабость. Танцовщицы были те же, что и в последний раз: Голицыны, Журавлевы, Лексова, Лазарева, Трубецкая, и как зарядили, так до второго часа безостановочно все прыгали. Дети, да и все говорят, что очень было весело. Тем лучше. Завтра переезжаем в город.

Константин. С.-Петербург, 19 сентября 1833 года

Говорят, все шоссе по Московской дороге открыли; теперь надобно ввести новый ход почт по 12 верст в час, но и смотреть, чтобы никак не опаздывали и почтальоны не ленились и не шалили.

Константин. С.-Петербург, 21 сентября 1833 года

У Ламсдорфа Кильдишевский рассказывал, что в Москве умер генерал-майор граф Толстой, сын графа Петра Александровича. Если правда, то очень сожалею, славный был малый и храбрец. Карнеев рассказывал, что у него один из профессоров, Леман, без вести пропал, а на другой день и славный гравер медалей Уткин (не тот, что в Академии) также без вести пропал. Ну, вот тебе сколько новостей.

Александр. Москва, 23 сентября 1833 года

Вчера является милый Люцероде. «Я пришел проститься с вами и поблагодарить за все ваши знаки внимания». – «Как так?» – «Ну, да ведь завтра я еду в Санкт-Петербург. Боюсь не застать императора, если его императорское величество снова отправится в какую-нибудь поездку по России». Я его просил сблизиться с тобою; ты, верно, будешь доволен его знакомством: милый, кроткий, скромный и добрый человек. Все его здесь полюбили, и я очень благодарю Вяземского за это знакомство. Он в восхищении от нашей Белокаменной. Как он хорошо по-русски говорит!

Александр. Москва, 26 сентября 1833 года

Утро сегодняшнее самое приятное для меня, ибо имею известия приятные ото всех вас: от тебя, от Наташи, от Ольги и Кости. Письмо сего последнего чрезвычайно меня тронуло и почти бы обрадовало без лени его к математике; но и то правда, что без лени этой не был бы он призван к великому князю и обласкан так его высочеством. Я говорю «обласкан», ибо истинно отеческие упреки и выговоры его почитаю я величайшим доказательством милостей его к моему Косте. Я буду ему очень пространно писать, видя в настоящем обстоятельстве эпоху для Кости решительную и важную. Он имеет случай заслужить покровительство и ласку великого князя на всю свою жизнь. Фортуна сама к нему лезет, не надобно отвергать ее объятия.

Ежели все пойдет хорошо у Кости, то две великие получит он выгоды: первое – он докажет великому князю, как сильно могли действовать над ним слова его, это не может не быть приятно его высочеству, а потом – что имеет твердый характер, что может все преодолеть, ежели только захочет; а второе и главнейшее – что проложит себе точно дорогу, имев счастие обратить на себя милость и внимание великого князя, а это большой шаг и к милости государя. Все это поставлю я на вид Косте. Письмо его чрезмерно меня порадовало, и я так тронут милостями великого князя, что не стану прежде трех дней писать его высочеству, чтобы в избытке чувств не наговорить ему что-нибудь. Вообрази (тебе, я чаю, все это передал наш солдатик), что великий князь приказывал себе особенно рапортовать каждый месяц о Косте и еще сказал: «И я сведения сии буду посылать в Москву». Велит ли мне Бог когда-нибудь поквитаться с великим князем? Государю хоть служу, сколько дано и сил, и умения, и усердия, но с Михаилом Павловичем не то.

Константин. С.-Петербург, 29 сентября 1833 года

Напрасно ты не съездишь к князю Александру Николаевичу Салтыкову. Не примет – его дело. Он и здесь в свет не ездил, но все-таки лучше видать его. Он к нам был всегда хорош.

Говорят, поддели английский магазин на несколько тысяч. Кто-то приехал в мундире, выбрал разных вещей для больной своей жены и просил прислать к ней – близко, в трактир «Лондон», – с кем-нибудь из посыльных, называясь графом Ламсдорфом. Тот является. Девка с мнимым Ламсдорфом выходит и говорит своему барину, что к барыне нельзя теперь войти. Он, чтобы англичанину не дожидаться, берет у него вещи, входит в спальню, и кончается тем, что он и девка исчезают чрез заднюю лестницу. Подождав с час, англичанин вглядывается в мнимую спальню – нет никого, далее видит лестницу и догадывается, что его обманули. Пошел к хозяину; тот говорит, что не знает жильца, что он за час пришел посмотреть квартиру, дал задаток и сказал, что пойдет за паспортом, вместо того скорее в английский магазин и успел еще обокрасть. Посмеюсь над ними: кажется, они очень осторожны, а тут схватили тысячи на четыре, говорят, убытку.