Брак на небесах - [29]

— Я знал, каким уважением в нашей округе всегда пользовались ваши родители, и решил, что, поскольку наши земли примыкают друг к другу, было бы целесообразно скрепить отношения родственными узами.

Он заметил, что глаза Сэмелы засияли, и понял, что такой ответ пришелся ей по душе.

— Я задавала себе вопрос, не в этом ли причина, и рада, что оказалась права.

Она говорила так естественно и с такой искренностью, что герцог не мог не поверить ей. Потом Сэмела сказала:

— Сейчас придет ваш камердинер, чтобы подготовить вас ко сну, и я подумала: раз вам стало гораздо лучше, может быть, я буду ночевать в своей спальне?

Она заметила сомнение в глазах герцога и поспешно добавила:

— Я оставлю дверь в свою спальню открытой. Если вы захотите пить или почувствуете какое-то беспокойство ночью, вы сможете окликнуть меня или позвонить в колокольчик. Я сплю очень чутко и сразу приду к вам.

— Пожалуй, это разумно, — согласился Бакхерст. — Но я не буду тревожить вас, так как действительно чувствую себя много лучше и вполне могу сам позаботиться о себе.

— Но обещайте позвонить, если я понадоблюсь.

— Обещаю.

Она импульсивно протянула руку и коснулась его ладони.

— Спасибо вам за компанию, мы так чудесно провели сегодня время!

Наступило короткое молчание, а затем на ее щеках появились все те же очаровавшие его ямочки.

— Но я уверена, что вам гораздо интереснее было бы укрощать Рыжего Строптивца.

Он не успел ответить, как она уже выскользнула в соседнюю комнату, а в это время из коридора вошел Иейтс…

Когда камердинер ушел, герцог задумался о том, насколько Сэмела отличается от сложившегося у него образа будущей жены, как, впрочем, отличается и от всех других женщин, с которыми ему прежде приходилось сталкиваться.

Конечно, ему мало приходилось общаться со столь юными созданиями, но, тем не менее, его не покидала уверенность, что Сэмела — необыкновенная девушка.

Герцог решил, что сестры оказались на высоте, найдя ему такую невесту, которая окажется вполне достойной уготованной для нее роли герцогини Бакхерст, и, к своему удивлению, почувствовал уверенность в том, что она вовсе не станет ему докучать, чего он так опасался.

И в первый раз он задумался о том, что могут подумать люди, когда узнают, как он ушел с собственной свадьбы, чтобы проехаться на лошади, которая к тому же еще сбросила его, и весь этот бесславно прожитый день кончился для него потерей сознания.

Понимая, что его уход в столь торжественный якобы для него день со столь пышного приема вызвал разнообразные пересуды о его неприличном поведении, он почувствовал стыд за то, что позволил себе так потерять над собой контроль!

Он понимал: большинство людей скажут, что Бакхерст был, как всегда, в своем амплуа и не мог не выкинуть фортель даже на своей собственной свадьбе. А его друзья добавят, что даже не сомневались — он никогда не смирится с условностями!

Однако он полагал, что его поведение обязательно отразится на Сэмеле, и был убежден, что уж кто-кто, а баронесса непременно придет в буйный восторг, когда прочитает газетные репортажи о его свадьбе.

Она была слишком опытна, чтобы страдать из-за того, что он женится, или даже говорить об этом впрямую.

Но она хотела опутать его такими африканскими страстями, чтобы он не только скучал, когда они не были вместе, но и вернулся к ней по возможности быстрее.

Теперь это стало невозможным, и герцог размышлял, сочтет ли она, узнав о случившемся, что одержала победу над его молодой женой, или просто расстроится, что теперь им предстоит длительная разлука.

Потом он сказал себе: нельзя рассчитывать на то, что прошлые развлечения могут продолжаться до бесконечности.

Герцог прекрасно знал, как мимолетны бывают affaires de cover[7] и как быстро гаснет пламя страсти, оставляя за собой один лишь пепел.

Его связь с баронессой началась не по его инициативе, она сама преследовала его, но он искренне сожалел, что должен покинуть ее из-за свадьбы, которой не желал, и жены, которую заранее ненавидел.

Уезжая из Лондона, он был совершенно уверен, что баронесса привлекает его так, как ни одна другая женщина. Но теперь он уже в этом сомневался.

Он думал о том, что просто потерял с ней голову так же, как когда скандально ушел со своей свадьбы.

Бакхерст не сомневался, что сестры были в отчаянии, а многие гости определенно выразили возмущение его поведением.

Обыкновенно такие вещи ни на йоту не тревожили его, но теперь он думал о Сэмеле, такой молодой и идеалистичной; все это, конечно, должно было ранить ее.

Он понимал, что когда она говорила о нем как о рыцаре, описывая, что чувствовала тогда на стипль-чезе, то представляла его не столько реальным мужчиной, сколько идеалом, заполнявшим ее воображение и мечты.

«Мне следует вести себя предельно осторожно, чтобы не расстроить ее», — думал герцог перед сном.

А Сэмела лежала в своей спальне и смотрела на открытую дверь, которая вела в уставленную цветами маленькую гостиную, разделявшую ее с мужем.

Она оставила на тумбочке возле него одну свечу, потому вдалеке она видела золотое сияние и думала, что это напоминает свет звездочки, мерцающей в ночном небе.