Браслет Изиды - [9]
Тут подошли солдаты и увели безумного жреца.
— Он Цезаря убить хотел, — так говорили люди.
Храм быстро опустел. Толпа рассеялась, и замер город.
Зловещая царила тишина; огни погашены; по улицам ходила стража.
Собравшись в скрытом помещеньи, жрецы о чем-то совещались: ведь Цезарь осквернил служительницу храма; защитником был брать… Что делать? Брат ведь прав, но кара неизбежна: у Цезаря пощады нет.
Вот Палатинский холм. Жилище Цезаря.
Покрытый сплошь постройками и зеленью пахучих померанцев, своей громадою он давит город.
Средь зелени белеют статуи, отдельные колонны и, гордо поднимаясь к небу, стоят на страже сосны.
Душиста ночь, и дремлет воздух. Лишь сосны шепчутся о страшной власти, что на холме царит.
Дворец не освещен; но в спальне Цезаря горит огонь.
В углу стоят носилки. На них, как мертвая, лежит танцовщица из храма.
По комнате, как в клетке зверь, свирепый Цезарь мечется. Он часто к раненой подходит и молча на нее глядит. В лице его видны и злость обманутой любви и жалость.
Вдруг страже у дверей он тихо приказал ввести к нему жреца, что на него накинулся с ножом.
Ввели жреца, а вместе с ним вошли старейшие из храма.
— Мне говорили вы, что этот жрец ей брат, и чести он защитником явился. Что оскорбил святыню храма я, поцеловав танцовщицу. А знаете ли вы, жрецы, что Цезаря любовь не оскверняет, что Цезаря любовь свята, что Цезарь всемогущ, что Цезарь — бог, что завтра храм с землей сравняю, жреца зверям отдам, а вас плетьми из города велю прогнать?..
Так говорил Нерон.
Больная застонала и, повернувшись к Цезарю, чуть слышным голосом пролепетала:
— Ты, Цезарь, говоришь, что Цезарь — бог. Мне в храме ты шептал, что за любовь отдашь полцарства. Ведь ты не лгал — ты, Цезарь, бог, а бог не лжет. Меня ты любишь, говорил. Тебе я верю, Цезарь. Из-за любви ко мне прости жрецов и брата, а мне верни здоровье. Ты, Цезарь, бог, ты — всемогущ.
Нерон был удивлен.
Ему поверили в любви, поверили, что Цезарь бог. И кто же? — прекрасная из храма жрица, почти дитя.
Он в жизни первый раз смутился.
— Мне веришь, девушка? Ты не ошиблась. Ступайте все, я вас прощаю. Пусть брат останется. Позвать врачей и им сказать, что воля Цезаря — вернуть здоровье жрице. Прощай, дитя. Все говорят, что Цезарь — зверь, но Цезарь — бог и человек, и Цезарь тебя любит.
Нерон ушел, а девушка, лишившись сил, упала на постель.
К ней подошел спасенный брат.
Земля проснулась. Ее всю ночь луна ласкала своими нежными лучами. С ней ласково играли тени и, мягко падая на грудь, при легком ветерке плели на ней покров причудливым узором, чтоб скрыть от глаз минутный трепет страсти.
В кустах пел сладко соловей, и звуки его песни, как гимны в честь любви, дрожали в воздухе и волновали землю.
В садах шептались люди; то вздох послышится, то робкий поцелуй…
Цветы кругом так дивно пахли: так нежно воздух трепетал…
— Как ночью хорошо, — подумала земля и зарумянилась зарей.
Ей стало стыдно ночи; она очнулась.
Пропал зари румянец быстро, и бледность наступающего дня покрыла землю.
В богато убранном покое, у растворенного окна, на драгоценном ложе лежала девушка.
Большие черные глаза смотрели грустно, а губы бледные ловили жадно дыханье утра.
У ног ее сидел печальный брат.
— Готек, я видела недавно сон; Изида ко мне во сне явилась и позвала к себе. Я знаю, что душа покинет мое тело. Я смерти не боюсь, я не боюсь суда. Скажи, что будет с телом? Его сожгут? Душа моя что будет делать? И как достигну я блаженства, когда не будет тела?
— Не бойся, милая сестра. Наш мягкосердый Бог доставит вечное блаженство твоей душе без единенья с телом. А чтобы у души было прибежище, я вот что сделаю. Мне дал священную мастику наш старший жрец. С мастикою смешаю пепел и камень сделаю, такой же голубой, как наше небо. Мне главный жрец сказал, ты слышишь, заклинанье, чтоб вызвать душу. Пока я жив, мы будем видеться, ты будешь оживать и утешать жреца, сестры убийцу.
Он зарыдал.
— Не плачь, Готек, я не страдаю. Я даже рада, что теперь, не зная жизни, умираю. Я видела здесь жизнь, она ужасна. Нет чувства в людях, нет любви. Людей тут нет, одни рабы. Злодей Нерон всем миром правит. Его любовь — свята, его любовь не оскверняет, он всемогущ, он бог…
— Любовь его — туман, а власть лишь призрачна. Он бог? Да, для червей. И это Цезарь, а кругом…
На другой день я проснулся очень поздно. У постели моей стоял Пильман с озабоченным лицом.
Я думал, господин, что ты захворал. Вставай скорей. Хозяин два раза приходил о тебе справляться.
Я скоро вышел.
Хозяин встретил меня очень радушно, но, когда я заикнулся, чтобы просить объяснить мне вчерашние события, он сухо остановил меня словами:
— Запомни то, что ты видел и что понял. Чтобы прожить, этого достаточно. Береги браслет, а главное, камень; не злоупотребляй заклинаньем и не беспокой напрасно чужой души. При частом нагревании камень может лопнуть, и душа останется без прибежища или переселится в тело другого человека.
Владимир Мазуркевич
ЛОЖА ПРАВОЙ ПИРАМИДЫ
— Есть многое, Горацио, на свете,
Что и не снилось нашим мудрецам.
Шекспир. «Гамлет» 1.5.
…Тревожно задребезжал звонок настольного телефона, точно передавал волнение того, кто требовал соединения. Я быстро подошел к аппарату и услышал взволнованный голос дяди:
