Брачный контракт - [54]

В разговоре выяснилось, что Шейла играла в школьных спектаклях в драмах Ибсена, Шекспира и Бернарда Шоу, в некоторых пьесах Пристли.

Немного волнуясь, Синтия попросила ее прочитать любой монолог. Шейла выбрала сцену из «Росмерсхольма» Ибсена, финальное объяснение Ребекки и Росмера. Это была ее любимая пьеса. Синтия согласилась подавать реплики Росмера. С первых же слов Синтия почувствовала, что Шейла выбрала интуитивно именно ту пьесу и роль, в которой она была бы идеальна, будь она старше на несколько лет и имея опыт и соответствующие навыки. Мрачная, смелая, язвительная и загадочная, Шейла стала бы удивительной Ребеккой. «И станет, — радостно подумала Синтия, когда девушка закончила, — обязательно станет».

Шейла боялась поднять глаза, ее трясло.

— Скажите что-нибудь, — пробормотала она.

— Купания в Темзе не будет, во всяком случае с летальным исходом, — сказала Синтия.

Шейла закрыла лицо руками.

— Я хочу сказать, что года через три-четыре можно поступать в Лондонскую королевскую академию драматического искусства.

Так все и началось.

Синтия и Шейла регулярно встречались в ее доме. Шейла поселилась у дальних родственников. Ее родители жили в Лондоне. Узнав о занятиях с Синтией Грэхем, они сразу же согласились на то, чтобы их дочь осталась у дяди и перевелась в шотландскую школу.

Синтия на пике своей карьеры часто удивляла всех, соглашаясь играть совершенно невыигрышные роли в третьесортных фильмах. Но чем более пустой и глупой была роль, тем больше удовольствия получала Синтия, раскрывая образ и находя в нем неожиданные стороны. Она имела репутацию актрисы, которая превращает в золото все, к чему прикасается, подобно древнегреческому царю Мидасу. И чем сложнее была актерская задача, тем интереснее ей было работать. Синтия могла поднять любой жалкий образ на недосягаемую высоту, благодаря чему она чувствовала себя творцом, подобным Пигмалиону.

Занимаясь с Шейлой, Синтия с удивлением обнаружила, что испытывает еще более сильные чувства. Она раскрывала талант, помогая юной подопечной найти себя, нащупать и определить свои неповторимые особенности, сильные и слабые стороны. Дарование Шейлы, мощное и яркое, захватывало Синтию потому, что было так отлично от ее собственного.

Для Синтии, сколько она себя помнила, играть было самым естественным занятием на свете. Она обладала той удивительной легкостью, которая позволяла вдохнуть жизнь в роль любой возрастной категории, характера, темперамента и интеллекта с одинаковой силой и степенью убедительности. От классики до мюзикла, от королевы до служанки, от сентиментальной дурочки до очаровательной плутовки. Шейла, при всей глубине и мощи своего таланта, была бы немыслима в комедийных ролях, хотя и обладала своеобразным чувством юмора. В ней не было легкости, изящества и мягкости, но была огромная сила трагического накала и невероятный потенциал глубинных психологических открытий. Это было удивительно, учитывая, что девочке шел шестнадцатый год.

Под умелым руководством Синтии Шейла приобрела за несколько лет все основные сценические навыки, отшлифовала наиболее сильные стороны своего дарования. Она научилась дикции, мимике, жестикуляции, всему, что могла перенять у Синтии в домашней обстановке импровизированного театра, включая множество тончайших нюансов профессионального мастерства. Учась в Королевской академии драматического искусства, Шейла продолжала занятия с Синтией. Она мгновенно получила вторую роль в известном лондонском театре и заключила контракт. Через два года Шейла стала сенсацией в роли Виви в пьесе Бернарда Шоу «Профессия миссис Уоррен». Сейчас она была звездой английской сцены и снималась у всех европейских режиссеров, получив в этом году приз Каннского фестиваля за лучшую женскую роль.

Гейл оказалась права. Синтия действительно чувствовала себя нужной. Она жила очень уединенно, почти отшельницей, временами прогуливаясь по аллеям ближайшего парка. Обычно Синтия почти не выходила из дома, а общество Шейлы было для нее единственной компанией. Девочка не вызывала у Синтии материнских чувств, хотя была всего на три года старше ее сына. Они общались на равных, хотя это было нелегко, так как Шейла оказалась на редкость упрямой. Синтия испытывала уважение к этому странному хмурому существу, у которого была бездна достоинств и гордости, но не капли самодовольства.

Сейчас фотографии Шейлы встречались на каждом шагу, но для всех ее поклонников и людей, причастных к театру и кино, оставалось тайной, что без Синтии не состоялось бы восхождение новой яркой звезды.

Однажды Синтия выбралась в Лондон, где Гейл проводила зиму, и встретилась в ее доме с частым гостем своей сестры Марвином Челзвитом.

Друг мужа Гейл был ровесником Синтии и большим ее поклонником. Закоренелый холостяк, замкнутый и насмешливый, молчаливый, с живыми и очень выразительными ехидными и озорными глазками, блеск которых стоил любого острого словца, он очень понравился Синтии. Они очень подружились за то время, что Синтия провела в Лондоне, и много времени проводили вместе. Синтия пригласила Марвина погостить у нее в Шотландии. Она знала, что не влюблена в него, но хотела хоть ненадолго вновь почувствовать себя женщиной.