Брат мой Каин - [47]

– Вы вдова? – спросила Эстер более мягким тоном. Возможно, на месте миссис Стоунфилд она бы почувствовала себя точно так же. Это казалось более чем естественным для матери, ответственной за детей, – какое-либо другое состояние было весьма трудно себе представить.

– Я… – Женевьева тяжело вздохнула. – Я не знаю. Понимаю, это выглядит нелепо, но мне точно ничего не известно. Мой муж пропал…

– Извините. – Мисс Лэттерли и в самом деле жалела ее. – Это, наверное, ужасно – неопределенность и одиночество…

– Да. – Из груди миссис Стоунфилд вновь вырвался тяжелый вздох, но теперь она взяла себя в руки и принялась осторожно надевать на тело Энид сорочку из тонкой хлопковой ткани, следя за каждым движением, чтобы ненароком не толкнуть ее или не ударить.

– Давно? – спросила Эстер, когда они стали снимать с постели простыню.

– Двенадцать дней назад, – ответила Женевьева. – Я… Я понимаю, вам может показаться, что я слишком быстро рассталась с надеждой, но мне кажется, что он погиб, потому что я знаю, куда он отправился, и он бы наверняка уже давно вернулся, если б это было в его силах.

Медсестра подошла к шкафу и достала оттуда новую простыню. Вдвоем они расстелили ее на кровати, осторожно перекатив на нее Энид.

– Куда же он отправился? – поинтересовалась Эстер.

– В Лаймхаус, встретиться с братом, – ответила ее помощница.

– Кейлеб Стоун… – медленно проговорила мисс Лэттерли. – Я слышала о нем.

Женевьева широко раскрыла глаза.

– Значит, вы понимаете, что я не напрасно опасаюсь, – вздохнула она.

– Да, – откровенно призналась медсестра. – Он, насколько я знаю, жестокий человек. Вам точно известно, куда ушел ваш муж?

– Да, – без колебаний ответила миссис Стоунфилд. – Он бывал там довольно часто. Я знаю, это трудно понять – Кейлеб такой негодяй, и у него, похоже, не найдется ни одной положительной черты… Но они с моим мужем – близнецы. Их родители умерли, когда они были еще детьми, и братья росли вместе. – Разгладив одеяло, женщина подоткнула его быстрыми и осторожными движениями. – Лорд Рэйвенсбрук взял их к себе, но он приходится им лишь дальним родственником, и это случилось до того, как он женился на тете Энид. Они воспитывались среди прислуги. У них не осталось никого, чтобы поделиться с ними нежностью, радостью или печалью. Если они болели или кого-нибудь боялись, то могли рассчитывать лишь на помощь друг друга. Кейлеб тогда был другим. Энгус мало рассказывает о нем – наверное, это для него слишком болезненно.

Лицо Женевьевы исказилось от боли и от сознания того, что ей так и не удалось подарить успокоение любимому человеку, которого ему так не хватало в детские годы. Теперь она даже не знала, где находится этот человек, и ее уделом стало лишь ожидание.

Эстер захотелось подарить ей облегчение или надежду, однако девушка не могла сказать ей ничего оптимистичного, а придумывать что-либо ради ее утешения казалось ей жестоким. Ведь тогда миссис Стоунфилд придется не один раз, а дважды пережить отчаянное осознание правды, принять это как должное, испытав нестерпимую тоску.

– Вы, наверное, устали, – проговорила мисс Лэттерли вместо этого. – Пусть Дингл принесет нам завтрак, а потом вы переоденетесь и отправитесь к себе в комнату отдыхать.

Едва они закончили есть, как послышался резкий стук в дверь, и прежде чем кто-либо из них успел ответить, она распахнулась, и на пороге появился Майло Рэйвенсбрук. Прикрыв за собой дверь, он прошел еще пару ярдов и остановился. Лишь мельком посмотрев в сторону Эстер и Женевьевы, мужчина устремил пристальный взгляд на Энид. При этом лицо его сохраняло суровое выражение, а заливавшая его мертвенная бледность и красные круги возле глаз свидетельствовали о том, что он провел без сна бо́льшую часть ночи.

– Как она? – спросил хозяин дома, по-прежнему не глядя ни на одну из женщин.

Миссис Стоунфилд промолчала.

– Ей очень плохо, – ответила Эстер тихим голосом. – Однако то, что она до сих пор жива, дает неплохой повод для надежды.

Рэйвенсбрук стремительно обернулся к ней, и лицо его сразу сделалось напряженным и жестким.

– Я попрошу вас говорить со мною откровенно! – потребовал он. – Надеюсь, вы более добры к вашим пациентам, чем к их близким!

Мисс Лэттерли слишком часто приходилось видеть, как страх порождает гнев, и поэтому теперь она не стала сердиться.

– Я сказала вам правду, милорд, – ответила она спокойно. – Или мне следовало заявить, что ей лучше, хотя это на самом деле не так?

– Дело не в ваших словах, а в том, как вы их говорите, – возразил лорд, явно не собираясь уступать. Он осуждал ее, и, следовательно, она была не права, и он готов был простить ее, только когда сам сочтет это нужным. – Я вызвал к ней врача – он должен подъехать в течение часа. Буду вам признателен, если вы дождетесь его здесь. Потом, если он сочтет это приемлемым, вы сможете ненадолго отправиться к вашим пациентам в Лаймхаусе. С одним условием: если вы, по его мнению, не принесете сюда новую инфекцию, когда вернетесь. Я не сомневаюсь, вы сами этого не желаете.

Эстер собралась возразить ему, однако хозяин дома не позволил ей этого сделать, обернувшись к Женевьеве: