Брахман и история.Историко-философские концепции современной веданты - [63]
Радхакришнан же – «второй (после Дасгупты. – С. Б.) великий историк индийской философии и ее академический гуру»[373] – вызывает глубокое и неподдельное уважение своей строгой последовательностью. Радхакришнану, насколько мы можем судить по созданным им текстам, не были свойственны долгие поиски своего места в философии: он как будто был рожден для проповеди религиозного идеализма перед весьма обширной и разнородной аудиторией, включавшей не только индусов, но и индийских мусульман, и европейцев, и представителей иных культур. Разъяснять, пропагандировать, доводить идеи до сознания масс – именно в этом состояла его первоочередная задача как философа, и он постигал индийскую философию, в значительной степени отталкиваясь от той исторической ситуации, в которой находились он сам и его народ.
Подведем некоторые итоги. Итак, мы выяснили, что историко-философские концепции С. Радхакришнана и С. Дасгупты обладают рядом черт, делающих их, с одной стороны, вполне традиционными по духу, а с другой, указывающих если не на прямой разрыв с традицией, то, по крайней мере, на существенный пересмотр ее этими философами. Некоторые особенности их философии явно указывают на влияние индуистской религиозности с ее инклюзивизмом (особенно это видно у Радхакришнана), другие – на воздействие западной философской мысли. Таким образом, эти концепции (как и вообще учения этих философов) стоят как бы на стыке западной и индийской цивилизаций, что относительно Радхакришнана верно заметил Сирил Джоуд, назвавший его liaison officer[374].
Некоторые специфические черты историко-философских концепций этих мыслителей обусловлены социально-политической ситуацией в Индии в их времена. В первую очередь это превознесение индийской цивилизации как играющей в мировой истории (и особенно – в современном мире) исключительную роль. У Радхакришнана эта черта значительно смягчается его универсализмом, однако в философии Дасгупты с его представлением об идеологической замкнутости цивилизации как таковой идея о своеобразной «богоизбранности» Индии занимает весьма важное место.
Естественно, что все это, как правило, прямо не высказано в сочинениях Дасгупты и Радхакришнана, и эти идеи приходится вычленять из слабо дифференцированного с точки зрения теории историко-философского процесса массива текстов.
В целом об их философии можно сказать следующее.
Концепции Дасгупты и Радхакришнана объединяет, во-первых, убеждение в непрерывности историко-философского процесса со времен Ригведы до наших дней, а во-вторых, мысль о Брахмане как о движущей силе и философского творчества, и исторического процесса. История, таким образом, приобретает в этих учениях религиозный смысл и становится гигантской мистерией приобщения человека к богу. Эти положения, по нашему мнению, во многих отношениях взаимосвязаны, ибо если люди действуют, побуждаемые к действию именно Брахманом, то их действия – в том числе и образ мыслей, мировоззрение, философия, – будут принципиально одинаковыми, базирующимися на одних и тех же идеологических установках в силу неизменности Брахмана. Наличие в истории крупных идейных революций, по мнению Радхакришнана и Дасгупты, означает, что в такие переломные эпохи меняется все мироощущение общества – отбрасываются и заменяются новыми способы мышления, изучения мира, этические и эстетические нормы и т. п. Но поскольку творцом мира – и в первую очередь морального мира, мира этических образцов – является Брахман, а он и Атман суть одно, то невозможно (для последователя веданты) представить, что божество, воплощенное в людях, отвергло самое себя, свои собственные установления, свою собственную сущность. Поэтому неоведантистам история индийской философии представлялась непрерывным процессом плавного разворачивания учения о высшей божественной истине, содержащегося в неразработанном виде уже в Ригведе и достигшего полной реализации в адвайта-веданте Шанкары.
Сходные идеи высказывали они и относительно будущего человечества. Дальнейшая судьба человечества целиком зависит от его способности к интеграции, и если эти способности окажутся недостаточными, грядущее может быть безрадостным. Под интеграцией понимается ими не только и не столько объединение на почве экономических выгод или создание политических блоков – все это, в сущности, вторично, – сколько выработка некоего общего этоса, новой, общечеловеческой моральной парадигмы («international morality», по выражению Дасгупты[375]).
Индийская философия (и индуизм как ее религиозная «ипостась») предлагается ими в качестве базиса для выработки этой парадигмы по той причине, что духовная традиция Индии непосредственно связывает современного человека с ведической древностью, когда люди были (по убеждениям, вероятно, большинства неоведантистов) гораздо ближе к сакральному миру, чем сейчас, и в силу этого обладали более ясным ощущением морального и способностью жить в гармонии с собой и с реальностью, но при этом оснащена обширным и развитым категориальным аппаратом и методологическим инструментарием, которые позволяют ей легко приспосабливаться к изменяющимся социальным условиям.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.