Брат и сестра - [2]

Училась Люся Уткина, как говорили обычно на заседаниях педагогического совета, «с блеском». Однако относилась ревниво к своим знаниям. Если кто-нибудь обращался к ней за помощью, особенно в дни школьных экзаменов, она помогала, но делала это с таким видом и таким тоном, что отпадала всякая охота просить ее о чем-нибудь в другой раз.

Был только один предмет в школьной программе, по которому Уткиной не всегда удавалось удержать первенство, — литература. Домашние сочинения у Зои получались лучше. Раза два в году Люся делала ошибку в диктанте, чего почти никогда не случалось с Зоей. Это было причиной тайной зависти, которую Уткина скрывала даже от самой себя. Она считала свое отношение к Зое совершенно беспристрастным и все-таки находила случай упрекнуть ее в чем-нибудь или в общем разговоре на перемене подать в ее адрес какую-нибудь колкую реплику. Это Люсе Уткиной принадлежало изречение: «Зойка у нас чересчур уж правильная!»

Сейчас им обеим очень хотелось играть. Но в то время как Зоя, ринувшись в игру прямо с бега, делала это от полноты своей радости, Люся пришла на площадку, чтобы заглушить ощущение неудачи: ведь она надеялась, что ее сочинение, а не Зоино будет прочтено вслух для всего класса. Теперь она пришла сюда, чтобы взять реванш хотя бы здесь, на площадке.

Нажав рукою на сетку, — сетка хорошо пружинила, — Зоя крикнула:

— Товарищи! Каждая минута дорога, давайте начинать!

Казалось бы, это вполне совпадало с интересами Люси Уткиной, однако Люся сказала:

— Ну, Зоя, если тебе так некогда — иди, пожалуйста, домой! Раз поднялся спор — надо натянуть по всем правилам.

Но Зоя, встряхнув головой, как бы желая сказать: «Какие здесь могут быть споры!» — и одновременно этим движением откидывая упавшую на лоб прядь черных волос, подстриженных, как у мальчика, мгновенно преобразилась. Она перехватила на лету кем-то посланный через сетку мяч, ударила им о землю и побежала с ним к задней линии, все время ударяя мяч рукой и гоня его перед собой, как делала она это в детстве, играя в узеньком коридоре их коммунальной квартиры.

Игра началась.

Подавала Зоя. Она не рассчитала сил: мяч «свечкой» взвился от ее удара, и сразу стало видно, что он идет за черту. Шура Космодемьянский успел крикнуть:

— Зойка, что ты делаешь? Побьешь стекла в трамвае!

Видя, что Шура все-таки собирается «вытянуть» мяч, Петя Симонов и Ярослав Хромов крикнули в один голос:

— Не бери — аут!

Но Шура уже подпрыгнул и сумел отбить мяч. На Зоиной стороне мяч приняла Лиза Пчельникова. Стоявшая на втором номере Ната Беликова растерялась. Зоя вырвалась вперед, чтобы спасти положение. Коля Коркин, замирая от волнения, скороговоркой попросил ее:

— Зоинька, голубушка, накинь мне длинный!

Зоя удачно подала ему, и Коркин, очень высоко подпрыгнув, вбил через сетку, казалось, «мертвый» мяч. Но Люся Уткина, игравшая в противоположной команде, мгновенно присела и взяла этот трудный мяч, — он с сильным треском влип в ее ладони и, отскочив, пошел обратно через сетку.

— Ребята, не «стрелять»! — крикнул Симонов. — Играем на три паса!

— При чем тут «три паса»? — обиделся за Люсю Терпачев. — Молодец Люся — какой мяч взяла!

Пока он успел это вымолвить, мяч уже возвратился и упал на землю около ног Терпачева.

— Спишь, Витя! — добродушно упрекнул его Шура.

— Только начали играть, а уже не продохнешь от разговоров, — сказала Люся Уткина.

— Внимание! — крикнула Зоя. — Продолжаем! Кто-нибудь ведите счет.

— Я посужу! — сказал, становясь у столба под сетку, приятель Виктора Терпачева, Яша Шварц, отличавшийся тем, что у него зимой и летом жарко горели красные, большие, хрящеватые уши, словно он только что выскочил из бани. Шварца не принимали ни в одну партию за то, что он мазал, но если в игре участвовал Виктор Терпачев, значит Шварц находился где-то поблизости.

На этот раз Зоя удачно подала мяч и он долго носился над сеткой с одной половины на другую — никто не мог его забить. Минуты две все молчали, слышались только тугие удары по мячу и учащенное дыхание игроков да шарканье по земле и торопливый, неровный топот ног при внезапных прыжках и перебежках. Но чем дольше мяч был в игре и не падал на землю, тем жарче накалялся азарт, — молчать становилось невозможно. Послышались реплики, торопливые просьбы:

— Дай мне!

— Олег, не лезь на чужой мяч!

— Не «стреляйте»! Товарищи, играем с распасовкой!

— Захват!

Шура играл с азартом. Через пять минут рубашка на нем была уже вся в темных пятнах от пота.

В шестом классе товарищи дали Шуре кличку «Ведмедь» за его добродушную улыбку и наивную застенчивость, сочетавшуюся с большой для его возраста физической силой, за его преждевременную солидность и невозмутимо спокойные жесты.

Как только Шура начал помнить себя, с самого раннего детства, он всегда был самым высоким среди сверстников. Постороннему человеку сразу бросалась в глаза несуразность его роста, когда Шуру видели играющим в палочку-выручалочку вместе с малышами или же гоняющим с ними футбольный мяч на улице. Если кто-нибудь разбивал мячом стекло или же случалось в компании играющих еще какое-нибудь чрезвычайное происшествие — первым виновником считался только Шура Космодемьянский.