Брачные узы - [39]

Еле заметная улыбка застыла на его осунувшемся лице. Так ребенок заходится в плаче, пока ему наконец не дадут игрушку, которую он так хотел, и вот он уже успокоился, и играет в свое удовольствие, и радостно смеется. Опустив взгляд к столу, он нервно вертел в руках погасшую тем временем трубку. В этот момент с грохотом вошел Френцль.

— Что, господин доктор, я не слишком долго пропадал?

Он покрутил ус и хитровато прищурил глаз.

Гордвайль недоуменно посмотрел на него снизу вверх и глупо улыбнулся. В первый момент он не понял, ни кто стоит перед ним, ни о чем речь. Взгляд его застрял на пуговице на куртке Френцля, висевшей на одной нитке и грозившей того и гляди оторваться и покатиться по полу, Гордвайль со странным нетерпением ждал, когда пуговица наконец упадет и перестанет держать его в напряжении. Что это он представляется простецом, как будто не понимает, чем они здесь занимались?.. Пуговица, однако, располагала временем и, как назло, совершенно не собиралась выполнять желания Гордвайля. Когда угодно, но только не теперь!

А Френцль продолжил:

— Я имею в виду, что Густл не слишком вам досаждала, а то знаете, как это водится у женщин…

— Не-ет, совсем нет… — сказал Гордвайль рассеянно, словно самому себе. И, устремив прямой, как гвоздь, палец на болтающуюся пуговицу, сказал решительно, как врач, обращающийся к непослушному больному:

— Нужно немедленно закрепить ее, а то она того гляди оторвется!..

Френцль ухватился за пуговицу тремя пальцами, одним движением оторвал ее и положил на стол.

На это Гордвайль ухмыльнулся, словно одержав победу, и, глядя на черную блестящую пуговицу как на кровного врага, вдруг захихикал какой-то скрытой забавной мысли, взял в рот погасшую трубку и процедил:

— Ну-с, господин Гейдельбергер, где же вы пропадали так долго?

— Что, действительно долго? — рассмеялся тот. — Я зашел только купить сигарет и вдруг так захотел пить, что остался на кружку пива. Густл! — крикнул он в дверь, повысив голос. — Давай быстрее! Твой кофе когда-нибудь сварится, а?!

— Уже несу! — донесся из кухни голос Густл.

— Она смазливая девчонка, Густл, а?! — с двусмысленным смешком снова повернулся Гейдельбергер к гостю. И хлопнул Гордвайля по плечу:

— Как она вам, куманек?

— Не… недурна, должен признать, — ответил несколько сбитый с толку Гордвайль. Он вдруг снова увидел лицо Густл перед собой, близко-близко, раскрасневшееся лицо с остекленевшими глазами и растрепанными волосами, лицо первобытной самки.

— Ха-ха-ха! — раскатисто захохотал Гейдельбергер.

Густл принесла кофе. Поставив поднос на стол, она подошла к окну и растворила его. Затем разлила кофе. Время от времени она доброжелательно улыбалась сидевшему напротив нее Гордвайлю.

— Ну, а как поживает ваша «старуха»? — поинтересовался Гейдельбергер.

— Хорошо… То есть… Ну да, очень хорошо.

— Вы по-прежнему там же, в книжной лавке, а?

— Да, все еще там.

— Странная вещь — книги, — философствовал Гейдельбергер между глотками кофе. — Я всегда поражаюсь, откуда только берется у людей терпение писать столько книг или читать их, разве я не прав? Ведь если прикинуть, сколько миллионов книг есть в мире на всяких языках, во всевозможных странах, — просто в дрожь бросает!.. Я не говорю о всякого рода ученых книгах, тут ничего не скажешь! Ученость нужна людям, чтоб знали, что да как. Но вот про другие книги — скажу! Всяческие там рассказы и небылицы! Тут я по правде не пойму, зачем они нужны! Я лично, когда вижу такую книгу, хоть в миле от себя, сразу начинаю зевать и меня клонит в сон. Можете мне поверить, господин доктор, я это не для красного словца говорю!

Он допил кофе маленькими глотками, отставил чашку и продолжал:

— У нас в военном госпитале тоже был такой малый. Мог читать по три книги в день! Два месяца мы там вместе провалялись, у него тоже нога была раздроблена осколками ручной гранаты, так он прочел за это время, без преувеличения, тыщу книг, не меньше. Можете мне верить, господин Гордвайль! Сестра Стефи ему книги всегда таскала. Раз я сказал ей: «Может, вы, сестра Стефи, и мне захотите как-нибудь книжку принести? Я бы посмотрел, в чем тут соль». Вот она и мне принесла одну. «Пустынная обитель» или что-то в этом роде, поклясться не смогу, короче: я в той книге прочел ровно две страницы, ни больше и ни меньше, верьте мне, да и того мне было выше крыши! Больше не осилил. Но тот второй, сосед мой, проглотил ее в один вечер и только пальчики облизывал. Я его спрашиваю: «Скажи мне, герр сосед, о чем там пишут? Чего они хотят? Мне тоже охота знать!» А он мне только: «Ах, это такая красота, такая красота! Понимать нужно!» А что там понимать, господин доктор, ну что?! Вот вы умный человек, объясните мне, кому какое дело, если кто-то хотел жениться и не женился или, наоборот, женился?! Или если какой-то вор втихомолку обводил людей вокруг пальца и мошенничал, и раз сошло с рук, и два, и три, а потом его поймали-таки или, наоборот, так и не сумели поймать?! Ну кого это может волновать? Разве я не прав?

Гордвайль смущенно улыбался. Он не знал, что ответить. На какое-то мгновение все эти книги показались смешными и ему. Он подумал, что в этот момент похож на человека, оказавшегося среди дикарей, не видевших дотоле ни одного представителя цивилизации, и вот они ощупывают и рассматривают его со всех сторон, словно это он дикарь.