Брат, Брат-2 и другие фильмы - [72]

Анка испуганно обхватила руками свое платье. Мергень остановилась перед ней:

— Что, боишься? Вот я какая! Помни! Небось слышала обо мне от якутов?

— Слышала… — прошептала Анка.

— Выкипит! Смотрите: бежит! — воскликнула Бытерхай и показала рукой на котел.

После ужина все разбрелись по углам. Анка развязала свои узелки, достала суконную рукодельную шапку и надела на Грегорея.

— Настоящий русский, — весело сказала она и по-якутски потерлась носом о его щеку.

Мергень убирала посуду и растапливала лед в котле. Старики тихо стонали, а Джанга чинил у огня сети и тихо рассказывал Бытерхай сказку:

— В одно утро низенькая старушка с пятью коровами вышла и села коров доить…

— А почему ее так назвали? — спросила Бытерхай.

— Почему? Не знаю… Назвали так. Сидит она, слышит: вдруг зазвенели бубенчики-колокольчики — ножницы упали со стола, молоко пролилось. Посмотрела: на левой стороне дома сидит девушка. Глаза — что два светлых камня, брови — как два черных соболя. Рот из складного серебра. Сквозь белое платье сквозит лунное тело, сквозь прозрачное платье сквозит тело любимое.

После того сын Господина Кровяного глаза Хаджит-Бергень пошел на промысел в темный лес. Сидит серая белка на кудрявой лесине возле дома низенькой старушки…

— С пятью коровами, — торопила его Бытерхай.

— Да… — задумался Джанга.

Открылась дверь, и Анка стала заносить с мороза постели.

— Знаешь, Бытерхай, беги спать! Ноги мои сегодня что-то разболелись. Видать, погода переменится.

Бытерхай расстроилась, но послушно поднялась и пошла помогать Анке раскладывать постель. А Джанга грустно смотрел на огонь и о чем-то то ли думал, то ли вспоминал.

— А что дальше было? — прошептала Бытерхай, прижавшись к Джанге. Они лежали под одним заячьим одеялом.

— Дальше?.. — Джанга совсем уже было заснул.

— Ну, увидел Хаджит-Бергень серую белку возле дома низенькой старушки с пятью коровами, — напомнила Бытерхай.

— Выстрелил он, а стрела попала в трубу, — не открывая глаз, пробормотал Джанга. — Влетел он в дом… Влетел, увидал эту девушку, увидал и умер.

— Умер? — испугалась Бытерхай. — Джанга, не спи! Не спи, милый… — тормошила она его.

— Потом ожил, влюбился, побежал, на лошадь прыгнул и прилетел домой. «Родители мои! — говорит. — У низенькой старушки с пятью коровами есть девушка! Возьмите эту девушку и дайте мне!» Тут отец послал людей на девяти конях, — едва бормотал Джанга. — Влетели они к низенькой старушке с пятью коровами. Увидели девушку и умерли… — Джанга заснул.

— Потом ожили и влюбились в нее, — мечтательно прошептала Бытерхай и прижалась к Джанге.

Мела метель. Одинокая юрта и маленький амбар были практически занесены снегом. Казалось, все умерло. Лишь тонкой струйкой вился дымок, но и его сразу же сдувало хлесткими порывами ветра.

Метель вбросила сквозь трубу ворох снеговой пыли, едва не затушив огонь в камельке. Сквозь щели в стенах невыносимо дуло.

— Скверно ты, Джанга, заделал щели по осени, — ворчала Кутуяхсыт. — Теперь и дров много идет, и холодно.

Они с Салбаном лежали на лавках, кутаясь в одеяла.

— Забыла ты, что язвы у меня открылись. Не смог я закончить. Да и мха не хватило… Зима ранняя была.

— Верно, забыла… Больной человек похож на вонючего пса, — проворчала Кутуяхсыт. — Холодно-то как…

— Согреть тебе воды, старуха? — предложила Анка.

— Нечего дрова жечь! — отрезала Мергень. — Ты пойдешь за ними в тайгу? Большая ты барыня чужим распоряжаться!

— Господи, что-то теперь делается на свете у людей? — простонал Салбан. — Ведь сегодня праздник, Масленица.

— А помнишь, Грегорей, как раз год тому взял ты меня от родителей. Новую юрту справил… Теплую, чистую. Соседи к нам пришли… Какой ты был веселый, крепкий, к работе охочий… А теперь мы здесь… — шептала Анка.

Грегорей молчал, впав в обычное для него состояние сонного равнодушия.

— Джанга, расскажи, как это бывает праздник? — попросила Бытерхай.

— Ходят якуты в гости. В юртах огни горят… Смеются, поют… Пахнет топленым маслом, мясом, соратом… Все одеваются в лучшие платья и едят, как на свадьбе, сколько влезет, — рассказывал Джанга.

— А не надеть ли мне сегодня платок, который ты мне подарил? — радостно спросила Бытерхай.

— Не-е, сегодня не такой большой праздник. Ты спрячь его на Пасху или на Миколу Вешнего.

Радость сбежала с ее лица, она опустила голову и, зябко ежась, пошла к камельку.

Джанга грустно посмотрел на нее, потом неожиданно встал с лавки и воскликнул:

— Эй, люди, а не устроить ли нам праздник?!

Праздник

Праздник состоялся. Прокаженные сидели вокруг щедро растопленного огня, вволю ели вареную рыбу. На лицах светилась радость.

— С ума посходили! Столько зимы впереди… Ни дров, ни еды, а у них праздник! Думаете, общество пришлет? Как же!.. — ворчала Мергень, но она уже еле двигалась из-за огромного живота.

— Грех нам, прокаженным, о завтрашнем дне думать, — говорил Салбан.

— Да, Господь и нам иногда облегчение посылает, — сказала Кутуяхсыт и перекрестилась на образа.

— …Муччилла женился, — продолжала Анка. — Сын старого Сельтичана. Косой такой… Взял женщину худую, черную и дал за нее десять штук скота…

— Много дал, — значительно заметил Салбан. — Мой отец за Евмению восемь отдал.