Брачный сезон - [6]

– Я должен угостить его обедом?

– Так точно.

– А что же ты сам?

– Тетя Агата желает, чтобы я сводил ее сына Томаса в «Олд Вик».

– Плюнь и не ходи.

– Нельзя. Потом разговоров не оберешься.

– Ну что ж. Ладно.

– Бог тебя вознаградит, Китекэт, – с чувством произнес я.

Таким образом, с Гасси все устроилось, и я мог с легким сердцем отправиться на покой. Я даже не подозревал о том, что принесет мне завтрашний день.

Глава 3

А день поначалу принес ощущения самые приятные. Как обычно бывает, когда тихой вечерней порой тебя ждут крупные неприятности, утро рассиялось всеми цветами радуги. Зная, что ровно в два пятьдесят три мне надо будет посадить в поезд юного Тоса и отправить его в приморскую школу для малолетних преступников, я завтракал с песней на устах и во время второго завтрака, помнится, тоже был в отличном настроении.

Я отвез юного Тоса на вокзал Виктория, запихнул в поезд, сунул ему в лапу один фунт и еще постоял помахал родственной рукой, покуда он окончательно не исчез из виду. А потом, заглянув по пути в клуб погонять мяч, вернулся к себе на квартиру в самом бодром расположении духа.

До этой черты все шло превосходно. Вешая шляпу на крючок и ставя зонт в стойку для зонтов, я склонялся к мысли, что если Господь и не в небесах и в человеках не благоволение, то, во всяком случае, общее положение вещей близко к тому. Ни намека предчувствия, как говорится, того, что за углом затаилось горькое пробуждение и сейчас жахнет меня клюшкой по кумполу.

Первое, на что я вынужден был обратить внимание, переступив порог квартиры, это на изрядный шум, неуместный в доме джентльмена. Из-за закрытой двери гостиной слышался женский голос, издающий как бы подбадривающие крики, и вдобавок к женскому голосу – яростный лай, как лает свора гончих псов, взявших след. Можно было подумать, будто у меня в спальне собралась вся лисья охота целого графства, и я как квартиросъемщик, естественно, рванул туда выяснить, в чем дело. Никто не может упрекнуть Бертрама Вустера в занудстве и чистоплюйстве, но бывают, мне кажется, минуты, когда человек обязан все-таки проявить твердость.

Поэтому я распахнул дверь и сразу же полетел вверх тормашками, сбитый с ног каким-то твердым телом с длинным языком муравьеда. Этот язык принялся с воодушевлением оглаживать меня от макушки вниз, и когда рассеялся туман, я увидел себя в клинче с лохматым псом не вполне однозначных кровей. А рядом с нами, глядя сверху вниз, точно мать, любующаяся шалостями первенца, стояла Кора Таратора, сестра Китекэта.

– Правда, кисонька? – спросила она. – Ну просто херувимчик!

Тут я не мог с ней полностью согласиться. Пес действительно был как будто бы добродушный и сразу же проникся ко мне симпатией, но внешне он все-таки не мог рассчитывать на приз за красоту. Прямо Борис Карлофф в гриме.

Другое дело Таратора, она, как всегда, ласкала взор. После двух лет, проведенных в Голливуде, на нее стало даже еще приятнее смотреть, чем раньше, когда она в последний раз наблюдалась в наших краях. Этакое изящное из себя юное создание среднего роста, общей конфигурацией наподобие Гертруды Лоренс и с рисунком лица, достойным пристального изучения. В спокойном состоянии оно выглядит вроде как задумчиво, кажется, это чистая белая душа, думающая возвышенную думу; зато, оживленное, оно оживляется так сильно, что один взгляд на него вдохновляет на любые подвиги. Глаза у нее коричневато-каштановые, и волосы тоже вроде того. А в целом – ангел, у которого большой избыток энергии. И если надо выбирать, с кем бы ты захотел очутиться на необитаемом острове, первым номером, возможно, окажется Хеди Ламарр, но и имя Коры Перебрайт тоже будет в числе достойных Похвального Упоминания.

– Его зовут Сэм Голдуин, – пояснила Тараторка, оттаскивая зверя за поводок от моего простертого тела. – Я купила его в питомнике Баттерси.

Я встал с пола и утерся.

– Китекэт мне говорил.

– Значит, ты уже с ним виделся? Очень хорошо.

В этом месте она, видимо, спохватилась, что мы забыли поздороваться, во всяком случае, она не пожалела времени на то, чтобы чин чином выразить положенную радость от нашей встречи после столь долгой разлуки. Я тоже сказал, что рад встрече после столь долгой разлуки, она спросила, как я поживаю, я сказал, что хорошо, а как она поживает, и она тоже сказала, что хорошо. И еще она спросила, по-прежнему ли я такой же непроходимый болван, как и раньше, и я удовлетворил ее любопытство на сей счет.

– Я заезжала вчера, думала тебя застать, – сказала Тараторка. – Но тебя не было дома.

– Да, Дживс мне говорил.

– Меня тут принимал какой-то рыжий мальчик. Сказался твоим двоюродным братом.

– Да, это сын моей тети Агаты и, как ни странно, сокровище ее души.

– Как ни странно?

– Он – исчадье ада, и имя ему – Черная Тень.

– Да? А мне он понравился. Я дала ему пятьдесят автографов. Он намерен продать их мальчикам в школе и рассчитывает выручить по шесть пенсов за штуку. Он мой давний кинопоклонник, и мы с ним во всем нашли общий язык. Хотя Китекэту он, кажется, не очень нравится.

– Еще бы, он как-то подложил кнопку ему на стул.

– А-а, ну тогда его холодность понятна. Кстати о Китекэте, он дал тебе текст диалога?