Бранислав Нушич - [3]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОТ АЛКИВИАДА НУШИ ДО БРАНИСЛАВА НУШИЧА

Давай, милый, давай! Давно я так не смеялся!

О ничтожные создания, вы замахнулись и на саму природу… Но почему ваши ножницы, которыми вы стараетесь подстричь природу, напоминают мне наши школьные программы и методы воспитания?

И все же математике как науке я бы хотел выразить здесь свою глубокую признательность. Ведь это она дала нашей молодой литературе много замечательных талантов, а нашему молодому театральному искусству — целый ряд знаменитых актеров, которыми оно гордится и по сей день. Если бы не было математики, все эти талантливые люди, теперешние поэты и артисты, продолжили бы свое учение и, может быть, стали бы большими и уважаемыми чиновниками.

«Автобиография»

ГЛАВА ПЕРВАЯ И ПЕРВОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ

При крещении его нарекли пышным греческим именем Алкивиад. Сострадательные школьные товарищи стали звать его Алка. Отец его, Георгиес, носил фамилию Нуша. Годам к двадцати из Алки получился писатель Бранислав Нушич. К старости в кругу близких его звали коротко и почтительно — Ага.

«О своих предках я почти ничего не знаю, — писал он впоследствии, — известно одно — фамилия у них была не та, что у меня…

Фамилия у меня не своя. Это фамилия одного бакалейщика — ее взял мой отец, не имея собственной…

Мало того. Не знаю, кто я… Во всяком случае, балканец. Есть во мне и албанская кровь, и греческая, и сербская. Мать моя по происхождению сербка. Значит, скорее всего, я серб!

Я путешествовал по Македонии… откуда родом мои предки по отцу. И ничего не мог разузнать…».

Правда, кое-что отец его помнил. Бабушку будущего писателя звали Гоча. Родилась она в цинцарском селе Влахоклисуре возле города Битоля. Совсем молоденькую ее умыкнул какой-то албанец. Кажется, его звали Бело. Неизвестно, сочетались ли они законным браком. Во всяком случае, в 1822 году Гоча приехала в город Салоники одна и в том же году родила сына Георгиеса. Вот и вся родословная.

Георгиес Нуша прожил девяносто шесть лет и был свидетелем блестящей карьеры сына, ставшего знаменитым писателем, высокопоставленным чиновником и дипломатом.

Откуда же появилась фамилия Нуша, переиначенная впоследствии на сербский лад? Гоча с внебрачным ребенком Георгиесом бежала от злых языков из Македонии в Белград, где работала прислугой в разных домах, пока не попала в услужение к старому бакалейщику, своему единоплеменнику — цинцарину Герасиму Нуше.

Это было в 1830 году. Старый кир-Герас не только пригрел мать, но и позаботился о будущности ее восьмилетнего сына, определив его в свою лавку учеником. Старый бакалейщик любил маленького Георгиеса, заменил ему родного отца и даже дал торговое образование, послав в Вену учиться бухгалтерскому делу. Благодарный Георгиес, став самостоятельным торговцем, взял фамилию благодетеля.

Цинцарина Герасима Нушу считают прообразом героя знаменитого рассказа классика сербской литературы Сремца «Кир-Герас», тем более что сюжет его был подсказан Нушичем.

Цинцары — это древнее балканское племя скотоводов, потомки фракийцев, смешавшихся с римлянами. Но сами они считали себя греками. Родное село Гочи — Влахоклисура — славилось красотой своих женщин. Они носили белые платки, выгодно оттенявшие живые черные глаза и черные как смоль волосы. Именно из-за женщин в селе не было житья. Албанцы-арнауты и турки то и дело совершали набеги на Влахоклисуру, пополняя свои гаремы цинцарскими красавицами. Многие цинцарские семьи были вынуждены уходить на север, в Сербию. Шли они группами по пять-десять семей, женщины и дети ехали на ослах.

Подобно Герасиму Нуше, они селились в Белграде и других городах и занимались торговлей. Так из одной Влахоклисуры в Белграде поселилось тридцать два семейства. Цинцар в белградской общине было так много, что одно время они составляли большинство в совете общины, заседания которого велись на греческом языке. По описаниям, цинцарин был немыслим без фески и четок. Он был исправным христианином, но в доме у него можно было найти и книгу греческих языческих мифов. В белградской чаршии — торговом квартале — почти все лавки держали цинцары. Их предприимчивость и трудолюбие вошли в пословицу.

Сремац весьма красочно описал лавку цинцарина. «Очень трудно было определить, чем он торговал, — в лавке у него продавалось решительно все. G первого взгляда ее можно было принять за бакалейно-галантерейную, но, приглядевшись к товарам, легко было принять и за овощную и за кондитерскую; если же учесть, что хозяйки только здесь покупали лекарства, она сошла бы и за аптеку; с другой стороны, судя по огромным вьюкам, козлам и пилам, которые часто можно было видеть перед лавкой, да глядя на сидящих в лавке подвыпивших банатчан, приходилось признать, что заведение кир-Гераса больше всего смахивало на харчевню».

Можно себе представить, что и у кир-Гераса и у его питомца и ученика Георгиеса от многолетнего стояния за прилавком ноги были «широкими, как утиные лапы».

В белградских церквах богослужение велось на сербском языке, но цинцары обычно подпевали по-гречески, испытывая особенное удовольствие, когда хор мальчиков, славословя архиерея, тоже переходил на греческий: «Исполла эти деспота…»