Брат ответит - [9]

Начальницу я пока решила не беспокоить. Но поговорить с Ксюшей надо попробовать. Тем более Федя сказал, что болтать девушка обожает. Да и Центр реабилитации располагался удобно — всего в двух станциях метро от нашего агентства, на задворках Кузьминского кладбища.

Я ждала чего-то похожего на районную поликлинику, но местечко оказалось светлым, чистым, радостным. Перед зданием раскинулся отличный садик с фруктовыми деревьями, хвойниками, фонариками и чистыми дорожками. В фойе пахло ванилью и кофе. Из аквариума таращились горбоносые рыбы-попугаи, холодно-зеленые стены пестрели буйством красок. Судя по полной абстракции, то были картины Кандинского — или, скорее всего, пациентов.

Рыжеволосая Ксюша встретила приветливо:

— Вы к нам впервые? Чем могу помочь?

И с интересом уставилась на мои ногти, крашенные по технологии «кошачий глаз».

Легенду я придумывать не стала, сказала правду.

Хозяйка ресепшена округлила глаза:

— Обалдеть! Наш Ярик — сам — частного детектива нанял?!

— Ну, не совсем сам. Они с братом приходили. Но идея его.

— Да, Ярослав жжет, — округлила глаза Ксюша. — Сюда ходить бросил, как только Ольга ушла. Теперь еще и сыщика прислал!

Я понизила голос:

— Он подросток. Возможно, это первая любовь?

Девушка с сомнением протянула:

— У них? Любовь?!

— А почему нет?

— Потому что они другие. Аутята — то есть, пардон, больные с расстройствами аутистического спектра — они отношения вообще не умеют строить. Я уже шесть лет здесь работаю — и ни одной романтической истории. Между взрослыми пациентами — да, бывает иногда. Но чисто секс. А любовь — это ведь поговорить. Подарки. Цветы. Аутисты ничего этого не могут.

— Ладно, не любовь. Просто взрыв чувств. Гормональный бунт. Он на нее набросился, девушка, допустим, испугалась… — начала фантазировать я.

— На Ольгу-то? — наморщила нос Ксюша. — Набросился?! Да Ярик ее боялся, как огня!

— Боялся?

— Она дистанцию держала прекрасно. И рявкнуть умела. Даже Антонина Валерьевна ей замечания делала, что нельзя так орать.

— Прямо орала?

— А как не орать, когда с аутистами балет ставишь?

— Они что, правда ставили настоящий балет?!

Ксюша улыбнулась:

— Метод «Игровое время»[5] везде есть. А наш Центр — экспериментальная площадка. Здесь все можно. Если есть шанс, что больным поможет. Ольгина идея, конечно, совсем завиральной казалась, но все равно решили попробовать. Антонина Валерьевна сказала, что будет интересно связать в одно две несовместимые категории. Больные с ограниченной подвижностью — и балет. Специально под проект станки купили. Зеркала. Пианиста взяли на четверть ставки.

— И что они ставили?

— Вторую часть «Артефакт-сюиты» Фредерика Форсайта, — заученно отбарабанила Ксюша.

— Никогда не слышала, — призналась я.

— Ну… это такой очень современный балет. На музыку Эвы Кроссман-Хехт. — Понизила голос, хихикнула. — Скрип и скрежет, короче.

— И как у них получалось?

— Как на этих картинах. Авангард, — улыбнулась девушка. — Ничего непонятно. Дергаются, будто их током бьют. Хотя видно: люди очень старались.

— А Ярик — он… э… в кордебалете был?

— Нет. Звезда. Один из четырех солистов. Там две пары в главных партиях.

— Мне Федор ничего об этом не говорил, — пробормотала я.

— Думаю, он не воспринимал занятие брата всерьез. А сам Ярик стеснялся очень, — улыбнулась Ксюша. — Меня просил и всех в детали не вдаваться. Боялся — брат засмеет. Балет, мол, не мужское дело. Сам-то Федор — мастер паркура. Вот это да, это для кобелей. А балет — для девочек. Ярик очень обрадовался, когда узнал, что брат на премьеру не придет.

Я задумчиво произнесла:

— Если тут не любовь, зачем все-таки Ярику Оля? Сейчас?

— Я думаю, один из симптомов аутизма, — со знанием дела изрекла Ксюша.

— В каком смысле?

— Чрезмерная привязанность. У одних больных — к черепахе. У других — к училке. Забрали игрушку — мир рухнул, пациент в панику впал.

— Ольга ушла, насколько я знаю, внезапно? И никаких контактов не оставила? Почему?

Ксюша вздохнула:

— Про это не скажу. Мы ведь с ней так, привет-пока. Я девочка-секретарь. Типа мебели. Вам надо с кем-то из педагогов поговорить. С Лейлой, например. Они, по-моему, дружили.

— И где мне ее найти?

Ксюша взглянула в монитор:

— У нее сейчас сенсорные игры. Освободится через час. Но если хотите, можете прямо в классе ее подождать.

— А так можно? — удивилась я.

— У нас открытый Центр. Постоянно кто-то на стажировках, приходит, уходит. Только бахилы наденьте.

* * *

Ксюша без колебаний оставила свой пост и провела меня в класс сенсорной терапии. Спрашивать, кто я, и тем паче проверять документы никто не стал — совсем юная зеленоглазая девушка в розовом платьице (вокруг нее на креслах-подушках расположились человек пять пациентов) лишь улыбнулась, быстро сказала: «Садитесь во второй ряд!» — и перестала обращать на меня внимание.

Помещение нарядное: на подоконнике цветы, в углу комнаты умиротворенно журчит фонтанчик. Подростки, которые проходили обучение, не выглядели слишком больными. Ну, теребит мальчик все время нос, а девочка монотонно раскачивается на своем пуфе — но нынче в метро и куда бо́льших оригиналов встретишь. А тема урока, на мой взгляд, годилась даже для художественного училища: юное создание учило своих подопечных различать оттенки цвета. Показывала картинки, терпеливо объясняла, что вот простой красный, а это — пурпурный, а это — алый. Азы ученики усвоили быстро, и Лейла смело отправилась в дебри. Лично я слыхом не слыхивала про цвет фарфоровой розы или азалиевый, но пациенты отбирали нужные картинки, почти не ошибаясь.