Браки между Зонами Три, Четыре и Пять - [68]
Доскакав до очередного городка уже поздно вечером, когда на небе угасал последний свет, Бен Ата помедлил на окраине и посмотрел наверх, на горы.
— Горы Эл-Ит, — пробормотал он, желая ее от всей души.
Именно эти горы сделали ее такой, какая она есть, очаровательная Эл-Ит, — и он представил, как жена идет к нему, улыбаясь, протягивая руки, — и, изрыгая ругательства, рывком соскочил на землю, приказав проходящему мимо солдату устроить коня на ночлег, а сам ринулся в ближайшую гостиницу. Там он отыскал для себя женщину-солдатку, муж которой был на маневрах, усмотрев в ее лице отдаленное сходство с Эл-Ит того периода, когда она в первый раз приехала к нему, — гибкой, легкой и податливой, а не такой, какой она стала теперь, — враждебной ему, с огромным животом, и уложил в постель эту женщину. Но Бен Ата не смог воспользоваться услугами солдатки так, как привык в прошлом: просто наслаждаться, не думая о партнерше, не воспринимая ее как живую душу. Он начал спрашивать женщину о ее жизни, о детях, спавших в соседней комнате, о муже. И поинтересовался, что она думает о новых маневрах, выяснилось, что она не слишком довольна, потому что это маневры, а не настоящая война, дающая надежды на трофеи. Мало того, во время совокупления Бен Ата пришлось все время следить за собой, чтобы невзначай не назвать солдатку Эл-Ит.
Никогда еще не был он в таком отчаянии. Ни разу в жизни не бывало, чтобы он думал об одной женщине, лежа с другой. И ту ночь Бен Ата пролежал без сна, держа в объятиях эту простую приветливую женщину. Она сразу уснула, потому что была, как выразилась, вконец измотана — у младшего сына резались зубки. Бен Ата не имел представления, какого возраста должен быть этот ее отпрыск, и боялся выдать свое невежество, спросив. Но ночью у него взмокли ладони, и он понял — это от молока, сочившегося из ее уютных грудей, но почувствовал только раздражение и отвращение. Почему она ему не сказала? Могла бы предупредить. Неужели ее нужда настолько велика, что она согласилась переспать с ним, своим королем, не признавшись сразу, что в ее этих огромных грудях есть молоко… и вдруг сообразил — да просто не сочла нужным! И тут до Бен Ата дошло, что груди Эл-Ит тоже скоро наполнятся молоком и станут влажными в его руках. Ему стало еще неприятнее, и в то же время усилилось желание оказаться с Эл-Ит… так и протекала эта ночь, каждая минута которой приносила Бен Ата новые страдания, и в голову лезли мысли, которые он счел, вероятно, бабскими. Или даже проявлением слабоумия.
А Эл-Ит в это самое время давала жизнь его сыну, новому наследнику по имени Аруси.
Роды в этой стране оказались для нее очень утомительными. Не слишком тяжелыми и не особенно болезненными, потому что она, в конце концов, стреляная птица, ей не впервой. Но, конечно, Эл-Ит не могла одобрить суету мудрых женщин вокруг нее, их наказы не делать того или этого, а делать то-то и то-то. А когда все закончилось, новорожденного зачем-то передавали с рук на руки всем, кроме матери, как будто она инвалид или каким-либо удивительным образом ослаблена процессом родов, а ведь она от него раньше всегда получала удовлетворение и ей никогда не приходило в голову воспринимать роды по-другому.
Эл-Ит отчетливо помнила, что, когда раньше разрешалась от бремени, всегда уходила с сестрой в свои комнаты, оставив отцов всех вместе — им полагалось поддерживать роженицу своим присутствием и мысленно, — а затем просто приседала на корточки над разложенными мягкими тряпками, и почти сразу выпрыгивал ребенок — на руки Мурти или ей самой в руки. Обе женщины обнимали новорожденного, радовались ему, заворачивали в простыню, а когда появлялся послед, перерезали пуповину. Мурти помогала сестре вымыться и привести себя в порядок, а потом обе они садились рядышком у окна с младенцем, чтобы представить его небу, горам, солнцу, звездам. Вокруг царила атмосфера веселья и доброжелательности, а ребенок смотрел на них своими глазками, и они его ободряли, держали в руках и гладили. Счастье! Вот как вспоминала Эл-Ит эти события. Благословенное спокойное счастье, и она не могла припомнить ничего другого. А потом, когда оба — мать и ребенок — отдохнули и когда малыш привык к их прикосновениям и их лицам, все трое выходили туда, где ждали их отцы, и это тоже было счастьем. Приходили и другие женщины тоже. Те, кто будет помогать возиться с ребенком. Женщины и мужчины, а потом и остальные дети Эл-Ит собирались все вместе, радовались появлению этого нового создания… вот как это было организовано в ее родной стране.
А тут ничего подобного и близко нет.
У Эл-Ит вызвали раздражение вся эта суета и заботы о ней.
И ни одного мужчины не оказалось поблизости, они, вероятно, и не могли тут оказаться в принципе. Разве правильно для здоровья ребенка родиться при такой скученности женщин? Где же Бен Ата? И тут из лагеря принесли депешу, что он путешествует по стране, находится далеко отсюда, его не будет еще какое-то время — так передали по барабанному телеграфу. Не их личный барабан, который издавал легкую дробь среди фонтанов. Нет, армейские барабаны… и ни одна женщина не увидела в этом ничего плохого, наоборот, кое-кто, в том числе Дабиб, сказали, что это как раз правильно: мужчинам тут не место, да и времени на них тоже нет.
