Божий дом - [114]

Полуприкрыв глаза, я смотрел, как бородатый студент переодевается, обнажив прыщавый и уже оплывший торс. Вдруг он остановился. Я спросил в чем дело. После долгого раздумия, так ему свойственного, он спросил:

— Доктор Баш, мне осталось работы на несколько часов, а вы уже закончили и собираетесь спать. Почему так получается, что я остаюсь без сна всю ночь?

— Очень просто. Ты же математик, правильно? Смотри, я получаю фиксированную зарплату независимо от количества часов, что я не сплю. Ты платишь фиксированную плату за обучение ЛМИ независимо от количества часов, что ты не спишь. Соответственно, чем больше я сплю, тем выше моя почасовая оплата и чем меньше спишь ты, тем меньше твоя плата за обучение.

После паузы Сэм сказал:

— То есть, вам платят за то, что вы спите, а я плачу за то, чтобы не спать?

— Именно. Выключи свет, когда будешь уходить, приятель. Да, запомни, Нэйт Зок не пациент для студентов. Если ты заговоришь с ним, даже поздороваешься, умрешь. Спокойной ночи.

Я слышал корявую походку и чувствовал озадаченный взгляд гения математики. Свет выключился, и я уснул.

Что-то изменилось на следующее утро. Началась небольшая эпидемия. Никогда в истории Божьего Дома не случалось ничего подобного. Начавшись, как небольшой ручеек, затем поток, эпидемия распространялась и превратилась в реку, стремящуюся к морю. Неожиданно пятеро тернов оказались заражены мыслями о психоанализе. Мы начали ЛАТАТЬ себя для СПИХА в психиатрическую резидентуру в начале июля.

Все вместе мы начали изучать Фрейда. Мы преследовали доктора Фрэнка, который был вначале обрадован интересом Эдди к психиатрии в Доме, но, когда к нему обратилось еще четверо, побежал с новостями к Легго. Мы требовали консультации психиатра для наших пациентов и посещали обходы психиатров, выделяясь нашими грязными халатами на фоне ухоженных психиатров и демонстрируя свое невежество короткими вопросами о потере, чувстве вины и ярости. Во время конференции, посвященной странному случаю аутоиммунной болезни, Хупер начал психоаналитическую дискуссию, основанную на «Желании Смерти» Фрейда. Эдди, все еще соревнующийся с Хупером за пресловутого «Черного Ворона», настолько увлекся идеями Фрейда об анальном садизме, что у него развился лицевой тик. Чак увлекся пассивно-агрессивными типами личности и обнаружил патологическую близость к своей матери в то время, когда отец читал ковбойские романы на работе. Он прибежал с новостями:

— Старик, это потрясающе, я не гей, но все в моем анализе указывает на то, что я пидор.

Рант, конечно же, погрузился глубже всех в учение того, кого Толстяк назвал «Венский умник», и у него появились навязчивые мысли на тему того, что Энджел вытворяет с его лицом. Он сказал:

— Кажется со мной что-то не так.

Я продолжал заниматься самоанализом, валяясь на верхней полке в дежурке, составляя свой психологический портрет.

Наконец наступил день, названный «поговори с Легго о будущей карьере». Легго слышал об эпидемии, но не придал ей значения. У него не было сомнений в нашем будущем — год резидентуры в Доме. До первого июля оставалось меньше месяца и надо было заполнять расписание ночных дежурств, так что Легго несколько удивился, услышав, что Рант, Хупер и Эдди по очереди заявили:

— Сэр, я думаю начать резидентуру в психиатрии.

— Психиатрия?

— Да, с первого июля.

— Но это невозможно! Вы согласились оставаться в резидентуре на год. Я рассчитываю на вас, моих парней.

— Да, но видите ли, это важно. Многое произошло и многое предстоит осмыслить, и это не может ждать.

— Но ваш контракт гласит…

— У нас нет контракта, помните?

Легго не помнил, что администрация не подписала с нами контракт, так как контракт бы не дал им возможность обращаться с нами, как с дерьмом.[211] Он спросил:

— Нет контракта?

— Нет, вы сказали, что он нам не нужен.

— Я сказал… Гхм… — пробормотал Легго, глядя в окно. — Как же так? Всем нужен контракт. Всем!

Когда Чак упомянул психиатрию, Легго взорвался: «КАК?! ТЫ ТОЖЕ?!»

— Без дураков, шеф. Этой стране нужен высококлассный черный психиатр.

— Да, но… но ты настолько хорош в терапии. Из нищеты сельского Юга, ведь твой отец уборщик, в Обер…

— Точно, точно. И представьте, сегодня я был в амбулатории и эта тетка разозлилась на меня и бросила в меня учебник, ударив меня по уху, но вместо того, чтобы дать ей в глаз, я сказал: «Да, мэм, возможно вы на что-то разозлены, а?» И тогда я стал думать о психиатрии. Я встречаюсь с доктором Фрэнком завтра и собираюсь подвергнуться анализу.

— Но ты не можешь начать с Июля. Мне нужны мальчики, вроде тебя.[212]

— Мальчики? Вы сказали мальчики?

— Ну я… я имел в виду…

— Вы хотите, чтобы я отправил к вам Роя?

— Баш? Гхм. Ты не в курсе его будущих планов?

— В курсе.

— Психиатрия?

— Точно.

— Что ж, ты можешь не отправлять ко мне Роя.

И я так и не встретился с ним. Хотя Бэрри и объяснила, что Легго был покорежен системой, я был слишком зол, чтобы отказаться от сравнения его с Никсоном, прижатого, как и Никсон Сирикой и Верховным Судом по поводу стертых записей. Это был сам Легго, стоявший вместе с Ст. Клэром[213] на борту яхты «Секвойя»[214] и слушающий гимн, по окончании которого он злобно сказал: «Тебе плятят копейки, но вот то, ради чего это имеет смысл.»