Брак по расчету. Златокудрая Эльза - [128]

Та увидела, что лед в его глазах растаял. Они сияли каким-то особенным блеском. Она просто ответила:

— Да.

— Перенестись вдруг из прекрасного большого города на одинокую гору посреди тихого леса! Слишком резкая перемена. Вы были, вероятно, в отчаянии, когда узнали о предстоящем переезде?

— Я сочла это незаслуженным счастьем, — последовал спокойный ответ.

— Что? Удивительно! Я думаю, что никто не станет срывать репейник, когда может иметь розу. Это общепринятый взгляд.

— Да, но очень односторонний.

— Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из ваших друзей разделял ваши взгляды… Но все-таки предполагаю, что вам нелегко было расстаться с друзьями.

— Даже очень легко, потому что у меня их не было.

— Не может быть! — воскликнула Елена. — У вас не было даже хороших знакомых?

— Были — те, кто мне платил.

— Вы давали уроки?

— Да.

— Разве у вас никогда не было потребности иметь друга?

— Никогда, потому что у меня есть мать, — с глубоким чувством ответила Елизавета.

— Счастливая! — пробормотала Елена, опуская голову.

Елизавета поняла, что задела рану в сердце Елены. Она очень пожалела об этом, и ей захотелось загладить неприятное впечатление. Фон Вальде, казалось, прочел эту мысль девушки по ее лицу и, не обращая внимания на печаль в голосе Елены, спросил:

— И вы пожелали жить именно в Тюрингене?

— Да.

— А почему?

— Потому что мне с раннего детства рассказывали, что мы родом из Тюрингии.

— А, вы, верно, из рода Гнадевицев?

— Это девичья фамилия моей матери, а я Фербер.

— Вы сказали это таким тоном, будто благодарите Бога за то, что не носите этой фамилии.

— Да, я очень рада этому.

— Гм… Это имя было в свое время очень громким.

— Да, но слава его не всегда была безупречной.

— Э, да и что с того! Зато это имя имело при многих дворах цену чистого золота, потому что было очень древним, и его носителей осыпали различными милостями.

— Простите, но я совершенно не могу понять, как возможно, что… — начала было Елизавета, но, покраснев, замолчала.

— Ну-с? Вы начали фразу, и я настаиваю на том, чтобы вы ее закончили.

— …что грехи награждаются потому, что стары, — неуверенно проговорила Елизавета.

— Прекрасно! Но многие предки Гнадевицев проявили истинное мужество и отвагу.

— Возможно, но, по-моему, несправедливо, что их заслугами в течение стольких столетий пользуются те, кому вовсе не присущи эти качества.

— Да разве великие дела не должны жить вечно?

— Конечно, но если мы не считаем их для себя примером, то недостойны пользоваться славой совершивших их, — решительно ответила Елизавета.

В это время во двор въехал экипаж. Фон Вальде наморщил лоб и провел рукой по глазам, как бы внезапно просыпаясь от сна. Вскоре дверь отворилась и вошла баронесса. На ней и Бэлле были шляпки и накидки.

— Вот и мы! Какой сегодня отвратительный воздух! Я очень сожалею, что решила выехать. Мне, вероятно, придется поплатиться насморком за свою материнскую заботу. Бэлла хотела узнать, как ты себя чувствуешь, Елена, а потому я и привела ее сюда.

Девочка направилась прямо к кушетке и, казалось, не замечала Елизавету, сидевшую около нее. Наклонившись, чтобы поцеловать руку Елены, она задела Елизавету, пуговица ее накидки зацепилась за отделку платья гостьи и разорвала ее. Девочка подняла голову, искоса взглянула на дыру и, развернувшись, направилась к фон Вальде, чтобы поздороваться с ним.

— Ну-с, — проговорил тот, не подавая ей руки, — почему же ты не извинишься за свою неловкость?

Бэлла не сказала ни слова в ответ и ретировалась к мамаше, на щеках которой вспыхнули яркие пятна. Взгляд, который она бросила на Елизавету, ясно говорил, что ее недовольство было направлено на последнюю.

— Разве ты не умеешь говорить? — спросил фон Вальде, вставая.

— Госпожа Фербер сидела так близко, — проговорила вместо упорно молчавшей девочки баронесса.

— Действительно, мне надо было отодвинуться, да и беда вовсе не так велика, — сказала Елизавета с приветливой улыбкой, протягивая руку Бэлле.

Девочка сделала вид, что не заметила этого жеста и спрятала обе руки под пелерину. Фон Вальде, не говоря ни слова, подошел к ней, взял за руку, подвел к двери, открыл ее и приказал девочке:

— Иди сейчас же в свою комнату и не показывайся мне на глаза, пока я этого не пожелаю.

Баронесса была вне себя, но что она могла сделать? Она не имела оружия для борьбы с «варварством и насилием этого человека», который являлся хозяином дома. Наконец рассудок взял верх над чувствами.

— Надеюсь, милый Рудольф, ты простишь Бэлле маленький каприз, — проговорила она дрожащим голосом. — Прошу тебя принять во внимание то обстоятельство, что ее гувернантка ужасно бестолковая.

— Мисс Мертенс? Сомневаюсь, чтобы она при своем врожденном такте воспитала Бэллу такой, какой она себя только что показала.

Лицо баронессы снова вспыхнуло, но она овладела собой.

— Ах! — воскликнула она, намереваясь сменить тему разговора. — С этими глупыми историями я совсем забыла сказать, что Эмиль вернулся из Оденбурга. Он прибыл верхом и совсем промок, так что теперь переодевается. Он сейчас будет здесь. Может он засвидетельствовать тебе свое почтение?

Яркая краска залила щеки Елены, но она опустила голову, не сказав ни слова.