Братство волка - [68]

— Уверяют, что он перевернул вверх дном все фронтенакское аббатство, куда вернулся со своим дядей приором. У него теперь есть собаки и лошади, для него купили самое лучшее оружие, он постоянно упражняется, чтобы сделаться первоклассным стрелком. Он познакомился с бывшим егерем королевской охоты, о котором рассказывают чудеса, и они вместе рыщут по лесу, то верхом, то пешком. Аббаты не отказывают ему ни в чем и щедро дают деньги на все его издержки. Несмотря на это, я очень сомневаюсь, чтобы мосье Леонс достиг когда-нибудь своей цели.

— Откуда нам знать? — возразил Ларош-Боассо с озабоченным видом. — Для этого ему нужна только одна минута удачи. Но, может быть, эта минута не настанет. Когда этот новичок окажется в состоянии пуститься на охоту, зверь будет давно мертв. Мы об этом позаботимся, если только этот парижский охотник не позаботится прежде нас.

— Бросьте, Ларош-Боассо, неужели вы можете принимать всерьез этого барона д'Энневаля, который приехал к нам с такой самоуверенностью, такой гордый королевским поручением? Однако он начинает сознаваться, что это выше его сил. После десяти неудачных охот он продвинулся не больше, чем в первый день. Зверь играет с ним в догонялки; он все бегает за ним и не может его догнать. Д'Энневаль измучился, его собаки, лошади, слуги нуждаются в отдыхе. Он поговаривает о возвращении в Париж и хочет, чтобы кто-нибудь другой исцелил Жеводан от этой язвы.

Ларош-Боассо сделал по комнате несколько шагов с задумчивым видом.

— То, что вы мне говорите, Легри, — продолжал он, — подтверждает мысль, которая пришла мне в голову после той проклятой охоты, которой я распоряжался в Меркоарском лесу. Шумная охота никогда не удастся с таким зверем, недоверчивым и хитрым, как этот волк; она его тревожит и заставляет постоянно быть настороже. Стало быть, нужно, чтобы на охоту отправились два решительных человека, два хороших стрелка, которые могли бы положиться друг на друга — как вы и я, например — со своими ружьями и с двумя или тремя слугами, не более. Бесполезно тащить с собой свору крикливых и трусливых собак, которые тотчас убегут, как только зверь повернет к ним. Я возьму с собою только мою ищейку Бадино, чтобы отыскивать след, и хорошую большую меделянскую собаку, которую надо спустить в удобную минуту. Волк, по всем рассказам, очень дерзок, он не откажется от битвы с врагами, храбро ввяжется в борьбу, и, каким бы ужасным он ни был, если постараемся, мы убьем его. Я знаю, где мне найти хорошую собаку, она уже храбро нападала на жеводанского зверя, это собака Жана Годара, меркоарского пастуха. Жан Годар уступит ее, хоть бы мне пришлось заплатить ему тысячу ливров. Я отправлюсь в путь, как только возвратятся мои силы, а это будет через несколько дней. Ну что вы скажете о моем плане, Легри?

— Он превосходен и имеет шансы на успех; он совсем непохож на те планы, которые до сих пор не удавались. Итак, барон, вы возьмете меня с собой, несмотря на риск: ведь, может быть, я заслужу награду… Это маловероятно, но…

— Помните о наших условиях: шансы равны как для вас, так и для меня. Если судьба будет к вам благосклонна, я первый вас поздравлю; если счастье попадет в мои руки, вы должны покориться своей участи. Мы друзья, Легри, и у нас равные возможности заслужить награду. И я надеюсь, что как бы все ни сложилось, мы останемся друзьями и впредь.

— Я благодарю вас, барон. В этой экспедиции против жеводанского зверя нас ожидают большие опасности…

— Если вы боитесь, — сказал Ларош-Боассо с фанфаронством, — оставайтесь дома: по всей вероятности, ни в трудах, ни в опасностях недостатка не будет…

— Ни те, ни другие не испугали бы меня, если б я был уверен в победе! Что бы вы ни говорили, барон, шансы на успех у вас и у меня далеко не равны. Вы опытный охотник, а я в этом, как и во многом другом, стою гораздо ниже вас. Поэтому нельзя ли, чтобы, разделив ваши труды и опасности, я имел какую-нибудь долю награды?

— Это было бы очень возможно, мой бедный Легри, — ответил Ларош-Боассо с добродушием, скрывавшим хвастовство, — но что же делать? Я обязуюсь честно предоставить вам случай заслужить награду, хотя буду стараться выиграть ее сам, но больше не ждите ничего.

Легри казался не очень-то доволен сомнительной возможностью, которую ему предоставляли в общем предприятии. Он, может быть, весьма сомневался в великодушии своего друга и в уме хорошо рассчитывал, придумывая средства обеспечить себе весомую выгоду. После минутного размышления он сказал решительно:

— Будем откровенны, Ларош-Боассо. Истинно ли вы любите графиню де Баржак, которая вас не любит и доказала это?

Глаза барона сверкнули необыкновенным блеском при этом вопросе; но вспомнив, что его интересы требуют щадить товарища, он отвечал с притворной веселостью:

— Неужели вы так мало знаете женщин, любезный Легри? Или вы думаете, что подобный поступок доказывает неприязнь? Или вы мало знаете меня самого, чтобы понять, что удар ножом очаровательной владетельницы замка скорее разожжет мою страсть, чем погасит ее?.. Но к чему этот вопрос и что вы хотели им сказать?

— Вот что, барон. Может быть, настала минута просить у вас награды за услуги мои и моего отца. Несколько лет уже вы пригоршнями берете из нашего кошелька; теперь если продать все ваше имение, то едва ли можно будет заплатить половину вашего долга. Однако отец мой имеет очень хорошее понятие о цене денег; если б дело шло о ком-нибудь другом, а не друге его сына, он давно потребовал бы платы. Я думаю, вы знаете, чем бы это закончилось. С другой стороны, вы начинаете процесс против самого богатого и могущественного аббатства в провинции и вам нужны значительные суммы… Ну, все может сложиться хорошо, если вы действительно любите графиню де Баржак.