Брат Гримм - [45]

Главный зал пекарни был разделен на секции с небольшими конвейерными линиями, на которых готовили или паковали различную продукцию. Сам воздух в пекарне по своей консистенции немного напоминал тесто. Он был насыщен запахом муки и ароматом выпечки. Вдоль обеих стен цеха располагались громадные духовые шкафы из полированной стали, весь персонал был облачен в белоснежные халаты, а головы работников украшали белые шапочки или защитные сетки. Если бы не ароматный воздух, то пекарня вполне могла сойти за цех по производству полупроводников или павильон, где в 60-х годах прошлого века вполне можно было снимать фантастический фильм о космических полетах. Жизненная реальность снова вошла в конфликт с представлениями Фабеля о традиционной немецкой пекарне.

Вера Шиллер провела Фабеля и Вернера по цеху и представила их высокому, крепкого сложения мужчине по имени Франц Бидермейер, выступавшему на предприятии в роли старшего пекаря. Прежде чем Фабель успел ее поблагодарить, она решительно развернулась и удалилась.

Некоторое время они молчали, но возникшую было неловкость разрядил герр Бидермейер. Он дружелюбно улыбнулся и сказал:

— Прошу вас извинить фрау Шиллер, мне кажется, она крайне тяжело воспринимает смерть мужа.

— А мне представляется, что она отлично справляется с навалившимся на нее горем. — Фабель произнес это так, чтобы в его тоне не было бы даже намека на сарказм.

— Это ее обычная манера держаться, герр Фабель. Она прекрасный работодатель и очень хорошо относится к персоналу фирмы. Но я не могу представить, что она восприняла потерю с легкой душой. Герр и фрау Шиллер являли собой пример весьма эффективного и даже впечатляющего содружества, если так можно выразиться. По крайней мере в деловых вопросах.

— А в личной жизни? — поинтересовался Фабель.

Старший пекарь снова дружески улыбнулся, но на сей раз он сопроводил улыбку легким пожатием плеч. Морщинки вокруг глаз Бидермейера говорили о том, что этот человек часто улыбается. Этим он напоминал Фабелю Лекса, который относился к жизни с юмором, что, естественно, не могло не способствовать образованию веселых морщинок у глаз.

— Об их личных отношениях я действительно ничего не знаю, но они выступали отличной командой во всем, что касалось работы. Фрау Шиллер весьма проницательный делец, и по части коммерческой стратегии ей нет равных. Пекарня давала хорошую прибыль даже в нелегкие для немецкой экономики времена. А герр Шиллер очень, очень хорошо умел реализовывать нашу продукцию. Он, как никто другой, мог найти подход к клиенту.

— Насколько мне известно, он, как никто другой, мог найти подход и к женщинам, — вставил Фабель.

— Да… не могу отрицать, что здесь ходили всякие слухи… Но как я сказал, я не вправе пускаться в пустые рассуждения на эту тему, и мои догадки о том, что знала фрау Шиллер и как это влияло на их брак, значат ничуть не больше, чем ваши… Простите…

В тот момент, когда они подошли к герру Бидермейеру, тот декорировал торт, манипулируя при помощи своих массивных пальцев каким-то крошечным кондитерским инструментом; теперь старший кондитер снова вернулся к этому занятию. Фабель обратил внимание на то, что, исходя из требований гигиены, массивные руки Бидермейера были затянуты в белые латексные перчатки, присыпанные тонким слоем муки. Для традиционного немецкого пекаря, каким представлял его Фабель, руки герра Бидермейера казались слишком большими, а пальцы — чересчур неуклюжими, чтобы украшать торты, бисквиты или иные кондитерские изделия.

— А как насчет его отношений с Ханной Грюнн? — спросил Вернер. — О них вы знали?

— Нет. Но это меня нисколько не удивило. Мне было известно, что Ханна… как бы это лучше сказать… была… хмм… несколько неразборчива в выборе друзей. В связи с этим тоже циркулировали различные слухи. По большей части, как вы сами понимаете, злобные. Но я не припомню, чтобы кто-то говорил о связи между Ханной и герром Шиллером.

— Злобные? Вы сказали, что большая часть слухов носила злобный характер?

— Ханна была весьма привлекательной юной леди. Вы знаете, какую злобу могут питать женщины к таким девушкам, как Ханна, особенно в свете ее возможной связи с боссом. Но Ханна не искала их благосклонности, ясно давая всем понять, что эта работа — ниже ее достоинства, что на злобствующих вокруг нее баб ей ровным счетом плевать.

— Были ли у нее здесь какие-нибудь откровенные враги? — спросил Фабель, кивнув в сторону цеха и его конвейерных линий.

— Кто мог ненавидеть ее настолько, чтобы пойти на убийство? — рассмеялся Бидермейер. — По большому счету ее просто старались не замечать. Да, ее не любили, но о какой-то собой ненависти я говорить бы не стал.

— Что вы о ней думали? — спросил Фабель.

Дружелюбная улыбка Бидермейера стала печальной.

— Я был ее начальником, и ее работа никогда не соответствовала должным стандартам. Время от времени мне приходилось с ней беседовать. Но мне было ее по-настоящему жаль.

— Почему?

— Она была какой-то потерянной. Думаю, что это слово наилучшим образом характеризует ее состояние. Она ненавидела эту работу, ненавидела свое пребывание в пекарне. Ханна, как мне кажется, была весьма амбициозной особой, но реализовать свои амбиции она не имела возможности.