— Видишь ли… У нас в классе к празднику стенгазета выйдет. А в ней статья будет — "Наши активисты". Мы туда снимок и прилепим. Марина ведь знаешь какая активная!..
— Активная, — сумрачно согласился Алька. — Я-то знаю. Пронюхает, что я карточку отдал, тогда мне от её активности житья не будет. Ты уж сам у неё проси.
— Нет, — сказал Котька. — Это надо сделать, чтоб ей сюрприз был. А альбом ты сунь пока подальше, чтобы она не увидела.
Алька молчал.
Котька тоже молчал. Потом он полез в карман и достал серебристый самолётик, сделанный из расплющенной алюминиевой проволоки.
— Хочешь, подарю?
— А я тебе карточку? — язвительно спросил Алька.
Котькины уши порозовели. Но он сказал:
— Ты, очевидно, жуткий эгоист: ты не хочешь, чтобы твою сестру увидели в газете.
В Алькиной душе вдруг шевельнулись угрызения совести. Ведь Марина и вправду его сестра, а он не хочет, чтобы она прославилась.
— Тогда забирай просто так, — сказал он со всей решительностью. И покосился на самолёт. У самолёта были стремительно откинутые крылья, красивые, хоть совсем маленькие.
— Отлично, — обрадовался Котька и заторопился уходить. — А самолёт ты бери. Тоже просто так. Согласен?
И Алька сказал:
— Согласен.
Это случилось недели через две. Марина пришла из школы какая-то слишком радостная. Будто сразу тря пятёрки притащила. Она всё равно, конечно, старалась быть серьёзной, но иногда забывала. Тогда губы её начинали улыбаться, а ноги даже чуть-чуть пританцовывали. Когда садились обедать и Марина принесла на стол вместо хлеба банку с фаршированным перцем, мама забеспокоилась:
— Ты определённо больна. Что с тобой?
Мама работала старшей медсестрой в поликлинике и .поэтому, наверное, всегда боялась болезней.
— Нет, — понял папа, который был человеком проницательным. — В ней просто бурлит тайная радость. Но интересно, почему?
Марина изо всех сил постаралась насупиться.
— Да ну их… этих дурней из редколлегии.
Написали в стенгазету чушь какую-то… Называется "Наши активисты". И про меня там нагородили…
— О, поздравляю! — сказал папа.
— Да, тебе смешно, а мне-то нет. Расписали так, что неудобно даже. Будто уж я такая хорошая. Лучше всех!
— Глупости, — твердо сказала мама. — Почему неудобно, если всё правильно?
Алька ел суп и сиял. Всё-таки он ведь тоже кое-что сделал для Маринкиной радости. И сейчас уж можно было открыть секрет.
— Маринка… — хитро прищурился Алька. — А я ведь знаю. Карточка всем понравилась. Ага?
Алька даже забыл, что сам он не любил эту карточку.
Марина подняла тонкие брови: не поняла.
— Ну, твоя фотокарточка… В газете.
— Там, по-моему фотографий нет. Вот ещё, — дёрнула она плечом. — Не про одну же меня писали. Пришлось бы полкласса снимать.
Алька всё ещё улыбался:
— Да нет же, тебя не надо было снимать. Я же твою карточку давал…
Марина вонзила в Альку строгий взгляд:
— Что, что?
— Да-вал… — нерешительно протянул Алька. — Котьке. То есть Косте. Он просил для газеты…
Марина со звоном положила ложку:
— Для газеты?! Просил, да? А ты…
— Ты, Марина, завтра спроси, почему снимок не наклеили. Раз брали в газету, пусть помещают, — вмешалась мама.
Она была человеком решительным. Все медсестры должны быть решительными. Иначе, говорила мама, их ждёт каторжная жизнь.
— М-м… — заметил папа. — А может быть, редактор и не собирался давать снимок в печать. Бывают странные редакторы.
Марина взвилась на стуле:
— И ничего… подобного! И неправда!
Алька подумал, что она вот-вот заревёт. Но Марина просто выскочила из-за стола и ушла в другую комнату. Алька побежал за ней.
— Ну ты чего? Чего ревёшь? — смущённо спрашивал он. — Жалко, что ли, карточку? У тебя же ещё есть. Подумаешь!..
— Уйди, балда длинноязыкая!
И Марина захлопнула за ним дверь.
Алька не собирался расстраиваться из-за Марины. Но всё-таки ему стало грустно. Ему всегда делалось грустно, если его обижали, а он не понимал почему.
Мама отругала Альку за то, что без спроса отдал фотокарточку, и ушла на работу. Папа почему-то подмигнул Альке и тоже ушёл. А Марина сидела в другой комнате и дулась… Была в квартире тишина… И за окном звенел дождь. Алька рисовал на запотевшем стекле. Он водил пальцем и бормотал:
Точка, точка, две черточки,
Носик, ротик, оборотик,
Ручки, ножки, огуречик —
Вот и вышел человечек.
У нарисованных человечков были круглые улыбающиеся рожицы. Человечки никогда не унывали. В их компании Альке стало веселее. Один человечек очень походил на Алькиного друга Валерку. У Валерки тоже было круглое лицо, и он тоже всегда улыбался.
— Хоть бы ты зашёл, Валерик… — сказал Алька человечку.
— Я стучу, стучу, — заявил Валерка, появляясь на пороге. — Не слышишь ты, что ли?
— А ты заходи без стуканья, — обрадовался Алька.
Валерка был добрый человек. Он хотел, чтобы всем всегда было хорошо, и поэтому любил давать советы. И, услышав грустную историю про фотоснимок, он сказал:
— Ты иди, Алька, к этому Котьке и карточку назад забери. Всё равно для газеты она теперь не нужна.
— Правильно! — обрадовался Алька. — Пойду и заберу. И скажу, что он жулик. Сам наобещал про газету, а сам наврал.
Потом что-то вспомнил и вздохнул. Взял ранец и вытряхнул из него серебристый самолётик.