Брак по расчету. Златокудрая Эльза - [169]

Она испуганно остановилась. Только теперь в застывшие члены Елизаветы начала возвращаться жизнь и она начала понимать то, что ей говорила Елена. Рывком высвободив свои руки и высоко вскинув голову, она дрожащим голосом произнесла:

— Вы ошибаетесь, сударыня, я не дворянка.

— Как? Разве вы не имеете бесспорного права носить имя фон Гнадевиц?

— Да, но мы отказываемся от этого права.

— И вы действительно хотите пренебречь такой удачей?

— Я не могу себе представить, чтобы истинное счастье могло зависеть от простого звука.

Ясно чувствовалось, что она изо всех сил старалась придать своему голосу уверенность.

Тем временем баронесса подошла ближе, начиная понимать, что здесь происходит. В душе она чрезвычайно злилась на своего сына — ведь он не спросил ее материнского совета и согласия, к тому же его избранница была ей ненавистна. Но она прекрасно знала, что ее возражения вызовут только презрительную усмешку сына и еще больше укрепят его в своем решении. Баронесса видела также, что Елена принимает горячее участие в этом деле, и чувствовала, что от этого и сын, и она сама только выиграют. Поэтому она решила изобразить всепрощающую и все понимающую мать, но, услышав последние слова Елизаветы, решила пока помолчать. У надменной дворянки мелькнула мысль, что эта девушка своим упорством может все испортить, значит, нужно «подлить масла в огонь».

— Мы имеем здесь дело с чисто мещанскими взглядами, — сказала она Елене, которую возражение Елизаветы до крайности удивило, и язвительно продолжила, обращаясь к Елизавете: — Вероятно, какие-то веские причины заставляют вас бояться света?

— Нет никаких причин, заставляющих меня избегать света, — возразила та, уже вполне овладев собой. — Мы гордимся своим именем, потому что оно чистое и честное и не хотим менять его на имя, приобретшее свою славу благодаря чужим слезам и поту.

— О, как возвышенно! — со злой иронией заметила баронесса.

— Вы не можете говорить это серьезно, Елизавета, — сказала Елена, — не забывайте, что от вас зависит счастье двух людей, — и она бросила на собеседницу многозначительный взгляд, однако та не поняла его. — В ту среду, где вы теперь будете вращаться, вы должны войти под дворянским именем. Вы это знаете так же хорошо, как и я, и из-за каприза не станете разбивать надежды — и свои, и другого человека.

— Я не понимаю вас! — Елизавета опять разволновалась. — Мне не приходило в голову связывать с этим именем какие-либо надежды, я не могу себе представить, как может счастье другого человека зависеть от решения такой неприметной девушки, как я.

— Но, милая моя, — заговорила Елена, — подумайте: ведь с сегодняшнего дня мы — сестры. Не правда ли, Рудольф, ты с радостью примешь невесту Эмиля в нашу семью и разрешишь мне поделиться с ней тем, что я имею?

— Да, — послышался глухой, но решительный ответ.

Елизавета в изнеможении провела рукой по лбу.

Слова, которые она только что услышала, не укладывались у нее в голове. «Невесту Эмиля», сказала Елена. Значит, это она! Кажется, эти люди сговорились, чтобы повергнуть ее в ужас! И фон Вальде, знавший, что она ненавидит Гольфельда, заодно с ними!

— Я вижу, что произошло недоразумение, и причину этого я совершенно не могу понять, — задыхаясь, произнесла девушка. — Разъяснить ситуацию должен был бы господин фон Гольфельд, но так как он предпочитает молчать, я вынуждена заявить, что не давала ему согласия!

— Но, милая, — нерешительно и смущенно произнесла Елена, — разве мы, входя сюда, не видели собственными глазами, что…

Она запнулась.

Эти слова как громом поразили Елизавету. В ее невинной душе ни разу не появлялся страх, что ее минутная беспомощность может быть истолкована как-нибудь иначе, теперь же она к своему великому негодованию увидела, что эта беспомощность бросает на нее ужасную тень. Она еще раз обернулась к Гольфельду, но одного взгляда ее было достаточно, чтобы убедиться: с этой стороны ей нечего ждать спасения своей чести. Он стоял у окна спиной к присутствующим, как уличенный в проступке школьник. Его молчание, конечно, могло быть истолковано как угодно.

— Боже мой, какой кошмар! — воскликнула несчастная. — Вы видели, — продолжала она, переведя дух, — как беззащитное существо тщетно старалось избавиться от притязаний навязчивого и бесчестного человека. Уверения в моем глубоком презрении и полнейшей антипатии не смутили его. Я не раз говорила господину фон Гольфельду о таком своем отношении к нему, но, несмотря на это…

Шум позади заставил Елизавету вздрогнуть и замолчать. Елена упала на диван, судорожно ухватившись за скатерть рукой, которая так сильно дрожала, что вся посуда на подносе зазвенела. Лицо ее стало мертвенно-бледным, ее угасший взор был устремлен на Гольфельда. Она тщетно старалась взять себя в руки. Свет, внезапно озаривший отвратительную интригу, сплетенную ее двоюродным братом, был слишком ярок и сильно поразил доверчивую душу Елены.

Елизавета, несмотря на свое волнение и негодование, сразу же смягчилась, видя, что творится с Еленой. Защищая свою честь, она сорвала пелену с глаз этой несчастной. Ей стало безумно жаль бедную девушку, хотя она и понимала, что рано или поздно это должно было произойти. Елизавета быстро подошла к Елене и взяла ее похолодевшие руки в свои.