Брачные игры каннибалов - [59]

Мы оказались в ее чреве. Такие волны не взрываются там, где обычные. Их губительный взрыв происходит дальше, на глубине. Майк направил доску прямиком на волну. Он размахивал руками, как герой мультика. Они вращались, как лопасти сломанного вентилятора. И когда волна подхватила его, он встал вертикально, и я увидел, что она втрое его выше. Он цеплялся за отвесную стену, карабкаясь по водной скале. Взобрался, оседлал гребень и исчез за вспененной верхушкой.

Но я был слишком низко и не успел бы за Майком. Волна достигла пика и задрожала. Она всасывала в себя все больше воды. Я продвинулся к переднему краю доски, освободил руки и поплыл быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Я собирался врезаться в волну по диагонали, обогнав первый гребень. Но волна поднималась все выше. Она гремела. И тогда я понял, что не успею.

А потом разум вдруг оставил меня. Я как-то враз поглупел. Мой инстинкт выживания ушел в отпуск. В этой ситуации было лишь одно разумное решение: нырнуть как можно глубже, но я этого не сделал. Я не был привязан к доске поводком, и если бы выпустил ее, пришлось бы плыть к берегу, чтобы ее достать. Это маленькое обстоятельство почему-то заставило мой мозг отключиться. Я развернул доску, почему-то решив, хотя все свидетельствовало об обратном, что смогу оседлать волну, скатиться по ней и набрать достаточную движущую силу, которая поможет мне обогнать ее. Я был неправ.

Теперь я могу с уверенностью сказать вам, что падение восемнадцатифутовой волны на голову – это очень неприятно. Неприятно физически: сначала волна вырывает из-под тебя доску, срывает ласты, и вдруг ты перестаешь понимать, где верх, а где низ. Не можешь дышать и видеть, но можешь слышать, как волна говорит: я тебя уничтожу. Потом раздается треск, грохот и гул. А потом приходит боль. И паника. Это очень страшно. Волна намного сильнее тебя, и когда выпадает шанс прочувствовать это непосредственно на себе, получаешь глубокую психологическую травму. Когда я выплыл на поверхность и весь в синяках принялся хватать ртом воздух, я начал молиться и благодарить Бога за то, что Он пощадил меня, обещать, что отныне стану хорошим и так далее и тому подобное. Потом я стал искать на берегу доску и нашел свои ласты, покачивающиеся на мелководье, а когда вернулся на глубину, то смотрел на океан уже с новым уважением, ощущая свою ничтожность.

– Ну что, поймал того монстра? – спросил Майк, когда я поравнялся с ним, не сводя глаз с волн и представляя, во что они превратятся.

– Нет, чувак, – ответил я, – монстр поймал меня.

Глава 14

В которой Автор изучает Собачий мир Таравы, точнее, мир своих Собак, которые претендовали на звание самых толстых Собак на Тараве (возможно, потому, что Он их кормил). Это заставило Его взглянуть на них в новом свете, особенно когда Ему сообщили, что Собаки канг-канг (вкусные).

Однажды Вацлав – пугливая зеленоглазая собачка с белой шерстью, которую нам подарила Тьябо, потому что, по ее словам, Вацлав был похож на собаку ай-матангов, – вернулся с прогулки по рифу в компании другой собаки, которую мы всегда звали Коричневой. Вскоре это ласковое прозвище закрепилось за ней, потому что Сильвия отказалась называть ее Ольгой. Коричневая Собака в свою очередь привела с собой свою мать, послушную черную собаку с длинной мордой. Эта животинка славилась в собачьем мире своей распущенностью, потому мы и прозвали ее Мамкой. Вскоре Мамка привела с собой щенков – четыре визжащих комка, которые выглядели скорее жалко, чем мило, так как были абсолютно лысыми и изъеденными плешью. Несмотря на это, они были сообразительные и вскоре поняли, что у Сэма, нашего кота, есть когти и потому с ним лучше не играть. Так и случилось, что у нас появилось семь собак и кот. Это меня совсем не радовало.

Первым пришел кот. Он сбежал от матери еще котенком, что доказывает его исключительный ум. Дело в том, что средняя продолжительность жизни кота на Кирибати, по моим подсчетам, составляет около пяти часов. Ай-кирибати считают кошек бесполезными, несъедобными разносчиками черной магии. Сразу после рождения котят обычно засовывают в мешок и топят. Ай-кирибати несвойственна сентиментальность по отношению к животному миру. Даже дети ай-кирибати, которые, казалось бы, должны сочувствовать бедственному положению маленьких существ, играют в такую игру: хватают котенка или щенка за хвост и крутят, а когда надоест, зашвыривают в море. Однако Сэму, нашему коту, каким-то образом удалось избежать такой судьбы и доковылять до ай-матангова дома, где он начал мяукать, стонать и корчить из себя такое жалкое зрелище, что мы не могли его не впустить. Он тут же доковылял до дивана, взобрался на него, лег пузом кверху и уснул под ветерком вентилятора. Его блохи тоже расположились как дома.

Следующим был Зевс. Поскольку мы приехали на остров недавно, наше отношение к собакам пока еще совпадало с политикой Общества по гуманному обращению с животными. Прошло немного времени, и я уже радовался, когда мой камень попадал в цель и наносил чудовищу кровавые раны. Но в самом начале такое поведение, разумеется, казалось немыслимым. Зевс представлял из себя жалкое зрелище. Крошечный щенок, полностью облысевший из-за плеши, с животом, полным глистов, гноящимися порезами и покусами. Надо было сразу сломать ему шею и прекратить его мучения. Но он был общительным и игривым. Когда я по глупости угостил его хлебом, пес взглянул на меня такими счастливыми и благодарными глазами, что я даже не знал, что делать дальше. Ветеринара на острове не было. Последним, кто занимал эту должность, был волонтер из Финляндии, покинувший Тараву после того, как порезался о коралл и лишился почти трех четвертей правой ноги из-за токсичной инфекции. Новый ветеринар еще не прибыл. Как-то раз ко мне зашел Майк, и я спросил, не хочет ли он взять себе щенка.