Брат зверь - [2]

Иногда ей на короткое время удавалось в это поверить.

Петляющий по холму, как полоска юлы, бродвей незаметно привёл Люси в заснеженную еловую рощицу на плоской вершине холма. Не глядя по сторонам, Люси миновала ельник. В ельнике, там, где из-под земли торчала башня материнского корабля, стоял Эдам. Он был в зимней форме, русской шапке-ушанке и куртке, с которой глядела золотая звезда шерифа. Он проводил Люси внимательным синим взглядом, когда она, не обращая, как всегда, внимания на мир людей, удалялась по насыпи к отвесной стене каньона и к платформе высокогорного лифта. За плечом Эдама висело лазерное ружьё. Он ещё долго смотрел вслед Люси и слушал, как в кармане девушки поскрипывает полиэтиленовая упаковка сэндвича, который она всегда съедала, выбравшись на плато.

3.

Она смотрела прямо в садящееся солнце, в горизонт. Звезда готовилась нырнуть за ближний мраморный хребет, и Люси как раз вовремя выбралась из каньона, чтобы проводить драгоценную золотую монету в ночь. Зимой здесь царили лютые морозы, летом — ядерная жара, но летом от раскалённых камней на плато подымались чудные миражи, а зимой здесь можно было смотреть в лицо солнца. Люси таяла и мёрзла и не изменяла своим привычкам. Она стояла менее чем за метр до обрыва. Три шага вынесли бы её тело в пропасть, в падение длиною в крик. На дне гигантской трещины в коре планеты подо льдом вязко текла река, дремал под снегом древний лес. Люди нахально вырастили там свой город, птенца космической кукушки, подложенного чужому миру. Люси редко смотрела вниз. Её глаза преследовали солнце. Она была одна на поверхности планеты. В такие мгновения Люси не боялась ничего. Она летела, летела птицей вслед светилу. Никогда ещё её так мало не интересовали какие-либо люди, город, шуба, память, плоть.

Здесь, на плато, Люси хотела бы навек убить все человеческие звуки. Не имея такой возможности, она вычеркивала звуки из своего мира. Обёртка сэндвича неприятно шуршала. Люси скомкала её и сложила в карман. Ещё ни разу она, трепетная гостья, не осквернила мусором эту безмолвную равнину. Непослушной рукою в шубе она поднесла ко рту застывший сэндвич.

Тогда-то и случилось чудо. Как будто зеркало лучистое раскрылось перед ней в воздухе над каньоном. Оно сияло белым светом на восток. Лучи пронзили Люси и показали ей стоящего за её спиной зверя. Люси Юэ спокойно обернулась и встретилась глазами с жёлтым взором. Радужки солнцами горели вокруг чёрных зрачков. А, этот белый мех… Белый зверь, саблезубый пещерный лев спустился с гор ко мне, мелькнула мысль. Брат зверь, теперь мы вместе будем провожать солнце в вечер.

Без малейшего страха, бездумно, быстро Люси протянула зверю свой так и не надкушенный сэндвич.

4.

Едва перешагнув порог дома, Люси сняла с вешалки самую большую сумку. Первой мыслью было украсть овцу, но она поняла, что овца слишком тяжела, да и как ты её украдёшь, если овчарня крепко заперта, а ключи у соседа, Боровски. И Люси, не раздеваясь, тут же вытряхнула из холодильника всю еду. Она старалась не тратить времени зря. Её ждала голодная Стая. Люси сложила в сумку плов, колбасу, молоко, сыр и масло, оставшиеся девять яиц и размороженный в микроволновой печи кусок мяса. Подумав, бросила туда же йогурты и нарезанный белый хлеб. Всё это вместе с кастрюлей плова едва наполнило сумку на треть.

Люси решила наглеть. Майк Боровски удивлённо поднял брови, когда на пороге овчарни возникла закутанная в неуклюжую шубу девушка и решительно потребовала дополнительный кусок мяса. Город отнюдь не голодал, и Боровски с ухмылкой оторвался от созерцания своих овец и притащил из мясной лавки целый бараний бок. Он ожидал, что Люси запротестует — мяса было явно слишком много — но она без единого слова благодарности взяла здоровенный кусок в свои тонкие руки и, чуть кивнув, ушла в темноту. Нечищеные сапожки скрипели по утоптанному снегу улицы. Боровски пригладил усы, обвёл взглядом нелюбопытных сонных овец и, вздохнув, захлопнул за невнимательной дверь.

Выросла сирота, думал он, задавая корм овцам. Этот возраст — семнадцать… Десять лет полной самостоятельности — и полного одиночества. Она ведь даже книги не любит. Ездит в одиночку на плато, «провожать солнце». Похоже, душа Люси состарилась до срока.

Весь этот вечер Боровски был, как обычно, занят овцами. У него даже мелькнула мысль, что у Люси Юэ, возможно, появилось какое-нибудь животное, которое надо было кормить — крупный щенок… или какой-нибудь лесной знакомый. Девушка была достаточно странной для подобных историй. Надо будет присмотреть, чтобы её ничто не укусило, благо наши дома стоят рядом, решил Боровски уже ночью, возвращаясь домой, к жене и новорождённому сыну.

5.

Ночь надёжно укрыла чёрную шубу Люси, но сумка с едой была очень уж тяжела, и дыхание шумно прорывалось сквозь сжатые губы. Люси заставляла себя дышать тише. Она сама не знала, почему, потом остановилась на насыпи передохнуть и наконец-то обнаружила причину. Шериф, Эдам. Оптимен. Бледный мальчик с убийством во взоре. Эдам может услышать. Люси непроизвольно обернулась и попыталась рассмотреть ельник — не сверкнёт ли случайный луч в ярко-синих холодных глазах, на золотой звезде шерифа, на стволе лазерного ружья? Вот вам задачка, вавилонские сэры и мэры: сможет ли один тринадцатилетний американский оптимен справиться с двенадцатью саблезубыми тиграми и одним слабеньким человеком? Ах, это зависит от того, есть ли у юноши боевой опыт? Положим, если он справился с тридцатью тремя гитами в сервокостюмах — а он ведь справился с ними, вне всяких сомнений, они ведь здесь не появились, не так ли… так вот, дорогие сэры и мэры, боюсь, что двенадцать ослабленных голодом тигров, даже пещерных и саблезубых, не представляют проблемы для убийцы отряда десантников, тем более что он вооружён, а у тигров, понятно, есть когти и зубы, и это, конечно, немало, но не против лазерного ружья… Эдам часто бывал в этой роще. Семилетние ели росли над самым сердцем города, над центром материнского корабля. Непокрытая землёй башня на семь футов торчала из вершины холма, и Эдам то и дело притрагивался к ней руками в чёрных перчатках. Город со всеми своими улицами, людьми, домами и техникой уже десять лет как выполз из корабля и почти успел об этом забыть, но Эдам только в сентябре поднялся из механической преисподней и не успел ещё разорвать пуповину. Кто его знает, этого нечеловека. Может, он и не спит. Может быть, он проводит каждую ночь под землёй, на покинутом мостике корабля — внештатный капитан Вселенной, осматривающий спящий город зоркими глазами машин. Или же караулит здесь, в рощице, неподвижный, как камень, и невидимый, как змея.