Божий дом - [78]

— Расслабься, — сказал Толстяк, — плыви по течению.

— Я хочу понять, почему здесь одни гомеры? — спросил я.

— Да. А так же я и все остальные, и знаешь что? Ты никогда не узнаешь, так чего начинать злиться?

— Я не злюсь, я уже разозлен!

— И? Что тебе это даст? Тонкость, Баш, дипломатичность.

Грейси-диетолог заглянула в дежурку, внеся бутылку для вливаний с чем-то желтым:

— Экстракт готов, дорогой.

— Отлично, — обрадовался Толстяк, — давай попробуем!

Мы последовали за Толстяком и Грейси по коридору и смотрели, как Грейси заменяет бутылку с внутривенным для Джейн До «экстрактом». Толстяк, пользуясь техникой перевернутого стетоскопа, проорал на ухо Джейн: «ЭТО ОСТАНОВИТ ТВОИ КИШКИ ДЖЕЙН. ОСТАНОВИТ НАДОЛГО.»

— Что это за экстракт? — спросил я.

— Это что-то, что я изобрел, а Грейси изготовила и это часть проекта ТКК, часть исследования, которое принесет мне состояние!

— Свежие фрукты — созданное Богом слабительное, — пояснила Грейси, — а мы надеемся, что этот экстракт — полная противоположность. Натуральное, как лаэтрил.

Я спросил Толстяка, что же это за исследовательский проект, и он рассказал, что какой-то «мошенник» получил правительственный грант для испытаний нового антибиотика на вечных морских свинках — несчастных контуженных ветеранах. Толстяк договорился с умником на откат за каждого ветерана и начал давать антибиотик всем.

— Как он работает? — спросил я и понял, что это идиотский вопрос, так как никто этого пока не знал.

— Отлично, — сказал Толстяк, — не считая побочного эффекта.

— Побочного эффекта?

— Да, понимаешь, антибиотик уничтожает все микрофлору кишечника и тогда спящие споры начинают размножаться и начинается невероятный понос, который ничто не может остановить. Пока что ничто. Так что мы очень рассчитываем на этот экстракт.[162]

— Подумаешь, легкая диарея, — сказал Хупер.

— Легкая диарея?! — глаза Толстяка расширились. — Легкая… — И он осел в приступе хохота, радостного жирного хохота, который становился все громче и громче, пока он не свалился, держась за живот, как будто боялся, что тот развалится и все содержимое вывалится на пол, и Грейси, и я, и Эдди, и Хупер засмеялись, и со слезами на глазах Толстяк сказал:

— Не маленький понос, старик, а серьезная заразная диарея. Первая часть ТКК, этот антибиотик, вызывает диарею у любого. Если бы я знал об этом эффекте, никогда не стал бы его назначать. Поэтому я должен найти вторую часть ТКК, излечение. Видишь ли, эта диарея наиболее тяжелая и заразная сучья диарея, которую видел большой мир гастроэнтерологии.

Вечером я оставлял своих пациентов на попечение ГМП, который дежурил. Я спросил, как дела.

— По сравнению с Калифорнией — говно полное. Мое третье поступление в дороге. Я уже дрожу.

— Почему?

— Она на пути сюда из Олбани.[163] Триста миль на такси.

— На такси?

— На такси. Полностью слабоумная гомересса, которая, если верить моим сведениям, не мочилась несколько недель и слишком слабоумна, чтобы самой подписать разрешение на диализ, но при этом настолько заистязала свое семейство, что они СПИХНУЛИ ее в медленно двигающееся такси в Олбани, где она и находится на пути сюда с полудня.

— Если она не подписала это там, почему они думают, что она подпишет здесь?

— Потому что, как ты и сказал, «дорогуша, это Город Гомеров». Она будет особенной личной пациенткой Легго. Лучший день в ее жизни!

Когда я ехал домой, солнце нацепило эту усталую маску середины зимы, светя, но не грея, в ярости на серый лед. Мне было холодно, неуютно, страшно. Я надеялся, что Толстяк спасет меня, но вот он говорит мне не злиться на Пуловеров.

— Он сказал мне успокоиться, но я не намерен, — говорил я Бэрри. — Я хочу сказать, ты все время говоришь мне выражать свои чувства, и я волнуюсь, что, если я успокоюсь, я сойду с ума. Как я могу слушать вас обоих?

— Возможно, тут есть какое-то общее начало, — сказала Бэрри, — но, все-таки, как ты собираешься выжить, если у вас с ним будут разные мнения? Что он говорит про всех этих гомеров?

С грустью заметив, что даже Бэрри начала называть этих несчастных «гомерами», я сказал:

— Он говорит, что любит их.

— Это обычная антифобия. Вторичный нарциссизм.

— Что все это значит?

— Антифобия — это когда ты делаешь то, что больше всего боишься; например, кто-то боящийся высоты становится строителем мостов. Первичный нарциссизм, как Нарцисс в озере, когда он пытается любить себя, но не способен обнять собственное отражение. Вторичный нарциссизм — это когда он обнимает других, которые любят его за это, и он влюбляется в себя еще сильнее. Толстяк обнимает гомеров.

— Обнимает гомеров?

— И все его за это любят.

…Все любят докторов, и твои пациенты тебя уже полюбили. Смотрел игру «Никс» по кабельному, и они доказали, что баскетбол — командная игра…

Толстяк назвал нас великой командой. Но, все-таки, что это за команда, если ее СЛИ начинает задавать вопросы тренеру.

15

— Я хочу есть! — сказала Тина, женщина, прибывшая в такси.

— Вы не можете есть, — сказал Глотай Мою Пыль.

— Я хочу есть.

— Вы не можете есть.

— Почему?

— Ваши почки не работают.

— Работают.

— Не работают.

— Работают.

— Не работают. Когда вы в последний раз мочились?