Брат бури - [10]

После нескольких тщетных попыток остановиться или порвать упряжь мулы покорились своей участи и, словно пара насмерть перепуганных кроликов, вихрем помчались вниз по петляющей горной дороге. Фургон едва вписывался в повороты, проходя их на одном колесе. Порой наша повозка натыкалась на какой-нибудь пень, после чего следующие несколько футов мы пролетали по воздуху. Не иначе как именно эти, довольно-таки непривычные для него, ощущения наконец привели в чувство двоюродного брата. Готовясь к отъезду, я свалил бесчувственное тело у передней стенки фургона, однако на одном из ухабов наш экипаж подбросило так сильно, что братец Медведь совершил невольный кульбит, после которого приземлился на голову в противоположном конце повозки. Вот тут-то он вдруг зашевелился, а затем встал на четвереньки, устремил затуманенный взор на бешено мелькавшие перед его глазами деревья и взревел будто раненый бык:

— Какого дьявола?! Что тут происходит?! И вообще, где это я нахожусь?

— Ты находишься на пути к Медвежьему Ручью, дорогой мой братец Медведь! — проорал я в ответ, не забывая прохаживаться кнутом по спинам глупых мулов. — Н-но, м-мертвые, нн-но! Мы отлично с тобой повеселились! А теперь еще — такая чудесная поездка! Ты должен быть доволен, братец! Разве я не прав?

В моей голове роились самые приятные мысли о Джоан, очевидно уже поджидавшей меня у поворота дороги, в тех самых туфельках, что были куплены в настоящем магазине… К тому же, думал я, продолжая мчаться вперед на крыльях любви, несмотря на все синяки да шишки, полученные мною в Кугуарьем Хвосте, я ничуть не стал ниже ростом и, к великому моему счастью, не утратил своей привлекательной внешности.

— Притормози счас же! — проревел Медведь Бакнер, пытаясь подняться.

Но как раз в этот момент мы понеслись вниз с крутого берега горной речушки, фургон с треском накренился, а мой братец отправился в обратный полет от задней дверцы фургона к передней и так сильно ударился об нее головой, что едва не протаранил насквозь.

— Ой-ё! — прочувствованно произнес мой двоюродный братец.

Больше ничего добавить к своим словам он не успел, потому как именно в этот момент фургон на полной скорости преодолел речушку. Вода двумя широкими крыльями поднялась вверх, а затем снова обрушилась вниз; причем несколько сотен галлонов попало внутрь повозки и Медведя Бакнера чуть не смыло за борт этим могучим потоком.

— Я непременно прикончу тебя! — едва закончив кашлять и отплевываться, пообещал двоюродный братец. — Ежели только мне суждено выбраться отсюда живым, я обязательно доберусь до твоего горла. Пускай даже на это уйдет без остатка вся моя молодая жизнь! И будь я проклят, если…

Но бедолаге опять не удалось закончить свою мысль, потому как именно в этот момент мулы с разбегу взяли штурмом не менее крутой противоположный берег речушки, и братец Медведь снова отправился в полет по привычному маршруту. Только на сей раз он не просто с грохотом врезался в заднюю дверь, а напрочь вышиб ее головой. Думаю, он обязательно улетел бы вслед за этой дверцей, если б не застрял в слишком узком для него проеме.

Мы продолжали нестись во весь опор. Дорога совсем испортилась; фургон, будто кузнечик, то и дело скакал с одного пня на другой, ежели, конечно, не считать те случаи, когда мы, срезав очередной поворот, со страшным треском проламывались напрямую через густые заросли кустарника. Капитан Кидд, вместе с лошадкой Бакнера, с громким ржанием мчались следом за нами; мулы дико ревели; я время от времени победно гикал, а братец Медведь непрерывно сыпал самыми ужасными проклятиями…

Через некоторое время я оглянулся назад и, чтобы хоть немного успокоить своего разволновавшегося родича, проорал, стараясь перекрыть производимый нами страшный шум:

— Да не волнуйся ты так, братец Бакнер! Уже совсем скоро я приторможу этих дурацких мулов! Мы буквально в двух шагах оттого места, где я договорился встретиться с моей девушкой! Она должна ждать меня у…

— Да разуй же ты наконец глаза, проклятый дурень! — отчаянно взвыл Медведь Бакнер.

Тут я снова посмотрел на дорогу, но так и не увидел ее. Наверно, мулы решили срезать очередной поворот; во всяком случае, теперь они вихрем неслись прямо на большущий дуб, имея явный преступный умысел обежать его с разных сторон.

Так они и сделали.

Длинное дышло разлетелось вдребезги, подлые твари наконец освободились от ненавистной им упряжи и, оказавшись на свободе, продолжали с торжествующим ревом мчаться все дальше и дальше… Чего я никак не могу сказать о фургоне, потому что чертова повозка со всего разгона врезалась в ствол дерева. Этот последний удар оказался настолько сильным, что мы с Медведем Бакнером пролетели по воздуху никак не меньше семнадцати с половиной ярдов, прежде чем угодить в непролазные заросли колючего кустарника.

Насколько мне известно, вернувшись к себе в Техас, Бакнер клялся и божился, будто бы я совершенно сознательно направил мулов на дуб, заранее имея на примете громадное гнездо лесных пчел, в которое мы угодили, когда, немного полетав по воздуху, наконец упали в кусты. Заявляю совершенно официально: это есть подлая ложь! Каковую я всенепременнейше вобью моему двоюродному братцу Бакнеру обратно в глотку, как только он в следующий раз подвернется мне под руку. Более того, нахальный родственник также нагло утверждал, будто то были не простые лесные пчелы, а настоящие исчадия ада, специально натасканные мною жалить всех, кроме меня. Тогда как неприглядная истина сводится к следующему: у меня просто хватило здравого смысла прикинуться мертвым и лежать абсолютно спокойно, а вот мой братец оказался настолько глуп, что едва выдернув голову из пчелиного гнезда, он тут же ударился в бега.