Брат и сестра - [39]

Шрифт
Интервал

Однако задача оказалась невероятно трудной: сколько Зоя ни билась над ней, ничего не получалось. Тогда она применила обычный свой способ — переключилась на другой предмет.

Иногда это очень помогает: после истории или географии вернешься снова к физике или алгебре, и вдруг задача, которую раньше не понимала, станет отчетливо ясной, точно на нее кто-то навел луч прожектора.

Но сегодня и это средство не помогло. Зоя выучила историю, сделала перевод с немецкого на русский и затем с русского на немецкий. А когда вернулась к алгебре, опять ничего не получилось.

Зое захотелось пить, но она сказала себе, что не выпьет ни одной капли, прежде чем не решит задачу, если бы даже для этого ей понадобилось просидеть всю ночь до рассвета.

Неужели Шурка восторжествует? А сам, вероятно, даже не принимался за немецкий перевод. Зоя достала Шурину тетрадь с этажерки. Невероятно, но факт! — как любил выражаться, кстати и некстати, Димочка Кутырин: Шура успел сделать перевод и с немецкого и с русского на немецкий. Однако Зоя, к своему удовольствию, сразу нашла в его переводе три грубые ошибки. Тогда она оторвала от Шуриной записки текст и на оставшемся чистом месте вписала убористым почерком так, чтобы вместо подписи тоже остался внизу лопоухий щенок, схвативший кошку за хвост:

«Запомни раз навсегда: Mutter пишется через два «t», Ring — мужского рода, следовательно требует der, а sprechen в третьем лице становится spricht!»

Однако это торжество над Шуриной немощью в вопросах немецкой грамматики ни на одну йоту не сдвинуло Зою в решении задачи. Она зашла в тупик, а вот Шурка решил эту же самую задачу, и Зоя не сомневалась, что он решил правильно.

Очень хотелось пить. Но она не дотронется до воды, пока не решит задачу! В комнате Лины заплакал ребенок. Зою потянуло туда: отобрать бы его у Лины, прижать его к себе и спеть колыбельную песенку… Но она запретила сейчас себе и это. Однако решение задачи все равно не двигалось с места.

Зоя вскочила со стула, резко его отодвинула и начала быстро ходить по комнате — от стола до двери и обратно. «Какая я идиотка! — бичевала она себя. — Какое я ничтожество! И я что-то еще воображаю о себе, поучаю других!»

Она подошла к столу и захлопнула задачник. «Стирать белье, мыть пол — вот твое настоящее дело!» Нагнулась к лежавшему у порога старенькому коврику, о который она никак не могла приучить Шуру как следует вытирать ноги, сорвала его с места с такой силой, будто он был прибит к полу гвоздями, и побежала во двор выколачивать из него пыль.

Лестницу она, как зазубренную наизусть, протараторила, гулко выстукивая ногами, сверху донизу опять с зажмуренными глазами, но за дверью, уже на приступках наружной лестницы, споткнулась и чуть было не упала. Это ее рассмешило. Она обошла вокруг дома и принялась выколачивать коврик о ствол сосны.

Легкий ветер относил пыль в сторону. Ударив несколько раз о сосну, Зоя остановилась. Она убегала от задачи, а оказалось совсем наоборот: от быстрого движения сердце учащенно колотилось, но в голове, в мозгу, омытом свежей волной крови, стало вдруг как-то свежо и необыкновенно ясно: она видела сейчас всю задачу, точно страница тетради была перед ее глазами. Зоя ударила коврик еще несколько раз о ствол, потом остановилась, — это теперь ей только мешало. Продумывая новый ход решения, она подняла голову вверх.

Было уже совсем темно, между ветвями сосен, посверкивая, шевелились звезды. Зоя оперлась спиной о дерево и некоторое время смотрела на них, продолжая мысленно прослеживать дальше ход решения. Потом она медленно пошла с ковриком домой, продолжая напряженно думать о задаче, боясь потерять уже найденную нить и стараясь ни на что не отвлекаться.

После возни с ковриком захотелось вымыть руки: пока Зоя намыливала их и, нажимая на медный сосок умывальника, ополаскивала водой, работа в ее мозгу не прекращалась. Постепенно весь ход решения становился для нее ясным. Оставалось сесть к столу и приняться за вычисления.

Победа была полная — теперь можно было бы набрать в чашку воды и вволю напиться. Но странное дело, как только единоборство с задачей было закончено, Зоя совершенно перестала испытывать жажду.

Она вспомнила об Ирине. Как быстро идет время! Неужели они не виделись целых два дня? Надо сейчас же пойти к ней, рассказать про историю с соской и о хамстве Терпачева, надо заставить Ирину как можно скорее прочесть «Овод». Разве можно существовать, не прочитав до сих пор такой замечательной книги?

Но и в этот вечер они не встретились. Вернулась с работы Любовь Тимофеевна, и Зоя, увидев утомленное лицо матери, не захотела уходить из дома.

Остаток вечера мать и дочь провели вместе. Сегодня Любови Тимофеевне не надо было проверять тетрадок, ничто не мешало им говорить, спрашивать и слушать.

Какой-то странный день. Оттого, что Зоя уснула после обеда, все, что случилось до этого, казалось ей теперь очень далеким: и дрожащая челюсть скелета и соска на винной бутылке, точно все это произошло по крайней мере месяц назад.

Вспоминали с матерью лето в Сибири. Любовь Тимофеевна спросила: помнит ли Зоя, как одна ушла в лес, чтобы всем ребятам доказать, какая она храбрая, и вдруг там заблудилась? Зоя хорошо помнила этот случай. Тайга со всех сторон обступила ее таким множеством заманчивых загадок, что Зое даже некогда было почувствовать какое-либо подобие страха: не она отыскивала бабушкину деревню, а вся бабушкина родня разыскивала Зою — уж не задавил ли какой-нибудь лесной зверь, не свалилась ли в ловчую яму, не засосала ли ее бездонная трясина?


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.