Божественная лодка - [27]

Когда я зашла домой, почувствовала запах кофе, а в коридоре стояли мужские ботинки. Разношенные туфли, не на шнурках, а с пряжечкой посередине. Мне стало не по себе. Я зашла в комнату, не поздоровавшись.

— Ты вернулась, дочка, — сказала ласково мама, когда увидела меня. Она сидела за столом и пила кофе.

— Здравствуй! — Это владелец маминого бара. Он был в чёрном свитере, белых брюках и белых носках.

— Здравствуйте! — поздоровалась я, посмотрев недовольно в мамину сторону.

Я заметила, что на столе стоит коробка шоколадных конфет «Годива». Я знаю, что хоть это и ужасно дорогие конфеты, мама их не очень любит.

— Как твоя книжка? — спросила я её.

— Книжка? — переспросила она, недоумевая.

— Ну, этот детектив, от которого тебя со вчерашнего дня не оторвать.

— Ах, эта… — с улыбкой ответила мама. — Уже всю прочитала.

Она закурила сигарету и медленно выпустила дым.

— Соко, смотри! — сказала мама и показала на аккуратно сложенный не то плед, не то одеяло. Красивое, фирмы «Baby blue». — Это подарок от директора бара.

По её жесту, когда она, держа сигарету в руке, чуть-чуть приподняла одеяло над столом, я поняла, что она не по-настоящему радуется.

— Да… — Настроение у меня слегка поправилось. Думаю, что она это поняла. Мы же с ней самые ужасные в мире по характеру мама с дочкой. Это уж точно.

— Это и безопаснее, и проще, чем греть ноги в тазу с горячей водой, — радостно приговаривал дяденька директор бара.

•

Помню, в детстве зимой по вечерам я часто пила какао. Его варила мне мама. Какао, приготовленное ею, было густым, горячим, им можно было обжечь губы, даже если пить осторожно. Мама готовила его в маленькой кастрюльке. Она говорила, что секрет вкусного приготовления какао в том, что сначала надо тщательно развести порошок тёплой водой, а в конце добавить чуточку соли. Я же готовлю Соко быстрорастворимый какао. Просто кладу в бокал ложку какао-порошка и развожу вскипячённым молоком. Хотя это уже не тот какао, Соко пьёт с большим удовольствием. Говорит, что вкуснее, чем в кафе.

— Этот директор бара какой-то странный! — сказала Соко. Она сидела на татами, вытянув ноги и держа обеими руками чашку с какао.

— Странный, говоришь?

— Надо же, прямо к нам домой пришёл!

— Да, в самом деле… — ответила я.

— И к тому же, он слишком худой… — Дочка хочет мне всё высказать.

— Это тут совсем ни при чём. — Я сделала ей замечание, как подобает матери, но Соко оставалась невозмутимой.

— Мам, ну ты сама посмотри!

Я прикоснулась губами к её блестящим волосам, как бы говоря: «Ну всё, давай не будем…»

Когда Соко была совсем крошкой, я всегда целовала её два раза.

— Это — за маму. Это — за папу, — говорила я ей. Но потом я перестала так делать: никто не сможет повторить его поцелуй.

Я открыла окно и высунулась во двор:

— Какие красивые звёзды! Посмотри!

Соко, даже не повернув головы, буркнула:

— Не буду. Холодно.

Мне стало жаль, что я ничего не знаю про звёзды. Если бы я знала, я бы рассказала Соко, где какая звезда: где Орион, где Полярная… Как давно, в детстве, мне рассказывала моя мама. Как рассказал бы Он, если бы был с нами.

— Мам, слышишь, холодно! — сказала Соко и резко закрыла окно.

— Нет в тебе романтики, — заметила я.

Соко широко раскрыла глаза, как будто разговор наводил на неё ужасную тоску:

— Мама, зато ты слишком романтичная!

— Ах, так! Ну, извини, пожалуйста, — ответила я.

После этого мы некоторое время сидели молча. Из радиоприёмника, что висит на кухне постоянно включённым на слабую громкость, донеслась незнакомая новая песня.

Я вспомнила своего отца, его голос… — Ёко говорит, что хочет стать Топо Джиджио!

Я сижу у папы на коленях.

В детстве это было МОЁ место. Мой отец… От папы пахло особым отцовским запахом. — Ёко такой интересный ребёнок, — говорила довольная мама.

А мне было хорошо от того, что родители счастливо улыбаются от моих слов…

Наступил февраль. Мне исполнилось 38. Тридцать восемь лет! Кто бы мог подумать.

— Не могу поверить, что ты на самом деле уедешь! — Мама плакала в тот день, когда я уходила из дома. — Ты в своём уме? Вот так уйти, неизвестно куда, с грудным ребёнком на руках!

Отец ничего не говорил. Он был очень расстроен. Но, видимо, знал, что останавливать меня бесполезно. — Ёко говорит, что хочет стать Топо Джиджио!

Иногда мне ужасно хочется увидеться с ними, показать им Соко.

Февраль.

Во дворе расцвёл куст зимней дафны. Рано утром я вышла во двор и почувствовала её сильный аромат. На окно часто опускается иней. Я тру по нему кончиками пальцев, и их пронзает холодный воздух. А если ступаю на татами в тонких носках, чувствую, насколько они холодные.

Глава девятая Осенний ветер

Если однажды людям суждено было встретиться, они уже не потеряют друг друга.

Например, даже если мы с Ним не можем быть вместе, я могу всегда мысленно представить себе, что Он находится с нами. Я рисую в воображении, что бы Он сказал, если бы был рядом, как бы Он поступил. Эти пусть даже маленькие детали приносят мне необходимое спасение. Только по этой причине я нашла в себе смелость и смогла выжить одна с ребёнком.

Скоро исполнится двенадцать лет, как я уехала из Токио. Может, и вправду была права моя мама, когда однажды сказала мне, что «в здравом уме такого не сделаешь». Но несмотря ни на что, мы с Соко обе живы-здоровы, наша жизнь течёт год за годом, мы работаем, ложимся спать, ходим на соревнования по плаванию… Всё спокойно идёт своим чередом. Все двенадцать лет я не звонила и не писала своим родственникам и друзьям в Токио. Ни Момои, ни нескольким (у меня было их мало) подругам, ни отцу, ни маме, ни двоюродным сёстрам, никому.