Братья Бельские - [11]

Вскоре их остановили немцы, и офицер спросил, кто они такие.

— Мы были в плену у русских, — сказал Зусь.

— Что вы там делали? — спросил немец.

— Принудительная рабочая сила, — ответил Зусь.

Офицер махнул рукой, дав им знак проходить.

— Идите домой, — сказал он.

Буквально через мгновение они увидели четырех евреев, которые так и не успели снять красноармейскую форму. Немцы приказали им встать на колени и расстреляли с близкого расстояния.

Еще через некоторое время им встретилась группа русских солдат. На этот раз советский лейтенант спросил, кто они такие.

— Я еврей, — сказал Зусь, зная, что для русских лучше быть евреем, чем поляком.

Лейтенант не поверил ему, решив, что он вполне может быть нацистским шпионом, пытающимся пробраться внутрь страны.

— Видали мы таких евреев… — Он подозвал солдата еврея из своего отряда, который заговорил с Зусем на идише, и это подтвердило правдивость слов Зуся, — его находчивость снова спасла всех.

Добравшись, наконец, до Новогрудка, Зусь нашел там свою жену Цилю. Его дом был разрушен бомбежкой. Голодный и грязный, он отправился один в Станкевичи, чтобы повидать родителей, в то время как Циля, которая была на восьмом месяце беременности, осталась с родственниками в городе.

Асаэль, чья часть также распалась в хаосе и неразберихе первых военных дней, проделал намного более короткий путь и уже был в Станкевичах, где собрались и другие родственники. Их было слишком много, чтобы поместиться в доме. Некоторым пришлось устраиваться на конюшне. Но Станкевичам недолго суждено было оставаться безопасным пристанищем. К первому июля к границам их владений подошло подразделение вермахта, и в дом ворвался немецкий офицер.

— Кто все эти люди у вас в доме? — спросил он по-польски.

— Давид Бельский и его семья, владельцы дома, полей и мельницы, — ответил Тувья.

Немец заметил, что Тувья одет не как простой местный крестьянин.

— Кто ты?

— Я из Лиды, — ответил Тувья. — Но я вернулся сюда, когда город бомбили. Я вернулся к своему отцу.

— А что ты делал в Лиде?

— Я был бухгалтером, помощником бухгалтера, — сказал Тувья.

Тем временем солдаты разбили палатки на поле и превратили сарай во временный штаб. Немец объявил, что у всех, кто не жил постоянно на мельнице, есть пятнадцать минут, чтобы собраться и уехать. Те, кто не повинуется приказу, будут расстреляны.

Старики Бельские были потрясены таким поворотом событий. Взволнованная Бейлэ рыдала, оплакивая судьбу своих детей. Они были так раздавлены, что Тувья начал беспокоиться о состоянии их рассудка.

В поисках безопасного угла Тувья и его тридцатилетний брат Абрам решились отправиться на телеге в Новогрудок, где, как надеялся Тувья, они смогли бы устроиться в доме у одного из друзей. Прибыв в Новогрудок, они увидели немцев, марширующих по улицам разбомбленного города, который все же был не так сильно разбит, как Лида. В доме их друга все окна были выбиты во время бомбежки, но сам дом был пригоден для жилья.

— Устраивайтесь, если хотите, — сказал братьям их друг. — И не волнуйтесь об арендной плате.

В ту же минуту какой-то поляк, завербованный немцами служить в милиции — с белой повязкой на рукаве для обозначения его статуса, — подошел к ним и приказал братьям явиться на работу в здание в центре города. Когда Тувья сказал ему, что он не живет в Новогрудке, поляк предупредил его, что если он ослушается приказа, то будет немедленно расстрелян.

В здании администрации, которое прежде занимали советские чиновники, братьям и еще пятидесяти другим евреям было велено перенести мебель и побросать в костер портреты советских вождей. Когда они завершили работу, у дома собралась группа поляков, чтобы поблагодарить немцев за «то, что освободили нас от еврейского рабства».

— Теперь вы будете видеть евреев только на киноэкране, — сказал им нацистский офицер. — Это приказ Гитлера. Он с ними разделается.

Чувствуя поддержку со стороны немцев, поляки начали насмехаться над еврейскими рабочими, бить их дубинками и кожаными поясами. Обоим братьям досталось. Тувья весь кипел от гнева, но сдержался. К концу дня их группу построили в колонну и приказали идти на следующий участок. Одному из рабочих было велено возглавить процессию с маленьким кустом в руках, что дало еще один повод надсмотрщикам поиздеваться над этим шествием, хотя и без того немцы и поляки всячески оскорбляли их и продолжали наносить им удары.

Под покровом темноты Тувья и Абрам скрылись, нашли свою лошадь и телегу и направились в Станкевичи. «Когда мы с вами встретимся снова, — думал Тувья, покидая Новогрудок, — у меня в руках будет оружие».

Вернувшись на мельницу, братья и там обнаружили вокруг их усадьбы движение немецких войск. Тувья решил, что безопаснее будет укрыться в ближнем лесу и выждать. Зусь и Азаэль уже сделали то же самое, они тоже переселились в лес. Обстоятельства жизни братьев так резко изменились за две недели вторжения, что они вынуждены были принять решение, соответствующее новой реальности.

Радио из Москвы передавало сообщения, из которых становилось ясно, что ожидает советское правительство от таких людей, как братья Бельские. В своем обращении 3 июля Сталин сказал, что в областях, занятых врагом, должны быть сформированы партизанские отряды, конные и пешие, организованы группы диверсантов, чтобы сражаться с вражескими войсками, разжигать партизанскую войну всюду, где только можно, то есть взрывать мосты и дороги, повреждать телефонные и телеграфные линии, поджигать леса, склады и поезда; на оккупированных территориях должны быть созданы невыносимые условия для врага и всех его приспешников; врагов надо преследовать и уничтожать везде, где они скрываются, и все их усилия должны быть сведены к нулю.