Божественная комедия. Рай [заметки]

Шрифт

Интервал

«Рай» начинается не приведенным здесь длинным посвящением Кану Гранде, герцогу Веронскому.

Еще в примечании к 31 песни Чистилища обозначен дальнейший ход поэмы до конца. Предстоящий небесный рай является ничем иным, как развитием данного еще там, в зародыше единения человека с Богом. Это развитие достигает здесь своей высшей цели, т. е. безусловное, небесное блаженство достигается через посредство возрастающего познавания Божества до полного погружения в Него и единения с Ним, – верховнейшего идеала обожествленного человечества. Такое восхождение основывается на совершающемся в поэте внутреннем развитии путем двух различных поэтических приемов: 1) поэт посещает ступень за ступенью девять сфер неба, приобщаясь постепенно к блаженству их обитателей, разделяя его й возрастя до него; 2) по дороге он воспринимает по поводу них соответствующие поучения о сущностях христианской веры. Первое служит эпической витью поэмы, правда, мало оживленной; второе сообщает поэме преобладающий дидактический характер.

Общение по пути с блаженными духами при постепенном прохождении чрез различные сферы мало-помалу приготовляет поэта к созерцанию Божества, а поучения Беатриче, расширяя его кругозор, приготовляют его к богопознанию. Первое дает фантазии поэта простор для создания художественных образов; вторые заключены в строго схоластические рамки. В поучениях Беатриче наблюдается следующий порядок: она говорит: а) об устройстве вселенной, б) о свободной воле человека, с) о грехопадении и искуплении, d) о благодатном предопределении; е) о трех добродетелях вере, надежде, любви, и, наконец f) о природе ангелов. Девять сфер блаженства суть создания собственной фантазии поэта, равно как и местоположение рая на планетах, которые согласно Птоломеевой системе вращаются все на большем и большем расстоянии вокруг земли, замыкаемые небом Неподвижных Звезд и кристальным небом Первого Движения; хотя Данте распределил блаженных духов по этим семи планетам и двум небесам по принципу все более и более высокого и совершенного блаженства, тем не менее, он хочет показать этим лишь различную степень их совершенства, не отрицая в тоже время равного и полного счастья всех их. Над всеми этими девятью кругами находится огненное небо или Эмпирей, обитель самого Бога, движущая все, но самая неподвижная, внутри которой движутся все остальные небеса в страстном, постоянном желании прикоснуться к ней: отсюда Дант видит всех святых собранных в виде розы. В этом и едином небе все души блаженных распределены постепенно, но все они блаженны одним блаженством; такова общая величавая картина Дантова «Рая». С детски наивными или грубо чувственными поэтическими изображениями загробной жизни в средние века поэма Данта не имеет ничего общего, кроме сюжета. Если в Раю мало движения и действия, то, по самой сущности предмета, там возможно лишь тихое, постепенное, внутреннее развитие без кризисов и потрясений. Беатриче является центральной фигурой поэмы и как возлюбленная Данта, и как олицетворение божественной благодати; ее красота просветляется все больше и больше при вознесении ее от звезды к звезде. Что касается личной и современно исторической стороны поэмы, то Дант является здесь пророком, обличительными тирадами то и дело бичующим свое время, а в символах и аллегориях излагающим просвещеннейшие политические и моральные системы из всех известных средних векам.

Бог, в котором начало всех движений, живет в высшем небе Эмпирее, откуда его свет изливается по всему миру в той мере, как тот иди другой предмет способен его воспринять. По Аристотелю и схоластикам.

«…человека о Христе, еще в теле, еще кроме тела не вем. Иже до третьяго небесе восхищен бысть в Рай». Пocл. к Коринеянам.

Теперь одних муз поэту недостаточно, ему нужен еще и сам Аполлон; а так как, по древнему объяснению Проба к Виргилиевым Георгинам, одна из вершин Парнасса служит обиталищем Музам, а другая Аполлону, то поэту нужны теперь та и другая.

Марсий – сатир, вздумавший состязаться с Аполлоном, но побежденный им, за что с него Аполлон содрал с живого кожу. – Сравнение мало подходящее.

Даже и песнь о небе не пренебрегает с Пенейскими листами» (намек на нимфу Дафну, дочь речного бога реки Пенея, которую Аполлон обратил в лавр), тем более что эти листы теперь так редко требуются и в упавшем искусстве поэзии и в упавшем политическом значения императора. Но задача поэзии – «искрой зажигать великое пламя», передавая великую идею потомству и побуждая последнее к ее проведению в жизнь.

Здесь снова начинается ход рассказа. Значение терцины – что весна, когда круги горизонта, зодиака и экватора пересекаются кругом равноденствия, образуя три креста, – лучшее и благоприятнейшее время, побуждающее человека в стремлениях к высокому; влияние созвездий в это время особенно благоприятно, ибо лучше «на воске праха его сила кладет печать».

Полет Данта и Беатриче из земного рая имеет направление от запада к востоку; а так как действие происходят в южном полушарии, п и солнце находится от Беатриче влево, куда она и глядит.

В земном раю, где они находятся и откуда они имеют возможность воздыматься выше т. е. иноказательно, в состоянии возможного для человека совершенства.

Здесь начинается их полет в небесные сферы, непременное условие которого для Данта – устремление взгляда в Беатриче, которая в свою очередь смотрит на солнце. Аллегорический смысл этого понятен.

Главк, эвбийский рыбак, который, поевши одного растения, превратился в морское божество.

См. опять Пocл. к Коринеянам. Этот вопрос очень занимал средневековых схоластиков,

Небо с своими светилами постоянно побуждается к движению жаждою единения с Богом. Бог распределяет и совокупляет гармонию сфер, давая каждой из них свой собственный звук, но соединяя их любовью в; один аккорд и единство, причем все их звука сливаются в одно целое.

Легкие стихии, воздух и огонь, над сферами которых возлетает теперь поэт, тогда как по обычному естественному закону он, будучи тяжелее их, должен был опускаться вниз. Объяснение этого явления должно было последовать, но Данту оно кажется очевидным и необходимым следствием главного и основного стремления, живущего во всем сущем, – кверху, в небеса, к Богу.

Эмпирей, высшее небо, постоянное и неизменное место присутствия Божества, – неподвижно. Внутри его вращается сфера Первого Движения – Ргimum mobile, получающая силу непосредственно из ее первоисточника в Эмпирее и передающая ее другим сферам побуждая их двигаться. Будучи обширнее всех других сфер, она быстрей их в своем движении, к которому она побуждается постоянным желанием (appetitus) прикоснуться возможно большею своею частью к Эмпирею.

Читатель помнит высказанный в первой терцине основной закон вселенной, по которому все в ней стремится к единству в Божестве по мере сил, то более, то менее, то сознательно, то бессознательно, самыми различными путями, побуждаемое стремлением единения с Божеством. Это стремление и есть искра божественного духа сообщающая миру богоподобие (ст. 104, 106–114). В явлениях природы, в стихиях оно проявляется в соблюдении законов природы напр. в полете огня кверху (ст. 115–119). В разумных существах оно выражается в сознательной жажде общения с Богом (ст. 118–121). В Эмпирее такое единение обусловливает вечный мир и успокоение в Боге; в других сферах – вечное, быстрое и неуставное стремление к этой вожделенной дели (ст. 121–123). Но как бы это стремление ни проявлялось, цель его одна и та же. (ст. 124–126). Высшим существам возможна известная свобода в этом стремлении, ибо они уже переросли возможность заблуждаться и уклоняться от истинного пути (ст. 127–135), но не человеку. Последний должен неуклонно стремиться прямо к дели, как Дант, олицетворяющий это стремлением чувственном образе, возносится сейчас к небу, и освобождается от стеснительных условий телесности (ст. 136–140).

Такое предупреждение читателей у пазы влить на преобладающий дидактическо– философский характер кантики. Один из биографов Данта Бальби говорит: Последняя часть «Б. К.», которую он окончил в старости, считается самой темной я трудной для понимания частью поэмы. И она, в самом деле, такова, почему и недоступна для большой публики, которую отталкивают многочисленные ее аллегория, устройство ее небес но забытой ныне Птоломеевой системе и ее длинные и темные рассуждения на темы средневековой схоластики. За исключением трех песен, где появляется Качъягвида и некоторых других эпизодов, напоминающих нам о земле, да изредка отдельных стихов, в кетовых высказывается любовь Данта к Беатриче, она останется навсегда достоянием малого меньшинства интересующихся философией и богословием.

Пища ангелов – познание. Convito 1.1: «Все, что призвано Провидением с бытию непосредственно, стремится к собственному совершенству, а так как познание есть крайнее совершенство нашего духа, в котором заключено наше высшее счастье, то мы естественно стремимся к нему. Блаженны немногие, кто сидят за тем столом, где подают хлеб ангелов!»

Аргонавты с удивлением видели Язона пашущим на волах Аэта и сеющим драконовы зубы. Овидий, Metam. VII.

Эта «врожденная жажда» есть естественное стремление души к познанию. См. «Чистилище» Песнь XXI.

О врожденной жажде, коей утоленье

Лишь в той воде благословенно есть,

Что самарянка жаждала в моленье…

Дант картинно рассказывает о своем поднятии на Луну в обратном порядке – сперва прибытие, потом вознесение, наконец, начало подъема, – точь в точь как описывается выстрел из лука Пандара в IV песни Илиады.

Т.е. на Луну.

Дант проник в вещество лунной сферы как луч в воду, погрузившись сам весь в него вопреки естественному закону непроницаемости одного тела другим и их взаимной несовместности на одном и том пространстве. Как это возможно, – понять нельзя; но человек должен тем более стремиться к лицезрению Божества, в котором ему станут ясны еще менее понятные вещи, как напр. единение божественной и человеческой природы без их взаимного исключении, – что хотя и недоступно нашему разумению, но может быть воспринято нами непосредственно, как первичные аксиомы.

Известно, что в пятнах на луне простонародье думает видеть Каина со связкой хвороста.

Смысл этого (а minori ad majus): не удивляйся, если человек немногое знает о духовном, сверхчувственном мире, если даже и в вещах познаваемых чрез посредство чувств, вроде пятен на луне, возможны такие грубые ошибки.

Более сильный или слабый свет луны в различных ее частях происходят, по мнению поэта, от большой или меньшей густоты ее массы; Беатриче опровергает его мнение и доказывает, что это происходит от отражения света различной силы и степени, производимого через посредство веба Неподвижных Звезд.

Это восьмое небо, небо Неподвижных Звезд, проявляет в своих доступных зрению светилах не только различную силу света, но и различные его роды и степени, хотя, тем не менее, источник их один.

Начала, дающие форму (principia formalia), – схоластический – термин – принципы или силы, по которым образуются формы. Одной из величайших трудностей при переводе этой части «Б. К.» является несуществование на русском языке схоластических терминов. Их покойный проф. Ф. И. Буслаев завещал переводчику искать в Изборнике Святослава и Иоанне, Экзархе Болгарском. Переводчик не воспользовался этим указанием, полагая, что русский термин XII века будет настолько же, если не более, непонятен, как н латинский и только еще затемнит и без того темный смысл дидактических мест поэмы.

Вот вкратце смысл рассуждения: лунные пятна происходят не от полной или частичной прозрачности лунной сущности, а от различной силы – сообщаемого луне чрез посредство сферы Неподвижных Звезд – первичного света. Ложность выраженного поэтом мнения доказывается не только воздействием различных сил, но и законами оптики. Если бы светлые и темные пятна на луне происходили от большей или меньшей толщи ее массы в различных ее частях, то были бы возможны два случая: или в некоторых местах лунный шар мог состоять сплошь из более разреженной массы, по отражающей свет, но пропускающей его; или такая масса могла быть распределена лишь по его поверхности, прикрывая внутри собою другую массу, более твердую. В первом случае, при солнечных затмениях, когда луна становится между землею и солнцем, в тени луны, падающей на землю, замечались бы просветы, чего, как известно, не бывает. Во втором случае луч, пройдя прозрачный слой, должен отразиться внутренней массой (ст. 82–87). Но это отражение от более или менее отдаленного света различается не яркостью, а лишь размером (88–96), что и доказывается опытом с тремя зеркалами, поставленными на различном расстоянии.

Здесь Дант подходит к главному предмету двух первых песен – к описанию устройства вселенной и к изложению системы последней. Эта система уже в общем очерке рассказана в примечании к I. и, рассказ здесь приходится добавить следующими подробностями. Внутри Эмпирея, «неба вечного покоя», резиденции Божества, вращается другая сфера, primum mobile, небо Первого Движения, которое воспринимает от предыдущего жизнь и силу, распределяемые следующей сферой, сферой Неподвижных Звезд, «взирающей на наст столь многими очами», по более низшим сферам, соответствующим различным планетам, постепенно и в различной мере. (112–123) Но такое разделение производится не самими планетами, а обладающими сознанием началами «благодатными Вождями, интеллигенциями на языке средневековой схоластики, ст. 129. (С одной из таких интеллигенций, – Фортуною – читатели уже встречались в VII песни Ада). В этой функции мистическое богословие полагает если не единственное, то главное занятие этих блаженных духов. Как в микрокосме – человеке первичная сила, истекающая из сердца, (Чистилище, песнь XXV) образует душу, развивающую потом различные органы (ст. 130–135), так и в макрокосме-мире истекающая из первичного света (Эмпирея) и от высшей интеллигенции (Божества, мировой души) сила, чрез посредство низших интеллигенций – ангелов, образует и распределяет различные влияния и воздействия – ст. 136–141. (Боэций и плтоники) Таким образом вселенная вся проникнута этим животворящим верховным светом, а находящаяся посреди ее земля, благодаря своей неподвижности, наиболее восприимчива к этим влияниям (астрология).

Солнце – Беатриче или олицетворяемое ею богословие.

Глубокая вода или темное стекло отражают облик ясно и отчетливо; но то, что видит Дант, представляется ему в легком обрисе, словно отраженное чистым стеклом или неглубоким, не закрывающим дна, потоком.

Нарцисс, увидевши свое изображение в ручье, принял его за действительность; а Дант впадает в противоположную ошибку, принимая действительность за отражение. (Это место вдохновило Ботичелли). На Луне, которая дальше всех других планет отстоит от Эмпирея, – о чем говорилось выше, – и единственная из них является с темными пятнами, обитают блаженные души тех, кто не исполнили своих обетов. Но эти души все-таки блаженны, совершенно умиротворены и успокоены тем, что Божия воля указала им эту сферу, ибо блаженство состоит в полной самоотдаче воле Бога.

Видящие постоянно Бога и проникнутые его светом души никогда уже не могут отступить от истины.

Любовь божия призывает всех зажженных ею быть ей подобными

Пиккарда, о которой упоминается в XXIV, 10, Чистилища, сестра Корсо и Форезе Допати вступила в монастырь, хотя она была уже помолвлена; но Корсо взял ее оттуда насильно и принудил выйти замуж за Розеллино делля Поза. Последнее было нарушением монашеского обета. За это она находится на Луне, в области низшей степени блаженства, – хотя духи, обитающие там, не стремятся к более высоким степеням (ст. 52). В Пиккарде и ей подобных, хотя просветленных и одухотворенных, все-таки Данту еще можно узнать их земной облик (ст. 47–49); у духов в следующих сферах он совершенно преображается и исчезает. Из ее слов читатель видит, как Дант в интересах поэзии, без внутреннего противоречия с понятием о Рае, мог разделить праведников на девять кругов, сообразно большей или меньшей мере достигнутого ими в земной жизни совершенства: хотя блаженство едино, но оно различным образом отражается в различных духах, и наоборот, его сущность дает простор все к большему и большему погружению в океан Божества, но на каждой стадии этою погружения душа вполне умиротворена и полна; единение с волею Бога и нежелание ничего другого, кроме того, что им дано, – вот их блаженство. – Если здесь, в низшей сфере Рая, мы встречаем не соблюдших монашеский обет, то мы позже увидим, что высшая степень земного совершенства, по понятиям Данта, заключается в созерцательности; поэтому низшая степень его – избрать путь созерцательной жизни и вновь отступить от него. Подвижники созерцания помещаются поэтому в высшей, седьмой сфере, а не выдержавшие подвига – в самой низменной, так что все остальные степени находятся между них. Этих степеней, как мы увидим ниже, пять; последние два круга, восьмой и девятый, – обитель апостолов и ангелов; наконец с последней сферы, Эмпирея, все собрание блаженных духов представляется Данту в виде небесной розы.

Сфера, наименее скорая – сфера Луны, которая пробегает сравнительно малый путь в то же время, когда планеты более высокие проходят необъятные пространства.

О непосредственном творчестве Бога иди творчестве чрез посредство Его служительницы – природы и их взаимном различии см. конец VII песни. 95. Т. е. о неисполненном обете.

Констанция, дочь сицилийского короля Роже, была супругою Генриха VI, сына Фридриха I, и матерью Фридриха II. Известие, что она в Палермо постриглась в монахини, во вновь была увлечена в мир, не подтверждается историей. Поэт называет императоров «грозою» и «громом», упоминая что с Фридрихом II совершенно угасает блеск их рода.

В басне Буридава (схоластика XIV века) осел между двумя связками сена умер с голоду от нерешительности, за которую приняться.

Даниил угадал сон, виденный Навуходоносором, ранее, чем царь рассказал ему его, и этим спасся от его гнева, которому подверглись неумевшие это сделать халдейские мудрецы.

Данта мучают сомнения двоякого рода: второе, разрешаемое сначала, – не подтверждает ли размещение блаженных душ по планетам учение Платона, выраженное в «Тимее» и состоящее в том, что каждая душа возвращается после смерти к той звезде, где она обитала в своем доколыбельном существовании (ст. 22–24). Беатриче объясняет, что о приурочении души к известному месту или увеличении и уменьшении сущности блаженства здесь не может быть и речи (ст. 26–48, сравн. ИИ, 70 – 008). Серафимы, «обожествись всех более» – che piu s'india, – а равно св. Дева и высшие святые находятся собственно в одном и том же Эмпирее (ст. 34), где они блаженно н вечно (ст. 33) обитают. Лишь различная степень погружения в созерцание Божества видимо символизируются для Данта их расположением по различным кругам (ст. 35–39, сравн. XXVIII, 106), что служит лишь образом, подобным тем, к каким прибегает св. Писание, приписывая Богу руки и ноги, или изображая ангелов в человеческом виде (ст. 40–46). Поэтому, если учение Платона принимать буквально, то оно ложно (ст. 49–54). Но если это учение лишь образно говорит о влиянии известных планет, под которыми находится душа, и о том, что она возвращается к ним в смысле принесения им известной доли совершенства, достигнутого под их влиянием, – то в учении Платона есть нечто ценное (ст. 55–59). Здесь, таким образом, Дант повторяет глубоко укоренившийся в его современниках взгляд об астрологическом влиянии в смысле индивидуальной степени забот. Провидения о каждой отдельной человеческой личности, – причем совершенно серьезно предостерегает от поклонения звездам (ст. 61–63). Читатель видит, как он проводить тонкую границу между учением о всеобщем блаженстве праведников и личном возмездии по, заслугам (утверждаемым Писанием и церковью, Иоан. 14, 2, I Корине. 15, 41); это вызвало одного из старых его комментаторов Ландино на сравнение их с сосудами различной величины, которые все одинаково полны, хотя больший вмещает большее количество жидкости, чем другие.

Сомнение в том, вполне ли справедливо небо в каждом отдельном случае, истекает из веры в его общую справедливость, а потому не должно считаться ересью и вполне законно. «Наша правда» есть правда Бога, который, как говорит предыдущая песнь, «уподобляет себе всю свою свиту».

Это истекает из согласования учения о свободной воле, изложенного в Чистилище, песнь XVI. 70 и XVIII, 19–75 с положением Аристотеля и Фомы Аквинского, что воля имеет врожденную способность противления и что всякий поступок, сделанный во избежание опасности, есть ответственный акт свободной воли. Поводом к этому сомнению является Констанция, которую Пиккарда в песни 111, 115, назвала внутреннее невинною. Смысл ответа, что вынужденные волевые акты будут признаны непроизвольными лишь в той мере, в какой они являются инстинктивным уклонением от опасности, при чем воля сама по себе оставалась ненарушимо направлена ко благу. С другой стороны, эти акты как бы произвольны в том отношении, что воля, «избегая большей опасности», стремилась к меньшей. Такое различение, по Аристотелевой этике, допускает относительную извиняемость, но все таки безусловную виновность таких causae roixtae, с чем согласен и Фома Аквинский. О свободе воли см. в след. песни ст. 19–24. 103. Об Алкмеоне см. прим. к п. XII, «Чистилища».

Теперь излагается первое сомнение Данта, касающееся специально обитательниц Луны. (19–21). Если они отторгнуты от своего обета насилием, то в чем их вина, о которой идет речь в песни III, 30 и 57 ст.?

Т. е. слова Беатриче, которая, созерцая постоянно Бога, все что говорит, почерпает из Него.

Любовь Первоисточника любви – Беатриче, как олицетворение божественной благодати.

Т. е. пусть Бог тебе возместит все то, что ты отдала мне своим словом.

Человеческая пытливость рождается из естественной любознательности и жажды Богопознания; поэтому «сомнение родится у подножья истины» и есть вполне законное средство для увеличения познаний.

Образное указание на постоянное преуспеяние Данта в способности созерцать Бога при постепенном его вознесении выше и выше.

Лишь истинный и вечный свет зажигает любовь. Земные предметы могут лишь постольку возбуждать ее, поскольку они озарены его светом, т. е. поскольку в них есть нечто божественное.

Следующая теория об обете и о возможности или невозможности возмещения его другими жертвами взята Дантом у Фомы Аквинского и Гюго де Сен Виктор (средневековой мистик, на родство с которым претендовал Виктор Гюго в «Miserables»). Не будем утруждать читателя подробным ее разбором, так как ее изложение не отличается поэтическими красотами.

Все разумные твари одарены свободою воли, но только разумные (сравн. предыдущую песнь).

Давший Богу обет уже отрекается от своей свободной воли и должен пополнить этот обет, хотя бы вопреки своей воле; потому то высокая ценность обета и заключается в том, что человек жертвует Богу высшим Божьим даром – своею свободною волей.

Если ты принесенную тобою в жертву Богу (путем обета) свободную волю направишь на другое, ты совершаешь преступление, потому что она тебе уже не принадлежит.

Если слышанное уже тобою трудно понимается, то дальнейшие рассуждения тебе в этом помогут.

В гл. 12 и 27 третьей книги Моисея Иудеям было дозволено заменять некоторые предписанные им жертвы другими.

О ключах см. IX песнь «Чистилища».

Следовательно, если данное обещание настолько ценно, что не может быть искуплено ничем другим, то такая замена совершенно невозможна; потому что заменить обещанное мы можем лишь чем-нибудь более ценным, чем первое.

Предостерегая от легкомысленного давания обетов, Дант набрасывается на чересчур легкое разрешение от них, практикуемое духовенством его времени, и высказывает при этом реформационную идею, – что св. Писание должно быть истинной нормой христианской жизни, а не произвол духовенства.

У евреев, вследствие мелочной определенности предписаний их закона, духовенство далеко не пользуется таким значением, как у христиан, которые верят ему больше, чем Божьему слову.

Попадая в новую сферу, на Меркурий, Беатриче блистает ярче; этот блеск увеличивается все более и более по мере ее приближения к Богу.

Читатель уже привык к тому, что обыкновенным вещам Дант находит необыкновенные сравнения. Спешное приближение рыбок, ищущих корма, отлично соответствует поспешности блаженных духов увидеть Данта, дающего новую пищу их любви.

Блаженные духа этой планеты сияют собственным светом, – новый шаг в сравнении с обитателями Луны.

Планета Меркурий, находясь близко к Солнцу, видна на земле лишь в сумерки и в слабом свете, так как более яркое соседство Солнца затемняет ее лучи.

Политическая система Данта, о которой уже говорилось несколько раз прежде, покоится на трех основных положениях. В песни XVI, «Чистилища» мы видели первое из них, возведенное до широты, делающей эпоху: необходимость самостоятельной государственной власти для светского руководства и счастья подданных – политическая идея новейшего времени! Второе положение, свойственное специально средневековые, излагается в настоящей песни: орел, божественный институт всемирной империи, дарован Провидением в Энее Риму и с тех пор непрерывной нитью идет от основания Рима, чрез века царей, республики и кесарей вплоть до Карла Великого, а oт него переходит на германских императоров священной империи, единственных законных обладателей Шалин, властных целить ее раны (Чистил. VI, 76). Этот своеобразный взгляд Данта известен читателю еще из 11 песни «Ада», и из него же вытекает третье основное положение системы – отношение императорской власти к папству, изложенное в 38 – 112 ст. XXХІІ песни «Чистилища». Через сопоставление с указанными местами, настоящая песнь вполне объясняется, служа их развитием и дополнением. О значении священной римской империи см. Брайс, Священная Римская Империя: «Это древнейшее в мире политическое учреждение была та самая империя, которую под утесами Акциума в борьбе с силами Востока завоевал хитрый племянник Юлия и которая в продолжение многих веков, не смотря на все изменения в своем протяжении, власти и характере, сохраняла почти неизменными все права и притязания, смысл которых давно уже исчез. Ничто так непосредственно не связывало древнего мира с новым, ничто не представляло столько странных контрастов настоящего и прошедшего и ничто не давало в этих контрастах столь много из европейской истории. Со времени Константина и далеко вглубь средних веков, она вместе с папством являлась центром и главой Христианского мира и оказывала на умы людей такое влияние, какого никогда не имела ее материал пая сила…»

Эней держал путь по направлению от востока к западу в то время, когда он, первый основатель римского могущества, перенес пенатов Трои в Италию. Константин, перенеся столицу с запада на восток, повернул и орла империи в противоположном направлении, водворив «птицу Зевса» в Византию, в соседство горы Иды, места выхода Энея.

Юстиниан (527–565) уничтожил последний оплот язычества – академию Прокла в Аеинах п прославился изданием знаменитого кодекса, высокое значение которого Дант в ст. 11 и 12 возводит до того, что считает его как бы непосредственным откровением божественной любви в сфере права. Под влиянием своей супруги Феодоры он впал было в ересь монофизитов, но папа Агапит вновь обратил его к истине.

По закону исключения третьего.

Велизарий совершил одно из славных дел Юстинианова царствования-завоевания Востока, между тем как Юстиниан сам в мере мог предаваться другому своему великому делу – заботам о законодательстве.

Этот первый предмет – ответ Юстиниана на вопрос Данта, кто он; хотя Юстиниан уже ответил на него, но поэт не хочет пропустить случая распространился о высоком значении священной империи и ее символа – орла. Далее мы увидим этого орла еще в более превознесенном виде на Сатурне, в обители справедливых владык.

Гвельф.

Палланг, союзник Энея, первый в бою с Турном пожертвовал жизнью за славу будущего Рима.

Горации и Курнации.

Дальнейшие Божии судьбы, приготовлявшие, по мнению Данта, всемирное господство Рима. Упоминаемые исторические факты общеизвестны, «Власатый Квинтий» – Цинциннат. «Гордость арабья» – Кареагенская, по обычному приему Данта, заменять древние названия современными.

Гора Фьезоле, где прежде была расположена Флоренция, была местом сборища участников заговора Катилины, направленного к погибели римского владычества, но рассеянного Помпеем.

При Дураццо и при Фарсале Цезарь разбил Помпея. Антандр – приморский город в малой Азии, Симоис – река близ Трои.

Юба – нумидийский царь, укрывавший Помпея, Катона и Сципиона после битвы при Фарсале.

После Цезаря знаменосцем, державшим орла, явился Август, наказавший убить Цезаря, которого Дант видел в Аду (XXXIV, 66, Ада).

Третий Цезарь – Тиверий, при котором был распят Христос.

Своеобразная диалектика! Распятие Христа для возмещения пред божьим правосудием наших грехов было необходимым актом Божьего правосудия па земле, исполнение которого и было поручено Богом единственному судье, юрисдикция которого простиралась бы на грехи всего мира, взятые на себя Христом, т. е. римскому императору я его представителю Палату. Но эта «честь отмстить за Божий гнев» для Рима является преступлением для Иудеев, отмстить которым опять-таки призван римский император Тит. В следующей песни это объясняется подробнее.

Дав абрис римской истории, поэт переходит к Карлу Великому и его преемникам. О значении помазания Карла Великого см. опять у Брайса; «Строго говоря, начало Священной Римской Империи должно быть отнесено к 800-му году, когда папа Лев ІІІ короновал короля французов императором римлян; это не только центральное событие средних веков; это одно из тех немногих событий, о которых, вырывая их из общей связи, можно сказать, что, если бы они не произошли, история мира была бы иная. Убийцы Цезаря думали, что они спасают Рим от монархии, но монархия явилась неизбежно при следующем поколении. Обращение Константина в христианство изменило лицо мира, но окончательная победа христианства представляла лишь вопрос времени. Но если бы Римская империя не была восстановлена на Западе в лице Карла, она вовсе не была бы восстановлена, и не было бы последовавшего затем бесконечного ряда хороших и дурных последствий.

Для того чтобы уяснить себе мысли и мотивы лиц, участвовавших в этом событии, лучше всего привести рассказ современника: «И так как имя императора теперь исчезло у Греков, и их империей завладела женщина, то поэтому и самому папе Льву и всем святим отцам, присутствовавшим на том же совете, равно как и всем христианам казалось, что они должны избрать императором Карла, короля франков, чтобы, с помощью Бога и по молитве святителей и всего христианского народа, он имел и титул императора; и он принял это имя и посвящен в день Рождества господином папой Львом…»

Итак, франкский король вовсе не собственной властью захватывает корону, но принимает ее, как естественное следствие своей фактической власти. Папа дает ему корону не в силу какого-нибудь своего права, как главы церкви, он только орудие божественного Промысла, указавшего Карла. Римский народ тоже не производить избрания. Самый акт коронования принимается, как прямое следование велению божественного провидения.

Впоследствии, император, папа и народ, каждый порознь стал себе приписывать главную роль. В действительности это не было ни завоевание со стороны Карла, ни дарение со стороны папы. Шаг, сделанный папою, не имел прецедентов, а потому и не был законным, если не считать его за непосредственное действие Промысла, как он представлялся современникам…»

Теперь, доказав, что пред империей есть Богом установленный символ всемирного господства, Дант переходит к одинаковому осуждению обеих современных ему партий, как гвельфов, так и гибеллинов; причем последние, присвоив себе и своей партии этот верховный знак, ищут лишь своих выгод, а другие, заменив его лилиями французского короля, подрывают единственно законную в Италии власть германского императора. Пророчества бедствий относятся к Карлу Валуа.

Окончив ответ на первый вопрос Данта, кто они, Юстиниан отвечает на вопрос (V, 128), почему Меркурий, это скромное и неяркое светило, назначен ему и его собратьям местопребыванием. Ответ на это таков: все находящиеся здесь души слитком стремилось на земле к внешнему блеску и славе, что мешало совершенству их христианской добродетели; потому-то они и не поднялись в небе выше. Но это жилище им прилично, и они счастливы сознанием, что божественное правосудие предназначила им именно это место и никакое другое», а так как они, как и все праведные в раю вообще, довольны и счастливы своей ступенью, то это различие в отдельных тонах каждого из них производит один совместный аккорд небесной гармонии. Сравн. ІІІ, 49 и прим. к нему. Для примирения с исторической правдой требовалось, чтобы Юстиниан сознался сам в своем честолюбия потому что, не будь этого, он оказался бы чересчур превознесенным Дантом. Некоторые сопоставляют это место со стихом предыдущей песни «Вот кто любовь, нам жгущую, умножит!» и предполагают, что Дант, всего более обвиняющий себя в Чистилище (песнь XIII, 113, XI, 118) в гордости и высокомерии, предназначает себе звезду Меркурия вместо будущего жительства. Но гордость и честолюбие не одно и то же, а подобным же образом Данта приветствуют блаженные духи и на других планетах.

Именем Ромео назывались вообще пилигриммы, ходившие на поклонение в Рим. Ромео, о котором идет речь, возвращаясь из паломничества, был принят на службу в качестве управителя графом Раймондом Беранже или Белингиери, властителем Прованса. Верно служа своему господину, он умножил его доходы до того, что все четыре дочери Раймонда вышла замуж за королей. Но Раймонд поверил клевете на Ромео и потребовал с него отчета, при чем оказались блестящие результаты его управления; однако, это недоверие так подействовало на верного слугу, что он покинул своего господина и, ушел от него таким же бедняком, как был ранее.

Почему Ромео помещен здесь, трудно сказать, тем более что ею честолюбие ни откуда не видно. Можно лишь предлагать, что Дант приписывает честолюбию его усиленные заботы о финансовом возвышении своего господина и его уход от него, когда на него пало подозрение. Ноттер делает еще предположение, что на Меркурии, же поселены те, слава которых на Земле помрачена по их же собственной вине. Наконец, некоторые придают особое значение словам, что он помещен здесь, несмотря на то, что его дело осталось без награды на земле.

В оригинале эта первая терцина по латыни с примесью еврейских слов:

Osanna sanctus Deus Sabaoth,

Superillustrans claritate tua

Felices ignes horum malaboth!

Указание на двойную заслугу Юстиниана – как законодателя и как завоевателя.

Блаженные духи в одежде света выражают свое блаженство круговой пляской, которая тем оживленнее, блестящее и быстрее, чем выше степень их блаженства и радости. Многие находят такое выражение блаженства излишне низменным и земным; но что можно отыскать более величественного, чье круговое движение звезд во вселенной?

Bice – уменьшительное от имени Беатриче.

Следующее – третье из систематических поучений относительно главных пунктов христианского познании, – вращается около двух главных мыслей: 1) почему необходимое для искупления распятие Христа явилось грехом для иудеев и было отмщено Титом (с 20–26) и 2) почему Бог избрал именно этот путь для искупления, когда (по Григорию Великому и Фоме Аквинскому) возможны и другие пути (ст. 58 – 120.)

Дух напрасно стремится проникнуть в божественные тайны, когда он еще не дозрел до них на огне любви.

Превосходное выражение мысли, что миротворенье, как и искупление есть лишь акт безграничной божественной любви.

Все, что сотворено Богом непосредственно (в отличие от того, что сотворено им через посредство таких непосредственных созданий), одарено высшими и драгоценными преимуществами, – бессмертия, свободы от всего «нового» т. е. от законов посредственного творчества, и богоподобием. Такие же преимущества имел и человек в своем до греховном состоянии. После грехопадения он утратил два последние, сохранив лишь первое – бессмертие как души, так и тела.

В ст. 67. Беатриче выразилась, что все созданное Богом непосредственно, – бессмертно. Теперь она поясняет, почему мы видим кругом, что многое имеет конец и смертно. То, что смертно, создано не непосредственно Богом, а чрез посредство тех сил, которые, как сказано уже выше, он сообщил небесным светилам. Поэтому и тело человека, созданное в лице прародителей непосредственно самим Богом, бессмертно и воскреснет снова в день страшного суда.

Птоломеева система, полагавшая землю неподвижным центром вселенной, вокруг которого вращаются светила, помогла привести в сочетание движение планет и других небесных тел и объяснить его видимые полнейшие неправильности. Поэтому предполагали, что каждая планета совершает свой малый круговорот кроме общего, большого, кругом земли; этим малым вращением объяснялось иногда наблюдаемое, по-видимому, обратное движение; круг этого движения назывался эпициклом. В третьем из этих эпициклов, как говорить здесь поэт, предполагали местонахождение Венеры, по имени которой и названа эта звезда и которую почитали греки и римляне в качестве богини. См. Брунетто Лагини: «Эти семь планет язычники считали божествами, поклоняясь Юпитеру, Марсу, Венере и другим».

Венера первая появляется на горизонте после заката и дольше всех остается на небе утром.

По физике Аристотеля землетрясения, ветры и гроза происходят от сухих испарений, которые движутся в первом случае внутри земли, во втором – над землею, в третьем – в тучах. Следовательно незримый ветер есть молнией.

«Вы, обладая разумением, вращающие третье небо» начало одной из канцон Данта в Convito. Ангелы разумеют волю Бога и, сообразно ей, движут сферами и их влиянием. Поэтому на языке схоластики они и называются интеллигенциями.

100

Сердечная любовь к ближним и радость при виде соискупленных является одною из прекраснейших особенностей удовлетворенных в Боге блаженных душ, общею всему раю.

101

Говорящий дух есть Карл Мартелл, первый сын Карла Хромого, короля неаполитанского. Еще при жизни отца он унаследовал от матери корону Венгрии и унаследовал бы от отца корону Неаполя и Прованса, но умер раньше его в 1295 г. Его дети, согласно завещанию Карла Хромого, были устранены от престола в пользу его брата Роберта, ученого, совершенно не предназначенного к правлению человека.

102

Эта планета последняя, на обитателях которой сохранились еще их земные черты. Выше они уже настолько просветлены, что земной их облик совершенно исчезает.

103

По-видимому, Дант возлагал большие надежды на Карла.

104

Часть Прованса, принадлежавшая неаполитанскому королю.

105

Неаполитанское королевство обозначено здесь тремя лежащими в различных провинциях городами и двумя изливающимися в два противоположные моря, – на востоке и на западе – реками.

106

Венгрия.

107

Детей Мартелла, супруга которого Клеменца была дочерью императора, имевших право царствовать в Сицилии, если бы не произошло восстания, известного в истории под именем Сицилийских Вечерен (в 1282 г.), вследствие которого Сицилия подпала под власть Петра Аррагонского. Когда позднее Сицилия была по договору вновь уступлена Анжуйскому дому, е обитатели воспротивились исполнению этого договора, помня жестокое господство французов; и потомки внучки императора Фридриха П обладали еще долгое время Сицилиек – этим остатком поблекшей славы дома Гогенштауфенов.

108

Роберт окружил себя каталонцами, с которыми он сблизился в Испании, проживая там в качестве заложника за своего отца; а они, попав у него в милость в бытность его королем, старались лишь о своем обогащении.

109

Сицилия прежде называлась Тринакрией, благодаря своему треугольному виду и трем горным хребтам Лилейному, Пелоро и Пакино. Два последние идут по берегу залива, открытого восточному ветру, который распространяет по нему испарения Этны, приписываемые миологией дыханию гиганта Тифея, погребенного под Этною Зевсом.

110

Будучи сам скуп, Роберт должен был иметь по крайней мере щедрых слуг, которые бы исправляли дурные последствия его скупости.

111

Т.е. в Боге. Блаженные духи видят все, что происходят в поэте, потому что они видят Боги, в котором отражается все, а, следовательно, и то, что происходит в душе каждого отдельного человека.

112

Т.е. как от щедрого отца мог родиться скупой сын.

113

Это благо – Бог, провидение которого обнаруживается посредством сил, которыми он наделил небесные светила.

114

Не только о бытии твари, но и о ее благополучии заботится Бог. Поэтому в воздействии светил нет ничего случайного, что могло бы внести замешательство и погибель в цепь их влияний, – так как случайное несовместимо с совершенством творения.

115

Узы гражданственности служат к развитию сил человека. А гражданственность не возможна без разделения этих сил, как замечено еще Аристотелем. Поэтому Провидение делает одного законодателем, другого правителем, третьего художником, невзирая на происхождение.

116

Происхождение Ромула было неизвестно, а потому народное верование и считало его сыном Марса.

117

Фортуна – одна из интеллигенций. См. Ада IV. и примечание к ней.

118

Про тяжкие измены т. е. про устранение детой Карла от наследства, за что Дант и призывает ниже Божие возмездие.

119

Сияние, окружающее блаженных духов, есть только их одежда, внутри которой заключена их жизнь, их существо. Под солнцем разумеется Божество.

120

Говорит сестра тирана Эццелино ди Романо, которого мы встречали в XII, 110 Ада, погруженным в кровавый поток. В ст. 26 и 27 описан замок Романо. Факел – сам Эццеллино. Известна легенда, что его матери снилось, будто она родила зажженный факел.

121

Не смотря на свои многочисленные любовные связи (напр. с Сорделло, Чист. VII, 58), Куницца в общем была, пo Ottimo, благочестива, сострадательна, добросердечна и смягчала участь преследуемых ее братом. Последнее послужило Данту поводом поместить ее в Рай. – Здесь мы узнаем при этом, что на Венере поселены блаженные души тех, которые излишне предавались дозволенной земной любви, что и помешало их дальнейшему восхождению выше. (Сравн. 103). Омытая раскаянием и Летою вина уже не является предметом внутренних терзаний и угрызения совести (чисто христианская мысль).

122

Куницца указывает на Фолько Марсельского, знаменитого провансального трубадура, которому она предсказывает долгую славу. Этот Фолько был впоследствии монахом и епископом Тулузы, чем и объясняется его пребывание здесь.

123

Последние слова Куниццы приводят поэта вновь к часто повторяемой им мысли, что и земная слава есть нечто, достойное усилий, а также и дают ему повод излить негодование на некоторые случившиеся в Ломбардии по смерти Эццелино события, при чем опять прорываются наружу его гибелинские настроения.

124

Обитатели Тревиджианской марки.

125

Падуанцы потерпели в 1312–1317 г. несколько поражений под Виченцою от Кана-Гранде.

126

Обе названные здесь реки сливаются близ Тревиджи, находившейся в 1300 году в руках Риккардо да Каммяно, убитого за шахматами в 1313 г.

127

Феррарские габеллины, после ах неудачного заговора против тамошних гвельфов бежали в Фельтро и отдались в плен тамошнему епископу, который выдал их губернатору города, и они все были казнены. Этим епископ показал свою приверженность к партии папы и поступил так, как в Фельтро было в обычае поступать.

Мальта или Марта – место заключения подвергнутых папою наказанию лиц из духовенства.

128

О Престолах и прочих чинах ангелов см. XXVIII песнь.

129

Читатель заметит эти слова и на будущее. Они представляют мотивирование и оправдание только что оконченной и всех прочих гневных тирад в устах блаженных духов, – а, следовательно, и самого поэта. Это оправдание состоит в том, что блаженным духам даровано – чрез отражение в ангелах дарованного последним полного ведения от Божества, – ведение всех нарушений божественного закона на земле, а следовательно у них не отнято и справедливое негодование на эти нарушения.

130

Как ранее сказано, духи окружили поэта кружащимся кольцом, из которого вышла и остановилась Куницца для беседы с Дантом; теперь ее дух, покончив с занимавшим его земным, вновь обращается к переполняющему ее небесному, и она вновь исчезает в круговороте.

131

Фолько описывает свою родину Марсель, отстоящий одинаково oт Эбро и Магры и находящийся под одним меридианом с Буджеей в Африке. Кровь, о которой говорится в ст. 93, лилась при взятии его Брутом.

132

Сравн. ст. 37.

133

Геркулес был влюблен в Иолу, из-за которой Деянира его и отравила.

134

Сравн. ст. 31. Свободные от горечи воспоминания, блаженные души видят в своих заблуждениях лишь действие божественных законов, ведущих мир к благу.

135

Рахав см. кн. Навина II, Посл к Евр. 11, 31.

136

По Птоломеевой системе конусообразная тень земли достигает Венеры.

137

Поставив в предыдущем стихе папе упрек за равнодушие к судьбам святой земли, Дант объясняет причины производящие это равнодушие. Флоренция была главным монетным двором Италии; этот город «сын первой злобы», дьявола, ибо золото превращает пастыря в волка. От этого духовенство изучает не библию, а декреталии – церковные законы, на основании которых оно может сбирать десятины, деньги за индульгенции и т. д. Насколько они прилежно изучаются, заметно по пятнам от пальцев на их страницах. Но скоро настанет время, когда Рим избавится от папы, изменившего браку с «Божией невестой» – церковью, ради алчбы и злобы. О каком церковном обновлении идет речь, – догадаться трудно. Немецкие комментаторы Данта видят в этом, как и во многих других местах (напр. в Псе 1-й песни Ада Veltro анаграмму имени Lutero) поэтическое пророчество о реформации.

138

С этой песни начинается второй отдел небесных сфер, о чем уже говорилось в примеч. к III, 49 и IV, 19. Из 119 и 120 ст. предыдущей песни мы знаем, что Венера – последняя планета, которой достигает тень земли, после Меркурия, затемняемого блестящим соседством Солнца, и Луны, усеянной пятнами. На обитателях этих трех планет земля положила свой отпечаток, мешавший их полному совершенству; поэтому в них еще сохранились их земные черты. Теперь ни того ни другого уже нет более; перед нами лишь различные виды возможного на земле христианского совершенства, – совершенство в познании (богословы на Солнце), в праведности вообще (мученики и борцы за веру на Марсе), в правлении (государи па Юпитере) и в созерцательной жизни (аскеты н основатели монашеских орденов на Сатурне). Что их земной облик совершенно исчез и преобразился в свете, уже сказано ранее; а с ним, в единении с Божеством, значительно исчезла их индивидуальность, поглощенная великим общим. Последнее выражается тем, что духи-огни образуют колеса, крест, орла, лестницу – фигуры, символизирующие ту идею, которой они всецело отдавались в своей земной жизни.

139

Первичная причина – Бог Отец; вечная любовь, которой начаток и в Ней и в Сыне, – св. Дух, исходящий, по католическому догмату, от Отца и Сына.

140

Так как Дант н Беатриче подвались на Солнце, которое, как нередко упоминалось, находится в описываемое время и в знаке Овна, а Овен и Весы являются пунктами пересечения Зодиака с экватором, то поэт и приглашает читателей вознестись туда, «взором и пониманием». А так как небо Неподвижных Звезд и Кристальное небо вращаются параллельно экватору, а Солнце и планеты параллельно Зодиаку, то этим и объясняется смысл 8 и 9 ст. (Буквально: где одно движение сталкивается – percuote – с другим).

141

Зодиак – круг, описываемый Солнцем и планетами в их вращении, – пересекает экватор под углом в 23°30′. От круга солнечного движения к северу и к югу проводятся на расстоянии 10° круги, образуя, таким образом, пояс в 20°. В этом поясе совершают свое вращение Солнце, Луна и шесть планет – Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Венера и Меркурий, – Солнце по среднему кругу, остальные в пределах этого пояса, но никогда не уклоняясь далее 9° от солнечного пути. Таким образом, их пути пересекают эклиптику в двух противоположных пунктах так, что одна половина круга лежит севернее ее, а другая южнее.

142

Чрез такое косое движение планеты приближаются к каждой части земной поверхности настолько, чтобы повсюду распределить дарованную им силу и не лишить никакую часть своего благодатного влияния.

143

Солнце, направляясь от тропика Козерога к тропику Рака и обратно, таким образом, списывает спиральные круги своим движением. В описываемое время весеннего равноденствия оно стоит в знаке Овна, т. е. в таком направлении, когда в Италии дни увеличиваются и «зори быстрее сменяются», (а не в обратном).

144

Дант не может описать блеск солнца; так как земной глаз не выносит его блеска, то и фантазия не в силах представить ничего более блестящего.

145

Чада Всевышнего, слитые в четвертом круге, суть подвижники христианского познания, которым здесь дарована пища радости (см. II, 11)и насыщение в созерцании св. Троицы.

146

Т.е. к Божеству.

147

Беатриче не сердится на то, что Дант, обратясь к Богу, забил о ней; но он еще не достаточно созрел, чтобы совершенно забыться в Божестве, и улыбка Беатриче снова возвращает его к окружающему.

148

Первый круг богословов; второй появляется в песни XII, 5.

149

Дант представляет Бога императором мира; таким образом, рай является его двором, а святые получают названия графов, патрициев, и т. п.

150

Это сравнение, вероятно, указывает на обычный во времена Данта танец, в котором время от времени менялась мелодия и ритм.

151

Никто, раз вкусивший небесного блаженства, не находит уже более наслаждения в земных радостях, не устремляет дух все выше и выше.

152

Так как Бог так милостив к Данту, а святые видят в Боге и эту милость, и жажду Данта иметь объяснения видимому, то они ничего другого не могут желать, как утолить ему эту жажду. Всякая другая воля их свидетельствовала бы об их несвободном, несвойственном их положению, состоянии.

153

Эти слова комментируются XI песнею Рая

154

Фома Аквинат, Doctor Angelicus, величайший из средневековых схоластиков. О нем у Мильмана. Hist. Latin christ., VIII.

В схоластике первое место принадлежит Фоме Аквинскому. Он был сыном графа Аквинского, одного из богатейших вассалов неаполитанского короля. Его мать происходила от норманских королей; два его брата, Реджинальд и Ландольф, занимали высокое положение в императорском войске; по брачным связям он приходился родственником самому Фридриху II. Монастырские стремления его обнаружились рано; уже с шестнадцати лет он возбуждал энтузиазм доминиканцев и был ими отправлен во Францию; захваченный своими братьями, он провел два года пленником в одном из своих замков, где увещания матери и сестер не отклонили его от монашества. Потом он был зачислен на службу к Фридриху II, но безбожник – император, как его называли, возвратил его церкви. Фома сделался монахом и учеником Альберта Кельнского в Париже. Он был мрачен, молчалив я нелюдим и получил в насмешку прозвище «сицилийского быка». Альберт, испытав его по самым тонким пунктам теологии признал его равным и соперником. При Александре IV он защищал свой орден против красноречивого Вильгельма dе st. Amour. Урбаном IV и Климентом IV он был признан первым богословом века. От предложенного ему архиепископства в Неаполе он отказался. На Лионском соборе он считался авторитетом, которому нет равного в христианстве. Это был богослов по преимуществу. Бог и душа были единственными предметами, достойными внимания ангелоподобного доктора. Его Summa Theologiae сделалась настоящим кодексом латинского христианства. Он был совершенно бесстрастен; в нем никогда не заметно было ни полемического раздражения, ни боязни пред чем-либо; с верованием, что все должно разрешиться ко благу, он подходит к самым опасным вопросам – до бытия Бога включительно, – и он скептик, почти атеист, но в то же время великий богослов».

155

Об Альберте Кельнском тоже у Мильмана, VIII. Он был прозван универсальным доктором за свои всеобъемлющие познания. Он одинаково близко знаком с латинскими, греческими, арабскими и еврейскими философами; он первый схоластик, познакомившийся с Аристотелем. Но не один только Аристотель или араб Аверроес (Ада, IV) были предметом изучения Альберта, а и вся масса комментаторов и глоссаторов Аристотеля. Его естественно-исторические познания доставили ему славу чуть не волшебника. Он пытался согласить философию Платона с философией Аристотеля и обоих их с учением церкви; и он достиг этого, конечно, исказив в некоторой степени обоих греков, так что христианство, в его представлении, не смотря на то, что сам он был глубоко верующий человек, являлось скорее философией, чем религией.

156

Грациан, францисканский монах и учитель школы при монастыре св. Феликса в Болонье, написал Decretum Gratiani или «Соглашение несогласуемых правил», предмет которого – соглашение противоречивых духовных и гражданских законов.

157

Петр Ломбардский, magister sententiarum, автор с Книги Сентенций, которую он в посвящении ее церкви называет «лептою вдовицы», учился в Париже у Абеляра, сделался профессором богословия в том же университете, потом епископом Парижским, умер в 1164 г. Мильман о нем: «Он не бил на высоте современного ему философского развития, или не хотел быть, относясь к нему презрительно: он держался только писания и предания и, казалось, не имел ни малейших сомнений в своем суровом догматизме. Споры, поднятые книгою смелого пиррониста Абеляра «Sic et Non», восстановившей отцов против отцов, предания против преданий, церковь против ее же самой, Петр старался разрешить своею книгою, сделавшейся скоро руководством в школах».

158

Соломон.

159

Средние века так и не решили спор, спасен Соломон или нет.

160

Св. Дионисий Ареопагит, прозелит св. апостола Павла, которому приписывается книга «О небесной иерархии». О ней у Мильмана, VIII: «Этой книге, сомнительного и темного происхождения, слава которой основывается главным образом на богатстве ее языка и глубоко благочестивом тоне, суждено было стяжать громкое распространение на Востоке и почтя создать культ ангелов, мистическое богословие и схоластицизм высшего порядка. Принадлежность ее перу св. Дионисия подвергнута сомнению; еретики Севериане на константинопольском соборе цитировали ее, на что православные возражали: Каким образом эта книга, принадлежа ученику св. Павла, не была известна ни Кириллу, ни Афанасию Александрийскому? Тем не менее это произведение слишком пленило монашеские умы, чтобы не найти себе защитников. Его охраняло всеми почитаемое имя того, кому оно приписывалось – н вот она появляется на Западе в качестве ценного подарка византийского императора Людовику Благочестивому. По счастливому совпадению, на Западе жил человек, обладавший и знанием греческого языка и любовью к отвлеченному и мистическому – и вот таинственные учения Ареопагита являются в латышском переводе Иоанна Эригены.

161

Павел Орозий, испанский священник IV века, автор «Семи книг, истории», которыми пользовался Августин, – его современник, старший его по возрасту. Дант называет его «защитником христианства», так как тенденция его книги – оправдать христианство в возводимом на него обвинении, что оно погубило Римскую империю. Г. Буассье («Падение язычества») приписывает Орозию славу первого по времени мирового историка.

162

Северин Боэций, римский сенатор и друг Теодориха Остготского. О нем у Гиббопа: «Это последний из римлян, которого Катов или Туллий признали бы своим братом. Потомок знатной фамилии Анициев, он восемнадцать лет прожил в Афинах, дав латинским читателям возможность познакомиться с основами всех эллинских искусств и наук. Геометрия Эвклида, музыка Пифагора, арифметика Никомаха, механика Архимеда, астрономия Птоломея, Платон и Аристотель с комментариями Порфирия нашли себе латинское воспроизведение под неутомимым пером сенатора. Будучи заподозренным в заговоре против Теодориха и заключенным в одной из башен Павии он написал книгу «De consolatione Philosophiae,» обессмертившую его имя. Защитник церкви против ариан, весториан и евтихиян, он канонизирован при императоре Оттоне, а его гений, рассеивая густую тьму средневековья, нашел себе в величайшем из английских королей переводчика своей книги на его родной язык. – Церковь Cield’auro или Ciel d’or в Павии – место его погребения.

163

Невеста Божья – церковь.

164

Вентури видит в этих стихах подражание Лукрецию.

О miseras huminum mentes, о pectora caeca и т. д.

Речь идет о превосходстве возносящей ныне поэта созерцательности перед всеми другими земными стремлениями. Афоризмы в смысле медицины вообще (от Афоризмов Гиппократа).

165

Св. Фома Аквинский.

166

Ст. 96 и 113, Х-й песни дают Данту повод к рассказу биографий двух основателей главных монашеских орденов его времени – св. Франциска Ассизского и св. Доминика. Он делает при этом оценку их положения в истории (ст. 28–36) и их взаимного различия, как представителей двух сторон христианского совершенства (ст. 37–39), а также глубокомысленную и серьезную оценку основанных ими орденов и их нынешнего положения. Такая оценка и рассказа вложены в этой песни в уста св. Фоме, а в следующей св. Бонавентуре, причем у Данта доминиканец св. Фома прославляет св. Франциска, прежде чем сетует о падении своего ордена, а францисканец св. Бонавентура прославляет св. Доминика и бичует порчу францисканцев, из чего легко вывести взгляд самого поэта, – что два враждебных друг другу на земле ордена в сущности служить одной цели двумя разными путями (ст. 40). Не говори о поэтических красотах, обе эти песни замечательны силою обличения двух могущественнейших орденов Дантова времени, смелостью и евангельской простотой этого обличения.

167

Невеста, с которой Христос обручился кровью, – церковь.

168

В херувимах преобладает знание, в серафимах – любовь. Мистик св. Франписк был поэтому подобен вторым, тогда как исследователь св. Доминик – первым.

169

Здесь описывается местоположение города Ассизи, родины св. Франциска, находящегося в 12 милях от Перуджия, между реками Тпино и Кьясси, на склоне Монте-Субазо, на которой находится монастырь св. 7бальда; эта гора производит в Перуджии холод, когда она покрыта снегом и отражает солнечные лучи летом, производя в Перуджии больший жар, чем в окрестностях. Гвальдо и Нэчера – два городка, подвластных Перуджии и обложенных в пользу нее большими налогами.

170

Т. е. солнце, восходящее с Ганга. Сравнение это взято поэтом из Апокалипсиса VII, 2: «И я видел другого ангела, нисходящего с востока, где престол Бога живого». Эти слова св. Фома прилагает к св. Франциску, возвышенному энтузиасту и pater seraphicus‘y церкви.

171

Следующее знаменитое прославление св. Франциска обосновано исторически. В самом деле, это была одна из удивительнейших и чистейших личностей в истории и католицизма, истинное «солнце» последнего. Сын богатого купца Бернадоне, он еще юношей, несмотря на гнев своего отца, отказался от имущества, возлюбил бедность как «невесту» и принял в 1206 г. монашество. Под сводами огромного собора в Ассизи до сих пор еще стоит маленькая капелла Портиункула, – место пострижения св. Франциска и основания его ордена; эта капелла и построенный после его смерти великолепный «обор, являющийся одним из редких образцов перенесения готики на итальянскую почву, служат памятником произведенного св. Франциском громадного впечатления на всю средневековую жизнь и источником церковного искусства. Готический стиль, не привившийся в Италии, которая боролась с ним всем существом своего художественного инстинкта, здесь, в скромном своем проявлении, соответствует мистицизму святого. Пейзаж, его окружающий, – холмы, встречающиеся в картинах Перуджино и Рафаэля, и храм является на нем скромно, без того заносчивого стремления вверх, как на севере. Он состоит из верхней п нижней церкви, – выражающих различное направление религиозного экстаза: внизу сокрушение о грехах я возмездии, вверху – блаженство и чаяние спасения. Великий Джиотто, прославивший своими фресками эту церковь, сам был францисканцем, – да и кто же им не был тогда? Pietro de Vineis (см. XIII песнь «Ада») говорит, что в то время редко кто не принадлежал к общине, основанной св. Франциском, тем более, что францисканцы принимали в свой круг и мужчин и женщин. Сам друг Данта, это художник воплотил в краски аллегорию Данта и брак св. Франциска с бедностью, воспользовавшись большими горизонтальными пространствами, уступаемыми под фрески ясной и легкой формой готического стиля верхней церкви. Его двадцать восемь фресок из жизни св. Франциска доселе привлекают внимание туристов, (по Вышеславцеву «Джиотто и Джиоттисты»).

172

Христа, который также отрекся от земного стяжание.

173

Амиш, о котором рассказывает Лукан в «Фарсалиде» был бедный рыбак, который беззаботно спал в своей хижине, не заботясь о близкой войне, в то время, когда Цезарь искал под его кровлею приюта от настигшей грозы.

174

Бедность осталась верною Христу и на кресте, и последовала за ним и в гроб, куда за ним не могла последовать св. Дева.

175

Бернард, Эгид и Силыестр были первыми последователями св. Франциска. Одежда его ордена – сандалии, обнажавшие ноги, коричневый капюшон и веревка вместо пояса.

176

А не земных его последователей, живущих не в его духе.

177

По-итальянски archimandrita. По-гречески архимандрит означает главу овчарни. Слово, обыденное по-русски, является необычным в итальянском тексте

178

Хотя в Риме не задолго перед этим состоялось постановление – не увеличивать количества монашеских орденов, но папа Иннокентий III, пораженный удивительною личностью св. Франциска, а также, как гласит легенда и чудесным видением, даль согласие на основание нового ордена, который к обычным двум монашеским обетам – смирения и целомудрия, – прибавлял еще бедность с неумолимой строи остью к себе и таким образок заслуживал данное ему средними веками название нищенствующего ордена. Торжественно же его устав были утвержден папою Гонорием III в 1223 году.

179

Св. Франциск присоединился в 1219 г. к крестовому походу и безуспешно проведывал христианство султану.

180

На высшей вершине Аппенин перед смертью св. Франциск получил от Христа стигматы т. е. изображения крестных ран I. X. на теле

181

Опять Бедность, как и во всей песни.

182

Бедный не только на словах, но и на деле, св. Франциск простер свое отречение от земных благ до того, что не имел ничего кроме платья. В смерти он отрекся даже и от этого и завещал похоронить себя совершенно обнаженным. Кроме такой беззаветной любви к человечеству, этот удивительный человек обладал таким глубоким чувством природы, что даже разговаривал с птицами. Сохранился его гимн к солнцу. Он является противоположностью мрачному и суровому св. Доминику, орден которого впоследствии выродился в инквизицию.

183

Теперь речь переходит на св. Доминика, последователи которого, имея одинаковые дела с последователями св. Франциска, «пренебрегли кормом старым».

184

Петров корабль – церковь. Наш патриарх – св. Доминик так как это говорит доминиканец св. Фома.

185

Таким сравнением Дант показывает, что круг духов вращается горизонтально. В Convito, III, 5, он делает такое же сравнение, говоря о видимом движении солнца: non modo di mola, ma di rota, не как жернов, а как прялка.

186

Второй круг (другие двенадцать блаженных теологов, присоединяющихся к первым) поэт сравнивает с двойной радугой, причем вторая радуга столь же сходна с первой, как эхо со звуком, его производящим. (По Овидию эхо была нимфа, погибшая от любви к Нарциссу, а Ирида (радуга) – вестница Юноны).

187

Говорящий здесь дух, как об этом мы узнаем в ст. 127, есть Иоанв из Фиданцы кардинал Бонавентура, с 1255 по 1274 г. генерал ордена Миноритов или францисканцев и епископ Альбано. В детстве его мать положила его однажды к ногам св. Франциска, прося его молитв и исцеления. Св. Франциск воскликнул: О buona ventura! и мать под этим именем посвятила его Богу. Он стал францисканцем, прозван Doctor seraphicus и написал житие св. Франциска, которое, как гласить испанская легенда, было прервано его смертью, и он вставал на три дня из гроба, чтобы его докончить. Это послужило темою для картины Мурильо, находящейся в Лувре. В 1245 г., в возрасте 34 лет, он уже был профессором теологии в Париже. Мильман в Истории лат. христ. Говорит о нем: «В Бонавентуре философ отступает на задний план; религиозное настроение – вот его призвание. Схоластике посвящены лишь немногие из его многочисленных книг; он учит жизнью св. Франциска и «новым евангелием», сборником всех легенд о жизни Христа, в которое Бонавентура верит также, как в настоящее евангелие. Бонавентура, не будучи невеждою, призирает Аристотеля и арабских философов, и знает их лишь потому, его век не мог избежать философии. Как все мистики, он граничит с пантеизмом; если он не различает Бога и душу, то душа должна стремиться к полному единению с Богом, в котором все идеи в действительности составляют лишь одну, хотя для человеческого ума и слова они и множественны. В этом единстве, посредством блаженного созерцания, душа может совершенно раствориться и исчезнуть. Вот любопытные названия его мистических сочинений: Зеркало души, Зеркало св. Девы, О шести крылах серафимов, О сандалиях апостолов». – Он рассказывает жизнь св. Доминика Данту в благодарность за прославление его учителя доминиканцем Фомою в предыдущей песни.

188

Из Испании.

189

Т.е. летом, когда путь солнца длиннее всего, солнце погружается в Атлантический океан.

190

Калларога (ныне Каллагора), город в Старой Кастилии, место рождения св. Доминика.

191

На гербе Испании, изображавшемся на монетах, в одном из четырех отделений его щита лев находится над башнею, а в другом под башнею.

192

Намек на преследование еретиков св. Домиником.

193

Дант верит вместе с Фомою Аквинским, что «создание души и излияние ее в человека одновременны».

194

Перед рождением св. Доминика его мать видела во сне, что она родила собаку с белыми н черными пятнами на коже п горящим факелом во рту, – символ цветов одежды его ордена и пламенного усердия самого основателя. В искусстве собака сделалась атрибутом св. Доминика, с каковою он изображается на многих картинах и между прочим на статуе портала монастыря св. Марка во Флоренции. Его последователи толковали свое имя domini – canes (Божьи псы) и изображались в символе собак, разыскивающих и кусающих врагов церкви.

195

Крестная мать св. Доминика видела во сне, что у ее крестника звезда во лбу, а другая на затылке, – символ того, что им будут просвещены восток и запад.

196

Dominicus значит Господень (от dominus – Господь).

197

Св. Доминик, (1170–1221), основатель ордена братьев-проповедников и знаменитый преследователь еретиков, происходил из знатно! фамилии Гуцман, Валенсийском отличался строгостью жизни и милосердием (напр. однажды продал свое платье, чтобы накормить голодного, в другой раз добровольно продал себя в рабство маврам, заменив собою брата одной бедной женщины, просившей его помощи). На двадцать пятом году он сделали каноником при епископе Осмы, а в 1203 г. сопровождал своего епископа в Данию. Но возвращении оттуда жил в Лангедоке, преследуя здесь Альбигойцев; во насколько он принимал участие в организации против них крестового похода – вопрос спорный; впрочем за это он получил от тулузской инквизиции титул «преследователя етериков». В 1215 г. он образовал орден «братьев-проповедников», имевший целью очищение вероучения от ересей, – противоположность ордену св. Франциска, – выродившийся через 20 лег после его смерти в инквизицию. Дух этого ордена настолько разнился с францисканскими, что оба эти ордена были почти враждебны. Но враждебное на земле примиряется на небе, где доминиканец Фома восхваляет св. Франциска, а францисканец св. Бонавентура – св. Доминика.

198

«Первейшее повеление Христово» есть заповедь: «если хочешь быть совершен, раздай имение свое нищим». Орден св. Доминика относится к «нищенствующим» орденам, одним из обетов в которых была бедность.

199

Феликс – по латыни счастливый, Иоанна по-еврейски – благодатная.

200

Генрих Суза, кардинал – епископ Остин, прозванный поэтому Остиензе, напасал комментарии к Декреталиям или книгам церковного права. Фаддей Альдеротти, знаменитый врач и профессор в Болонье, перевел Этику Аристотеля. Смысл терцины – противоположность светских наук с божественным знанием, какого искал св. Доминик.

201

Прежде церковные доходы делились на четыре частя: одна священнику, другая всему причту, третья на украшение церкви, четвертая на бедных (по Бути).

202

По адресу папы Бонифация ѴIII, которому Дант не пропускает случая послать упрек.

203

Другим колесом этой колесницы был св. Франциск. Этим объясняется тои символ – два колеса, – в виде которого являются поэту духи этого круга. Речь переходить теперь на францисканцев.

204

Хорошие вина от временя делаются крепче, плохие – прокисают в уксус.

205

Т. е. францисканский орден теперь совершенно извратился, добиваясь того, что прежде попиралось ногами.

206

Акваспарта, генерал францисканцев, в 1287 г. значительно ослабил уставы их ордена. Это произвело реакцию и в 1310 г. Убальдино Казале основал в ордене партию так называемых спиритуалистов, значительно усиливших строгости устава.

207

Жизнь вместо духа.

208

Об упоминаемых двух «первозванных» францисканцах, кроме имен, никаких известий не сохранилось. Гуго – монах монастыря св. Виктора в Париже. Петр, по прозвищу Comestor, оставил сочинение по истории церкви. Почему Наеан – пророк помещен здесь, комментаторы затрудняются объяснить. Ансельм – архиепископ Кентерберийский, автор сочинения о воплощения. Донат – римский грамматик IV века. «Искусство, что в раду других всех ране» – грамматика первая по счету в ряду семи свободных искусств. Рабан Мавр, ученик Алькуина, – один из величайших ученых IX века, автор книги «Вселенная или книга обо всем». Наконец Иоахим, одна из любопытнейших личностей средних веков, обладавший пророческим даром, прославленный учением о «Вечном Евангелии». Это учение состояло в том, что мировая история имеет три эпохи, из которых две прошли, а третья начинается. Первая, ветхозаветная – царство Отца; вторая – эпоха Нового Завета, царство Сына; третья – эпоха любви, царство св. Духа; или как его цитирует Руссело в Истории Вечного Евангелия: «Как писания Ветхого Завета принадлежать, но особой очевидности, Отцу, а писания новозаветные – Сыну, так духовное разумение, обоими ими производимое, принадлежит св. Духу. Поэтому, век, когда люди женились, есть царство Отца; когда проповедовали – царство Сына, а век монахов, ordo monachorum – св. Духа». Зерно этого учения следует искать еще в Оригене, который учит еще до Иоахима: «Мы оставляем верующим исторического Христа и писанное евангелие; во божественное слово, вечное евангелие, евангелие духа принадлежит лишь гностикам». – Иоахим был, говорит Русседо, поэтическая и эстетическая душа, выросшая средь природы, которая так располагала к этому. Отправившись паломником в св. землю, он посетил Фиваиду, центр христианского аскетизма, где чуть не умер от жажды, но был чудесно спасен. На горе Фаворе, где он жил в старой цистерне, он задумал впервые свою «Десятиструнную псалтирь», «Соглашение ветхого и нового завета» и «Объяснение апокалипсиса». Вернувшись в Италию он основал монастырь Флора в Калабрии, где и умер, окруженный всеобщим почетом в.1202 г., на 72 году жизни.

209

Для того, чтобы дат читателю ясное представление о тех 24 блаженных духах, которые теперь вращаются вокруг Данта, поэт приглашает вообразить 15 самых больших звезд на небосклоне, видных сквозь всякий туман, вместе с 7 звездами Большой Медведицы (Колесницы), которая, вращаясь вкруг северного полюса, никогда не заходит и даже днем находится над горизонтом в наконец две самых больших звезды Малой Медведицы (Рога) не со стороны ее острия, составляемого полярною звездой вокруг которой вертится «первая сфера» – primum mobile, а со стороны отверстия; и, вообразив себе все эти 24 самых крупных звезды, надо соединить их в одном созвездии, подобном короне Ариадны, превращенной Вакхом после ее смерти в созвездие. – Если поэт, обыкновенно краткий и скупой на слова, здесь, по-видимому, распространяется более чем следует, то это, конечно, истекает из внутренней потребности его гения, – отдохнуть па каком либо образе от своего неудержимого полета; и, разумеется, к этому побуждает его не желание похвалиться своими познаниями, а внутренний позыв; да и какой образ приличнее и подходящее для этого возвышенного мира духов, чем вечные созвездия, безграничность которых делает бескрылою даже самую смелую фантазию?

210

Кьана – приток Арно близ Ареццо.

211

Primum mobile.

212

От отрады хвалить Бога к отраде удовлетворить потребность Данта.

213

Св. Фома Аквинский.

214

Зерно – рассказ св. Фомы о св. Франциске, удовлетворявший первому недоумению поэта; теперь надо «вымолотить» второе его недоумение, происшедшее от слов св. Фомы о Соломоне, которому якобы нет равных в мудрости. У Данта возникает вопрос: а Адам и Христос? На это Фома поясняет, что Соломон не имеет равных лишь в том отделе мудрости какой потребен царям и правителям.

215

Все существующее есть только воплощение творческой идеи Бога, совершенное Им в любви.

216

Свет жизни, Логос, происходя от Первопричины – Отца, неразлучен с ник, как и с его любовью – Св. Духом.

217

Этот «Свет жизни» отражает свой отпечаток в девяти отделах ангелов, соответствующих девяти сферам веба, называемых, но определению Фомы Аквинского, субстанциями (сущностями). Summa TheoL Quaest. XXXIX: Что существует само по себе, а не чрез что-либо другое, называется субстанцией.

218

Чрез эти девять небес он спускается к стихиям, силам более низменным, производя лишь несовершенные н преходящие результаты – акциденции.

219

Это «преходящее» составляют как обычные животные н растения, так н некоторые виды их, возникающие, по верованию древних, без семени, одним непосредственным влиянием планеты.

220

От различия материи и влияния планет, различна и степень божественной печати; отсюда разнообразие в мире животных и растений.

221

При совершенной материи и полном воздействии Божества, результат был бы тоже совершен; но посредство планет ослабляет творческую силу, и природа, как художник, склонна к прегрешеньям. О творчестве посредственном и непосредственном см. выше VII песни.

222

Непосредственное творчество Божества производит совершенные создания, каковы Адам и человеческая природа Христа.

223

Приводится целый ряд «проклятых» вопросов средневековой схоластики: число звезд и их двигателей, источник первого движении и логический вопрос: при наличности одной необходимой я одной случайной посылки, вывод будет ли иметь характер необходимости?

224

Сравневие еретиков Ария и Савеллия со шпагами, по мнению Ломбарди, имеет тот смысл, что «ересиархи, вместо того, чтобы прилепляться к писанию, как перья, для объяснения его, прилепляются к нему как шпаги, чтобы искажать текст и этими искажениями уверять, что они одобряли догматы, которые в действительности они осуждали.

225

Кто начинает искать истину, не зная средств ея найти, тот вместо нея находит лишь новые заблуждения. Примеры тому – упомянутые философы и еретики. Парменид был философ – элеат, ученик Ксенофана. По Риттеру, Ист. древн. филос., он учил, что целое – произошло само из себя, неизменяемо и безгранично. Лишь кажется, что что-либо рождается и умирает, является и исчезает; движения нет. Целое имеет само себя своим законом, могучая необходимость которого держит его в собственных границах: сущее не может быть несовершенным или в чем-нибудь нуждаться, иначе оно нуждалось бы во всем». Мелисс Самосский был последователь Парменида. Брисс – философ менее известный и едва упоминается в историях философии. О нем известно лишь, что он преследовал fata morgana тогдашних математиков – квадратуру круга.

226

Эти последние мощные слова, заключая в себя предостережение против поспешных суждений вообще, в особенности предостерегают от суждения о том, достоин или недостоин человек пред лицом Бога – намек на средневековый спор, спасен Соломон или нет.

227

Сперва св. Фома говорил с круга, окружающего Данта с Беатриче, к ним, находящимся в центре. Теперь говорят Беатриче из центра к Фоме, находящемся на окружности. Это побуждает поэта к сравнению, каким начинается песнь.

228

Т.е. после страшного суда, когда вновь получите тело, а с ним к все его органы, то как телесная природа вынесет тот свет, в котором вы живете?

229

Вероятно, Соломон.

230

Через пламень Чистилища. Это рассуждение, близко примыкающее к песни VII и предшествующей XIII, имеет главную мысль ту, что в Адаме человеческая природа явилась непосредственным созданием Бога, а потому она бессмертна и душою и телом. Суть рассуждения – библейская идея о превращении тленного тела в духовное, как более совершенный орган для выражения и чувствования внутреннего и внешнего блаженства

231

Дант поднимается на Марс, который по его системе мира находится над Солнцем, так быстро, что он сначала видит смешанный свет ю обоих и не отличает нового блеска от прежнего.

232

Т.е. багрянее Солнца, к которому уже Дант привык. Символически свет Марса горделивее, чем свет Солнца, потому что Марс красен, а Солнце лишь желто; но это означает также и большее напряжение любви в тех, кто сражалась за веру, в сравнении с теми, кто лишь изучали Писание.

233

Молчаливое наречие сердца.

234

Еврейское El, Eli, Бог, послужило основанием греческому Гелиос. См. гимн св. Гидельберта Ad Patrem:

Alpha et Omega, magne Deus,

Heli, Heli, Deus nieus!

235

На Марсе поэт находит мучеников, крестоносцев и других борцов за веру (См. примечание к песни X). Их соединенный блеск образует две полосы, пересекающиеся в форме креста на Марсе, как на груди крестоносца. Эти полосы, составленные из искр сияющих блаженных душ, поэт сравнивает с Млечным Путем (Галаксией). Искры в кресте двигаются, как пылинки («атомы») в солнечном луче, прорезывающемся в темную комнату. Но в знак своего блаженства они вспыхивают от взаимной любви при встрече и расставании.

236

Поэт хочет извинить себя в том, что, поддавшись развертывающейся перед ним красоте новой сферы, он на минуту забыл свою вечную цель – не отрываться от взоров Беатриче, делающейся тем прекраснее, чем выше они взлетают; но до обращения к ней слова он дометает лишь в 33 ст. след. песни.

237

Истинная любовь проявляется в доброжелательстве даяния (по XVII и XVII песня. Чистилища, всякая «воля» в человеке имеет источником «любовь»), а ложная в зложелательстве жадности, стяжания. Первая-то и побуждает духов замолчать, чтобы исполнить желание Данта.

238

Словно падучая звезда, но не исчезнув, как она. Сравнение, подходящее потому, что дух подвигся с правой руки креста вниз до его подножия. Подражание Овидию.

Quae si non cecidit? Potuit cecidisse videri.

Это место дало мысль Микель Анджело сделать рисунок сияющего в мраке креста, который зажигается в храме св. Петра, в страстную пятницу, после вечерни (tenebres). Этот крест громадных размеров (22 фута вышиной) вешался над алтарем св. Петра, при чем весь храм освещался им одним. Перед ним папа заканчивал богослужение.

239

Жемчуг – сошедший дух – не расстался с нитью-крестом, в котором он находился; но проходя и встречаясь с другими духами он сообщил им больший блеск (ст. 113–117 предыдущей песни), не смотря на который он все-таки был заметен.

240

Этот дух – крестоносец Качьягвида, предок поэта. Его любовь и радость подобна радости Анхиза, увидавшего в загробном мире Энея (Энеида VI, 680).

241

Качьягвида говорит с Дантом по-латыни, потому что латынь была языком образованных людей его времени; это придаст эпизоду суровый архаический оттенок. Вот перевод этих строк: «О, моя кровь! О особливая благодать Бога! Кому, кроме тебя, могли быть дважды открыты врата неба?» В этом заключается намек на будущее спасение Данта, так как «дважды» значит теперь и после смерти.

242

Этим местом объясняется заключение предыдущей песни.

243

Качьягвида ждал Данта, прочтя о его приходе «в книге, где вечно все, что черно и что бело» – в Боге.

244

Беатриче.

245

По учению Пнеагора о числах См. Риттер, Ист. ант. филос.: «По учению Пяеагора числа разделаются на два отдела, – четные и нечетные. Между этими противоположностями стоит единица; она чет и нечет. Язь этого Пиеагорейцы выводили, что единица есть основание всякого числа вообще, называя ее потому первоначальной единицей, о происхождении которой далее ничего сказать нельзя. В этом отношении пиеаюрейское выражение все от первоначальной единицы ведет к тому, что они давали этой единице имя Бога, который, по словам Филолая, обнимает все, но есть лишь один».

246

Качьягвида видит в Боге все, что Дант хочет; но из любви, которой полон его дух, он все-таки хочет дать Данту высказаться. Необыкновенная красота этой мысли не ускользнет от внимания читателя.

247

В «первичных равенствах» Троицы сила и любовь равны, и побуждения любви уравновешены с возможностью их исполнить. Но человек далеко не может всего, что хочет. Тоже и с Дантом, хотяшим благодарить Качьягвиду.

248

Дант называет Качьягвиду «живым топазом в горней низке», частью за блеск и золотой цвет камня, частью благодаря тем таинственным свойствам, которые ему приписывало средневековое суеверие. Так в «Лапидарии» Марбода, епископа в Рекнах, 1091 г. говорится: «Хризолит или топаз своею покровительственною силою прогоняет ужасы ночи, разоблачает убийцу и смягчает своим влиянием нападения сильнейших демонов».

249

Таким образом, предок Данта, первый носивший фамилию Алигьери, наказывается еще в Чистилище, и Данту предстоит содействовать сокращению этого наказания.

250

Говорящий дух – Качьягвида, из старого флорентийского рода, +1147 был дедом деда Данта, Беллннчионе, а вследствие своего замужества с донной Альдигьери доставил своим потомкам эту фамилию, смягченную в Алигьери. Дант заставляет его говорить на протяжении трех песен и вкладывает в его уста три важнейших по значению речи: 1) о Флоренции и добром старом времени в ней (XV песнь); 2) о последующей ее истории (песнь XVII) и 3) о дальнейшей изгнаннической судьбе самого поэта (песнь XVII). В лице Качьягвиды мы, по этому, встречаемся с олицетворением политических, религиозных и бытовых идеалов Данта.

251

О древней Флоренции у Барло, Study of Div. Comedy:

«Название Флоренции различно объясняется. Древние хроники производят его от Fiorino, претора Метелла, поставившего лагерь между рекой и горой и таким образом давшего впервые начало городу. Но в виду того, что окрестности его изобилуют цветами, похожими на флорин (Гюгипо) и что эти цветы дали имя одной из церквей Флоренции – Maria del Fiore, может быть, эти цветы вернее дали ей имя, тем римский претор. Leonardo Aretino предполагает, что она называлась сначала Fluentia, от слияния Арно и Мувьоне, а потом процветание колонии доставило ей имя Florentia. Сципион Аммирато пишет ее имя Florenzia… Вид и расположение первоначального города легко представить: он походил на обычный римский лагерь: стена из обожженных кирпичей, круглые башни, четверо ворот. Cerchia arnica, древняя стена, упоминаемая Качьягвидой, есть первая ограда нового города, восставшего из развалин после гота Тотилы. В ней находила Badia, церковь бенедиктинцев на которой были часы, звонившие «третий и девятый час», часы молитвы и труда. Стены дантовского времени начаты в 1284 г. и окончены через 9 деть после его смерти; они те же, что и ныне».

252

Сравн. с «Чистил.» XXIII, 94. Там гневная тирада против настоящего, здесь идиллическая картина прошлого.

253

Сарданапал, как тип изнеженности вообще. «На что годны покои» – в смысле того, что они назначаются для обитания семьи, а не для бесцельной роскоши.

254

Монтемало – гора близь Рима, Учелатойя – гора близь Флоренции. С той и другой – вид на город. Смысл терцины: тогда Флоренция не соперничала с Римом ни величиною ни великолепием.

255

Белиинчионе Берти, отец знаменитой Гвальрады см. прим. к XVI песни «Ада», Нерли и Веккио – патрицианские фамилии древней Флоренции.

256

Не ожидали изгнания и добровольного, по коммерчесским делам, переселения в Францию. Что изгнание постигало и женщин – пример тому в XIII 109, «Чистилища» и примечаниях к тому.

257

Чьянгелла – вдова сомнительного поведения из знатной фамилии делла Тоза. Если бы тогда, во времена простоты и добродетели, явились такие люди, ям также удивились бы, как если бы теперь во Флоренции нашлись образцы древней римской добродетели.

258

О Баптистерия св. Иоанна см. XIX, 16, Ада.

259

С таким редким чувством умиротворения и душевной мягкости останавливается Дант на картине доброго старого времени в своем отечестве, неугасающую любовь к которому он этим доказывает! Даже и в ваше время нисколько не бледнеет эта превосходная картина простой, мирной я давно исчезнувшей гражданственности.

260

Как выше сказано, жена Качьягвиды носила фамилию Альдигьери или Алигьери и сообщила ее потомкам. Ранее предки Данта назывались Элизеи, – отсюда упоминание Качьягвиды обрате Элизео.

261

Качьягвида сопровождал императора Конрада III Швабского, которым и был посвящен в рыцари, во втором крестовом походе проповеданном св. Бернардом Клервосским, и был убит в св. земле 143. Магометане.

262

Дант как бы порицает себя за то, что, слушая рассказ предка, он даже здесь, на небе, гордился своим происхождением, хотя и смягчал свою гордость сознанием, что благородное происхождение изнашивается, как старый плащи, если собственные и личные заслуги его носителя не добавляют к нему новой каймы.

263

Употребление в ы вместо т ы впервые появилось при Юлии Цезаре (Лукан, Фарс., V); но не привилось, и вновь появилось лишь в средние века.

264

Между мостом Ponte Ѵесhiо, где стояла статуя Марса, и храмом св. Иоанна.

265

Отпадение от принципа сохранения в чистоте крови граждан в виду увеличения города в принятие в последний чуждых н недоброкачественных элементов есть, по мнению Данта, первая причина разложения гражданственности в его родном городе, сила которого заключалось не в величине, ибо ее трудно поддерживать, а в единстве и сплоченности. Из этого Дант выводит беспрестанные государственные перевороты, мучавшие Флоренцию целыми столетиями, и все бедствия настоящего, как то: вымирание старых родов, их политическую и нравственную распущенность, их падение по собственной же вине (сравн. Чист. XIY, 31 – 126) и гражданские усобицы. – Кампи и Фиггине – местечки близ Флоренции, первое в долине Эльсы, а второе в 12 милях по Арно. Треспиано – городок к югу по болонской дороге на таком же расстоянии. Все эти городки были прежде соседями Флоренции, а теперь вошли в состав ее, что и произвело то смешение сословий, на которое жалуется Дант.

266

Агульоне – Тосканский город, откуда был родом Бальдо – судья, присудивший Данта к сожжению живым.

267

Дант особенно упирает на появление многих новых дворянских родов из торгового класса, которых он обзывает презрительно «меняла». Таковые в особенности появились после завоевания Симифонта в долине Эльсы (1202 г.) а так же Черки и Буондельмонти, вошедшие в число флорентинцев после завоевания и разрушения их собственных замков в названных в ст. 65–66 местах и влияние которых на флорентийские дела было в особенности ненавистно Данту; потому-то о них и упоминается – о первых в VI, о вторых в XXVIII песни Ада. А так как Дант ожидал от императорского влияния преград их наплыву, то он и упрекает духовенство, – «люд, всех боле развращенный», – в том, что оно борется с императором проклятиями, отлучениями и прочими средствами, вместо того чтобы быть его союзником.

268

Моитемурло было продано Флоренции своим обладателем, графом Гвидо, который не мог его защищать от Пистойи.

269

Погибель большого города возможнее, но и ужаснее, чем маленького, и одна какая-либо существенная причина его неустройства может оказаться опаснее десятка мелких.

270

Упоминаемые здесь города прежде цвели, а во времена Данта совсем упали.

271

Долголетнее кажется человеку вечным, – но только кажется.

272

Знатные фамилии, тогда уже исчезнувшие. Один из Сольданьеров, Джанни, упоминается в XXXII, 121, Ада.

273

У двери св. Петра (Porta st. Pietro) жили Черви, от которых пошло разделение на Черных и Белых (см. прим. к VI песни Ада), долженствующее погубить весь город. См. хронику Виллани, кн. IV, гл. XI: «В квартале Porta st. Pietro жили Бисдомини, стражи епископства; потом Альбериги, которым принадлежала церковь Santa Maria Alberighi, из дома Донати, который теперь так испортился. Ровиньяни были очень велики я жили у ворот св. Петра; затем шли дома графов Гвиди, как и Черви; и от них произошли по женской линии все графы Гвиди, как ранее было сказано, от дочери доброго мессера Беллинчиона Берти (см. прим. к XVI. песни Ада), но их поколение теперь вымерло; Элизеи, близ старого рынка, которые теперь стали popolani»… В то время во Флоренции было три общественных класса нобили, пополани и плебеи.

274

Знак рыцарства.

275

«Колонка Шапки». Vajo, собственно, белка, – геральдическое название полосы в щите, состоящей из серебряных и голубых инкрустаций на красном поле, напоминающих почему-то геральдическому глазу пеструю шкуру белки; колонка с такою шапкой находилась в гербе фамилии Билли или Пильи.

276

Один из Кьярамонти, заведовавший продажей городского зерна, уменьшил объем гарнца и тем нажился.

277

Т.е. общественных должностей. Курульные кресла – принадлежность римских магистратов – произошли из колесниц.

278

Вероятно, Уборти, из которых о Фаринате. см. Ада X песнь.

279

Золотой шар был герб Ламберти, одного из которых, Моску, Дает встречает в Аду, песнь XXVIII, 103.

280

Вядомини (Бясдомини), Тозингн я Кортиджиани были стражи и хранители епископства Флоренции. Их потомка, современные Данту, когда умирал епископ, беззастенчиво помещались в его дворце и пользовались его доходами.

281

Адимари. Один из них овладел имуществом Данта после его изгнания и сильно противился возвращению поэта.

282

Убертин Донато был женат на Равиньяни и поссорился со своим тестем, когда тот хотел выдать другую свою дочь за Адимари – до того низки считались еще последние.

283

Одна из дочерей Капонсакки, живших так же на Старом Рынке, была женою Фолько Пиртинари и матерью Беатриче.

284

Это диво заключается в том, что Флорентинцы так ценили лучших двоих граждан, что даже одни из городских ворот прозвали по имени Пера – Porta Peruzza.

285

Маркиз Гуго, «великий барон», был наместник императора Оттона III в Тоскане; он построил церковь Бадиа во Флоренции, где день его смерти (праздник св. Фомы, 31 декабря 1006) справлялся торжественною службою, похвальными речами и т. д. Он дал дворянство и свой герб пяти фамилиям Флоренции, – факт, восхваляемый Качьягвидой, ибо произошедший из преданности к императору. Джиано делла Белла, один из наследников герба Гуго, не смотря свое дворянство, примкнул в народной партии; впрочем, этим он лишь раздражил обе стороны, принужден был удалиться в изгнание и умер во Франции.

286

Борго, один из новых сестиров города, было бы спокойнее, если-бы туда не переселились Буондельмонти из Ольтрарно.

287

Дом Амидеи, распря которого с Буондельмонти была началом борьбы Гвельфов и Гибеллинов во Флоренции. Она началась из за того, что одна из девиц этого дома, невеста Буондельмонте, предпочла ему другого и отказала ему. Дант желал бы, чтобы первый из Буондельмонти, переселявшийся во Флоренцию, утонул в речке Эме, пересекавшей ему дорогу; тогда бы Флоренция не увидела многих бедствий (см. Ада XXVIII, 106).

288

Молодой Буондельмонте был убить на мосту, где статуя Марса, у подножия разрушенной башни. Это было сигналом к началу флорентийских усобиц.

289

Гербом Флоренции была белая лилия, которую Гвельфы после изгнания Гибеллинов, заменили красною, – «окровавили». После проигранного сражения торжествующий неприятель нес на копьях знамена с лилиями, перевернуты вверх ногами.

290

Фаэтон, который своим приключением с колесницей солнца, сделал отцов осторожнее в исполнении безумных желаний своих детей, обратился к своей матери Клименес недоумением, кто его отец – Аполлон или его воспитатель Эпаф. В таком же недоумении теперь находился Дант относительно предсказаний о его будущей тяжелой судьбе, слышанных им в Аду от Фаринаты (X, 79) и Брунетто Латини (XV, 61), а в Чистилище от Конрада Маласпина (VII, 133) и Одеризи иэ Агоббио (XI, 139.)

291

Тот, кто видит Бога, видит в Нем все случайное так же ясно, как человек ясно видит какую-нибудь простейшую геометрическую истину.

292

В Боге, «центр которого везде, а окружность нигде».

293

«Случайное» – не совсем подходящее слово; здесь скорее подходит термин «акциденции». Смысл этих слов, что «случайные» вещи, являющиеся продуктом творчества не непосредственного (см. XIII, 64 и VII, 124). несмотря на божественное Провидение и предопределение, нисколько не стесняют человеческой свободы, – воззрение, знакомое читателю из XVI, 70 и XVIII, 61 Чистилища и VIII, 98 Рая. Это место повторяет еще раз краткий протест против учения о случайности и фатализма, каковой вполне приличен в устах блаженного духа, открывающего поэту его горькую судьбу, приличен в том смысле, что все в жизни, даже самое ничтожное, предусмотрено в великом плане мироздания и искупления.

294

Ипполит, сын Тезея, был изгнан из Аеин, оклеветанный своею мстительной мачехой Федрой, преступной страсти к нему которой он не разделял. Сравнение многозначительное.

295

О времени и поводе изгнания Данта говорено уже в прим. к VI песни Ада. Та же самая синьория, которая незадолго изгнала Черных н отправила Данта в конце 1301 г. посланником к папе, чтобы протестовать против всякого папского вмешательства, через несколько же месяцев, в отсутствие Данта, умышленно задерживаемого папою, открыла городские ворота безо всякого сопротивления Карлу Валлуа, креатуре Рима, который немедленно воздвиг гонение на Гибеллинов, и в числе первых изгнанных был Дант.

Предсказывая Божий гнев зa такое предательство, (ст. 52–54) – поэт, вероятно, разумеет насильственную смерть главного агитатора, Корсо Донати (Чиста. XXIV, 82), – этот непоколебимый человек в шести стихах мастерски изображает те бедствия, которые он вынес в продолжение 16 лет изгнания. Не только с родным городом ему приходилось расстаться, но и с женою и пятью детьми (ст. 55–60). Если соединенная с изгнанием конфискация имущества и оставила ему кое-какие крохи, то они едва доставали на пропитание одного его, а не семьи. Первые годы изгнания он провел в тщетных попытках добиться торжества своей партии и вернуться на родину; но скоро он почувствовал, что лучше всего «самому стать всей партией своею» (ст. 68) Лишь многообещавший поход в Италию Генриха VII возобновил его надежды и призвал его снова к политической жизни. Но молодой и даровитый государь скоро умер, внезапно заболев, говорят, отравленный по проискам папы… – Первый прочный приют он нашел у «щедрого ломбардца»; упоминаемое прибавление орла к лестнице в гербе указывает, что это был Бартоломео делла Скалла в Верове. Здесь он жил между 1303–1304 г. После многих скитаний он нашел себе приют опять в Вероне же, у младшего Скалигера – Кана Гранде. Это были его счастливые дни (1317–1320). В обществе образованных людей, в почете и обеспеченности, окруженный заботами сыновей и великодушного князя, он мог всецело отдаться любимым трудам, не замечая горечи изгнаннического хлеба, – чему он и воздвиг в этом и других местах поэмы такой великолепный памятник личной благодарности. Дружеское приглашение Гвидо до Полевта, издавна дружного с Дантом, привело его в Равенну, где он я умер 14 сентября 1321 г.

296

В 1300 г., когда происходит действие поэмы, Кану Гранде было всего 9 лет.

297

«Гасконец» – папа Климент V (см. XIX,82, Ада), льстивший Генриху УИИ на словах и махинировавший против него на деле. В это время, т. е. между 1310–1312 г. Кань Граеде был уже юношей и успел выказать свою деятельность и благородство характера. Ландино приводит о нем следующий анекдот: dum pater duxisset eum semel ad vivendum magnum thesaurum, iste illico levatis pannis minxit snper eum, – так что Дант имел полное право распространяться о его щедрости и презрении к деньгам.

298

До сих пор речь шла лишь о личной признательности Данта и характере Кана; теперь Дант начинает делать о нем политические предсказаний, о странности которых уже говорилось в прим. к XXXIII, 45 Чистилища. Очевидно, Дант возлагал на него слишком большие надежды, которые не сбылись и преувеличенность которых Дант сам сознает. Может быть, он прочил императорскую корону этому маленькому князьку, боясь это сказать вслух… во всяком случае, последующие события не оправдали пророчеств Данта.

299

В самом деле, еще при жизни Данта уже начались раздоры и усобицы в торжествующей партии.

300

Дант боится, что те многочисленные горькие истины, которые он должен высказать современникам в своей поэме, размножать его врагов и, изгнанный, он нигде не найдет себе приюта.

301

Потомство.

302

Это поэтическое исповедание своего пророческого призвания, излагая в таком широком смысле идеалы Данта и понимание им своего долга, могло бы служить прекрасным эпиграфом ко всей поэме в ее целом.

303

Качьягвида погрузился в навеянные ему его же словами мысли.

304

«Древо» – рай, «пятое колено» – пятая сфера, «вершина» – Бог.

305

Все, что дает блаженным духам повод к проявлению люби, дает им новую радость, высказывающуюся, как уже и прежде не рак было замечено, в более ярком свете и движении. Поэтому-то и вспыхивают все, названные Качьягвидою.

306

Иисус Навин и Маккавей, Роланд и Карл Великий – общеизвестны. Вильгельм Курносый – провансальский граф, миенческий герой баллады о двенадцати пэрах Франции, спутник Карла Великого в войне с сарацинами, где ему отрубили кончик носа. Он был взят в плен Мавританским королем Теобальдо, жену которого Арабеллу обратил в христианство, и кончил жизнь пустынником. Ренуард – лицо также мистическое; это молодой мавр, совершавший чудеса храбрости, потом взятый в плен, при дворе Людовика Святого принявший христианство, женившийся на королеве Алисе, потом кончивший жизнь тоже суровым аскетом. Роберт Гискар (старое нормандское слово, означающее хитрый) – шестой из двенадцати сыновей нормандского барона Танкреда de Hauteville, родился в 1015 г. Неутомимый искатель военных приключений, он юношей покинул отчий замок, проник чрез Альпы, присоединился к нормандской армии в Апулия и, оказав некоторые услуги папе Николаю II, получил от него титул герцога Апулии и Калабрии и земли в Италии и Сицилии, из которых он прогнал греков и сарацин. «Его владения», говорит Гиббон, «совпадают с границами последующего неаполитанского королевства, которого он может считаться основателем».

307

Марс, как известно, блестит краевым огнем, а Юпитер – белым.

308

Diligite justitiam qui judicatis terram, – возлюбите справедливость судящий земли (Премудр. Солопова. I, 1). Указание на то, что здешние обитатели – справедливые государи (см. прим. к X.).

309

Белое сияние Юпитера образует серебристый фон, на котором духи золотыми буквами образуют надпись.

310

В Италии, колотя головня о головню, когда сыплются искры, приговаривают: столько бы цехинов! Столько бы дублонов!

311

Буква М. эволюционируется в гербового орла, причем первая ж трепа линия превращается в крылья, а над среднею духи образуют нарост в виде шеи и головы. Таким образок, орел, символ идеи всемирной империи, является на небе просветленным и в новом могуществе.

312

Бог, небесный художник, не знает образцов своим творениям, но создает (см. теорию создания, развитую в XIII, 52) первообразы принципы, формы всего того, что являются продуктом уже не непосредственного его творчества, слагая их в «гнездах» – планетах, так напр. Юпитер является «гнездом» справедливости.

313

Гибеллин – поэт не хочет упустить случая напомнить, что все, даже папа, должны повиноваться власти императора. В особенности Дант укоряет папу за недостойное оружие интердикта и лишения св. причастия, употребляемое им в борьбе с императором, тем более, что папа Бонифаций VIII часто налагал запрещения единственно ради денег и, получив их, отменял наказание. Дант грозит ему гневом апостолов Петра и Павла, но думает, что папа, обладая флорентийскими флоринами с изображением Иоанна Крестителя, патрона Флоренции, не особенно боится этой угрозы.

314

Орел говорит, как одно существо, но в его словах выражается воля всех тех духов, из которых он составлен. Этим объясняются ст. 19–24. Символ, конечно, понятен: это небесное единение святых в орде, божественной справедливости, должно служить образцом земной всемирной монархии, о которой см. прим. к песни VI.

315

Опять указания на высоту идеи империи и должное к ней почтение.

316

Небесная справедливость ясна и для духов других сфер, «чрез зеркала, зовомые Престолы», (IX, 61), но эти Престолы суть интеллигенции именно Юпитера, и его сфера, развивающая справедливость на земле (XVIII, 115), в особенности проясняет взоры своих обитателей для созерцания божественной правды.

317

Расскажем заранее, в чем заключается это давнее сомнение поэта и как оно разрешается. Первое мы узнаем из ст. 70 и далее; второе объясняется в ст. 40-III этой и 67-138 следующей песни. Речь идет о спасении или осуждении благочестивых нехристиан. Здесь разумеется не ожидание Искупителя в лимбе ада, откуда при сошествии в ад (Ада IV, 52, Чист. I, 90) были изведены некоторые иудеи я язычники, но достижение блаженства тотчас после смерти и оправдание на страшном суде. Как известно, учение церкви не допускало этого. Но ясно, что просвещенный ум и редкое чувство справедливости Данта едва ли могли этим удовлетвориться, ну него возникали сомнения в этом. Вспомним, что отношение поэта к Виргинию, к Энею (Ада II, 13) а так же IV, 42–65, Ада и III, 40–45, Чистилища служат уже некоторым, правда слабым, протестом против суровости церковного приговора. Все эти сомнения и протесты он повторяет в ст. 70–78, напоминая, в ст. 40–46, что вообще человеческий разум слишком слаб, чтобы проникать в тайны Божьего суда, причем в ст. 76–78 и 103–108 это учение прямо-таки разбивается, во-первых, авторитетом св. Писания (ст. 83. – К Галат. III, 23, Мате. VII, 21. Апокалипсис XV, 12); во-вторых, на положении, что Божья справедливость и Божие милосердие никогда не противоречив друг другу (ст. 86–90). Но пытливый дух поэта не удовольствовался таким смягчением, – и в следующей песня проглядывает уже более мягкая доктрина, проводимая еще Иустином в своей Апологетике, и разделяемая из схоластиков Гуго Викторинцем. В ст. 106–114 он противоставляет исповедание Христа одними устами истинной вере и предполагает возможность предпочтения добродетельного язычника дурному христианину по XXV гл. Мате, и II, 27 посл. к Римл.; в XX же песни он находит малоизвестного, но высоко восхваляемого Вергилием троянца Рифея ж императора Траяна на Юпитере, – пример спасения двух язычников, одного жившего до, а другого после Христа. Опираясь на слова Христа в XI, 12 Мате, о том, что царство небесное не закрыто для усиленных стремлений к нему, и на известное разделение веры в Христа грядущего и Христа пришедшего, а также на замену крещения водою крещением тремя духовными добродетелями (л. 100–126), он влагает в слова заключительного увещания собственное мнение, что никто не может основывать на своих соображениях или ограничивать последними благодатное предопределение Провидения (ст. 130–138). Но столь смелый, уверенный ж непоколебимый в своих практически – реформаторских стремлениях, поэт очень осторожен в догматических вопросах, – не из трусости, а из добросовестности, и указанные места являются не столько протестом против церковного учения, сколько повторительным veto против ригоризма в теориях предопределения.

За Блаженные духи называются «хвалами Творцу». Сравн. Ада II «Беатриче Господа хвала!

318

Даже и в окончательном развитии мира Бог далеко не истощился или излился весь (аитипантеистическая мысль!). Лишь один Логос является полным выражением Отца, а не что либо конечное, – что и доказал Люцифер (Денница), который пал «не дождавшись рассвета», т. е. не сознавши своей ограниченности и необходимости дальнейшего совершенствования. Тем менее основания меньшим тварям пытаться обнять Божество, которое одно ставит себе меру.

319

Превосходное сравнение для земного знания и Откровения.

320

Здесь излагается вышеупомянутое сомнение поэта. В ст. 79. говорящие духи снова говорят сами от себя, разбивая это сомнение еще в ст. 64 приведенным авторитетом Писания, на котором в этом случае основывается и церковное учение.

321

Испытывать божественные тайны дозволено блаженным духам, но все таки человек на земле должен преклоняться перед авторитетом.

Писания, чтобы избежать сомнений, свойственных ему, не обладающему еще достаточной способностью познавания.

322

Смысл вывода, – что Божья справедливость и Божье милосердие не исключают друг друга: второе, как «желанье первичное», всегда согласно с самим собою, будучи справедливо, ибо находится вне условностей. Всякое конечное, сотворенное благо, понятие о котором у важных тварей есть лишь отблеск блага первичного, – но властно ставить ему условия, а потому мы должны быть скромны в своих суждениях.

323

Слова орла являются плодом «совместной думы» многих его составляющих духов – типический образ единства и справедливости.

324

Т. е. духи все еще стояли в виде орла, не рассыпаясь.

325

Подражание Евангелию Мате. 12, 41

326

Перс в смысле язычника н чужеземца вообще, а также вследствие засвидетельствованной Геродотом и Ксенофонтом правдивости персов.

327

Император Альбрехт являлся уже мишенью для упреков Данта в Чист. VI, 97. Теперь поэт его порицает за несправедливое нападение на Богемию при Вячеславе IV в 1303 г.

328

Филипп Красивый прибегал в трудных обстоятельствах к подделке монету. Он погиб от вепря на охоте.

329

Долголетние войны между Шотландией я Англией и их всегдашняя национальная вражда общеизвестны. Здесь, вероятно, разумеется, борьба Эдуарда I с Робертом Брюсом.

330

Упрек в изнеженности Фердинанду IV Кастильскому и Вячеславу IT (сравн. Чист. ѴII, 101).

331

Карл Хромой, король Апулии, носивший также титул короли Иерусалимского. Его пороки равняются М. (тысяче), его добродетели I (единице римскими цифрами). Сравн. Чист. VIII, 124 и Рая VIII, 49.

332

Фридрих, сын Петра Аррагонского, король Сицилии, в которой погребен Анхиз, отец Энеи. Его пороки будут в летописи, ради краткости обозначаться сокращениями. – Сравн. Чист. III, 107 и VII, 118–120.

333

Иаков, король Майорки и Минорки, и его дядя Иаков, король Аррагонии, брать Фридриха.

334

Разумеется ли под «стыдом Норвежцев. Эрих, или Гакон, или кто другой, трудно сказать; в Португалии царствовал (1279–1325) Дионисий Справедливый, и приговор Данта поэтому удивителен. Рашьи – часть Далмации; ее герцог подделывал венецианскую монету.

335

Венгрия, после смерти Андрея ПИ в 1301 г. и прекращения династии Арпадов, была ареной долгой борьбы претендентов. Наварра подпала в 1304 г. власти Филиппа Красивого и его детей, по чрез некоторое время вернула себе самостоятельность.

336

Порукою только что высказанному, – что борьба за престолонаследие истощает целую страну, – поэт приводит события в Кипре, обозначая его двумя его главными городами. Там шло междоусобие между слабым Генрихом Лузиньянским и суровым Анальрихом. Первые признаки этого междоусобия явились еще в 1300 г., когда Амальрих командовал Кипрским войском в Сирии, а самый разгар его в 1306–1310, когда Генрих был взят в тень, потом убит Амальрих, а Генрих освободился и жестоко отомстил врагам. Судя по этому, узурпатор Амальрих более заслуживал бы названия «зверя», чем Генрих.

337

Все святые, составляющие орла, являются теперь в новом блеске любви и радости, как звезды после захода солнца.

338

Божия любовь, которая и таится и проявляется в улыбке этого сияния, побуждает последнее, порождаемое внутренней святостью, – строится к более полному совершенству.

339

Поэтическое сравнение, которым Дант онагляживает, как замолчавший было орел снова начинает речь, напоминает Ада XXVII, 13–18.

340

Давид награжден за веру, возвысившуюся до божественного вдохновения, обнаруживающегося в псалмах.

341

О Траяне см. Чист. X, 71. и примечание к нему. Ниже, из ст. 106, мы узнаем, что по молитве Григория Великого, его душа была возвращена в тело и он некоторое время жил на земле еще раз, чтобы креститься и уверовать во Христа. Теперь он может измерить свое теперешнее блаженство сравнением со своим прежним положением в Аду (т. е. собственно в 1-м круге его).

342

О Езекии см. 2-ю кн. Царств, 20, Исаии, 38.

343

Легенда (Ада XIX, 115) рассказываете, что Константин уступил папе свою прежнюю столицу Рим, основав таким образом светскую власть папы, а сам удалился в Константинополь. Эго «дарение Константина», Дант считает источником всех несчастий церкви. Но так как намерения Константина были все-таки добрые, то происшедшее от его дарения ало не вменилось ему в грех.

344

Вильгельм Добрый, король Неаполя и Сицилии, умер в 1189 г. Теперь первое из королевств принадлежало Карлу II, а второго Фридриху, сыну Петра, – о том я другом говорилось в конце предыдущей песни.

345

О Рифее имеется лишь одно важное для Данта изречение Виргилия: justissimus unus, Qui fuit in Teucris et servantissimus aequi. Об его особенном значении, – как удостоенного рая язычника, – также, как и о Траяне, говорилось в прим. к XIX, 33.

346

Ведение блаженных, как оно ни велико, все же не безгранично.

347

Вечное блаженство святых и почиюшее на них Божие благоволение есть «верховный свет» царства Божия, выражение которого на земле – всемирная священная римская империя, имеющая символ орла. Во всяком создании врожденно стремление приобщиться к этому вечному бытию и его земному отражению; такой жизненный идеал, «наложное бытие», есть сознательная или бессознательная цел всего в мире. Это гениальное место в немногих словах выражает идею соотношения между Богом я миром, полагая основание глубокомысленно-идеальной системе всеобщего благополучия в мировой государственности. Интересно сопоставить с этим Чистил. XXXII, 69–69, Рая, XI песнь а также Рая I, 1–3, 103–120; X, 10; III, 82 в IX, 3 о Боге, мире и ступенях блаженства.

348

Дант все-таки не совсем постигает возможность спасения язычника, хотя он и допускает для него блаженство на свой особенный манер. Это его сомнение ясно для блаженных духов, как краска сквозь стекло. Но он все-таки должен его высказать, что он и делает в ст. 83, и это служит поводом к начатому еще в предыдущей песни рассуждению о спасении язычников.

349

Fides implidta.

350

«Живительная надежда» папы Григория, который, согласно легенде, содействовал спасению Траяна. Таким образок Траян, живший после Христа, мог быть спасен лишь чужим ходатайством, следствием которого было его возвращение к жизни, чтобы он мог, живя во второй раз, уверовать в Христа. Рифей, живший до Христа, спасен без последнего условия, единственно даром необъяснимой для смертных, предопределяющей благодати (ст. 118) за свою естественную справедливость, приведшую его к fides implicit (121–123), которая делала его как бы уже не язычником (124–126), а добавление надежды и любви заменило крещение (127–130). Является вопрос, признавал ли Дант возможность спасения язычников после Хряста без возвращения их снова к жизни, как Траяна, а пряно, подобно Ряфею? Вероятно, нет; во всяком случае он считает спасение язычника, жившего после Христа, несравненно более трудным.

351

См. Чист. XXIX, 12

352

Это место, в общем, объяснено примечанием к XIX, 33; в частностях ст. 94–99 объясняются сопоставлением с ст. 76, служа прекрасным комментарием к Ев. Мате. XI, 12 и Луки XX, 16.

353

Траин и Рифеи.

354

Беатриче более не улыбается, блаженные духа не поют, – все указывает безмолвно-серьезное, оторвавшееся от всего внешнего христианское созерцание, представители которого витают здесь, а также я на то, что неподготовленный еще дух поэта не может воспринят полноту их познания так же, как Семела не могла вынести полной славы Зевеса.

355

Указание на то, что во время путешествия поэта, Сатурн находился в созвездии Льва.

356

Зерцало – планета Сатурн, отражающая сияние Божьей славы.

357

Глаза Беатриче настолько прекрасны, что повиноваться их знаку – наслаждение, равное с усилием – оторваться от них по ее же приказанию.

358

Сатурну, в царствование которого был золотой век на земле.

359

Сравн. Бытия 28, 12. Для созерцательного чаяния Бога, Дант не нашел лучшего символа, как лестница, ведущая ступень зa ступенью дух к бесконечному.

360

В первый момент Дант увидел только подобное потоку одновременное восхождение и нисхождение духов по лестнице (ст. 31). Потом он повял, что каждый из этих двигающихся духов стремятся занять ту ступень, которая ему надлежит. Этот процесс приведения толпы духов в порядок, он, как истый флорентинец-любитель птиц сравнивает со стаей воров.

361

Значат в их выборе ступени руководить или опять-таки свободно необъяснимое в для них Божье предызбрание. Сравн. XX, 130, XIX, 49 XX, 112.

362

Апеннины.

363

Катрия – гора в герцогстве Урбино, на которой расположен монастырь Fonte Avelana

364

Пьетро Дамилеи, – часто смешиваемый с другим Петром по прозвищу Peccator (грешник) – сын бедных родителей долго жил в строгом уединении в авелланском монастыре, но под конец своей жизни, вопреки своим вкусам, был сделан епископом Остии и председателем коллегии кардиналов, + 1072. Это был благородный и энергичный характер, друг и сотрудник Григория Великого, страстный приверженец церковной реформы, бичевавший пороки духовенства в своей книге Liber Gomorrhianus, – что on Делает и здесь, сожалея об оскудении истинных анахоретов, убежищем которых была Авеллана.

365

Здесь объясняется необъясненный в конце предыдущей песни крик блаженных духов: ото была мольба, – происходящая, как говорится в ст. 8 и 9, ив доброй воли и правого усердия, – чтобы Бог своими карами укротил испорченность духовенства. Но духи молят о том лишь потому, что видят в Боге скорее исполнение этой мольбы (ст. 16). См. прим. к 14,139 и Чист. XXXII, 157.

366

См. прим. к ст.37.

367

На вершине той горы, где находятся Кассяно, стоял прежде храм Аполлона с оракулом. Св. Бенедикт, (из Нурсия, род. в 480 г., основатель ордена Бенедиктинцев) дух которого говорит сейчас, проповедал таю христианство и прекратил поклонение идолу.

368

Св. Макарий Египетский, организатор монашества на Востоке, – каковым св. Бенедикт явился на Западе, род. в 336 г. – Ромуальд, основатель ордена камальдольцев или новых бенедиктинцев, род. в 956 г.

369

Сияние, окружающее блаженных духов, есть, как уже неоднократно упоминалось ранее, только оболочка, отблеск их внутреннего блаженства, Дант хочет видеть св. Бенедикта без этого покрова, но это исполнимо только в Эмпирее, где зрение поэта станет совершеннее.

370

И моих желаний т. е. клонящихся к исполнению твоей просьбы

371

Это место служить лишним показателем того, что, по мнению Данта, все святые обитают собственно в Эмпирее – беспредельном и неподвижном отражении вечного покоя (ст. 67) – где он найдет и Бенедикта без светового покрывала.

372

Таким образом, лествица есть символ созерцания, приближающего человека ступень за ступенью к Богу.

373

Превосходный устав ордена бенедиктинцев (орденское платье которых было белого цвета, ст. 93) предписывал монахам, кроме ремесл и землепашества, заниматься еще переписыванием книг, и атому ордену мы обязаны сохранением многих памятников древности.

374

Орден вначале имел добрые цели и лишь впоследствии выродился: недовольно человеку находиться в хорошем учреждении и при хорошем наставнике, чтобы самому остаться хорошим и доброе семя зачастую не дает добрых плодов.

375

Бог делал для еврейского народа большие чудеса, чем те, который нужны теперь для исправлении духовенства.

376

Призыва Беатриче довольно для поэта, чтобы он снова устремился к высшему, забыв свою земную природу. Но такой полет невозможен на земле, где чувственное влияние настолько сильно, что и при порывах души к небу, тяжесть материи все-таки препятствует ее полету.

377

За Тельцом в Зодиаке следуют Близнецы. Дант родился когда солнце находилось в атом созвездии (между срединою мая и срединою июня 1266, именно 27 мая) Их влиянию он приписывает свои дарования и направление своего духа.

378

Солнце, которого свет и тепло все на земле животворит.

379

В небо неподвижных звезд. Между его многочисленными звездами Дант думает, согласно своему верованию, найти и те, которые имели на него наибольшее влияние.

380

Дочь Латоны – Луна, котораа, будучи наблюдаема сверху, свободна от тех пятен, какия видны на ней с земли.

381

Сын Гипериона – солнце, Аполлон.

382

Майя – мать Меркурия, Диона – Венеры.

383

Звезда меры и справедливости Юпитер, умеряет холодность своего отца Сатурна и горячность своего сына Марса.

384

Как быстрота восхода, так и гордый взгляд сверху на семь пройденных сфер и в особенности на маленькую и ничтожную землю, – все это символ внутреннего развития и постепенного созревании духа поэта, получающего последнюю печать в следующей песни.

385

Примыкая к последней части кантики, эта песнь служить связующим звеном в общей внутренней экономии Раи; как указано в прим. в I песни, третья часть «Б. К.» является изображением постепенного преуспевания поэта, – являющегося представителем человеческого духа вообще, – в полном индивидуальном блаженстве, состоящем 1) в познавании и 2) в созерцании Божества. Первое – познавание – завершилось. Пройдя через семь сфер, представляющих в своей совокупности полноту Богопознании с его различных сторон и с различных индивидуальных способов восприятия и теперь, бросая на них и на землю ретроспективный взгляд, поэт достиг вершины познания. Теперь он видит Христа (ст. 28), видит Беатриче, как она есть, в ее полной красоте (ст. 46–48), его дух отрешается от самого себя, заглядывая выше самого себя (43–45). Песни XXVIII и XXIX шлются как бы отчетом, итогом совершившегося в поэте переворота и развития. Апостолы Петр, Иаков и Иоанн экзаменуют Данта о сущности веры, надежды и любви, – и этим, а еще рассуждением о природе ангелов в XXVIII и XXIX песнях, оканчиваются получаемые им поучения. Тать образом, он дозрел до полноты дознания, до созерцания Бога, которого он и удостаивается в последнем отделе кантики (песни XXX).

386

Когда солнце находится в полдне, тень растет или уменьшается медленнее, чем утром или вечером.

387

Здесь легко увидеть главную мысль всего распределения мира и рая, а именно: всякая сила, всякий дар и благодать истекает свыше на более низкие сферы; там же, вверху, они собраны в своем первоисточнике (ст. 130). Таким образом во Христе и его триумфе, – служившем одним из любимейших предметов ранней церковной живописи, – соединены все сферы и все блаженные духи (ст. 20) и полнота благодати (ст. 21), искупления, мудрости и силы (ст. 37–39); в нем централизован союз неба и земли, в нем он слить и закончен.

388

Луна, затемняющая звезды кругом.

389

Сущность ми субстанция света есть преображенный Христос, которым живы все блаженные духи.

390

Огонь по природе стремится вверх; в молнии же, в противность своему природному влечению, он сходит вниз.

391

Слова Беатриче, Сравн. первое примечание к этой песни и к XXI, 5.

392

Сравн. II, 1–6.

393

Мистическою розою католическая церковь называет Св. Деву. Лилии – вероятно апостолы или отцы церкви.

394

Полное и постоянное созерцание даже Христа (не Троицы) еще невозможно для поэта. Христос перед его взором тотчас возносится выше и выше.

395

Роза. См, прим. к ст. 73

396

Разумеются утренняя и вечерняя молитва, в которых повторяется ангельское приветствие Св. Деве

397

Гавриил, архангел благовестия.

398

Это светило – св. Дева, высший свет неба после своего Сына. Здесь Данту Св. Дева является только в виде большего светила, а не с земными чертами, видимыми поэту лишь в Эмпирее.

399

Лира – тот же архангел, начавший песнь в честь св. Девы.

400

Ранняя иконография изображала св. Деву в голубом покрывале.

401

Из тела св. Девы, откуда произошел Христос.

402

В круговом движении духов, как ранее неоднократно замечено, выражается напряженность их блаженства

403

Дарственный плащ – восьмая сфера, сфера Первого Движения, primum mobile, заключающая в себе все остальные сферы и передающая им движение, получаемое ею непосредственно от Бога. Ея внешняя граница настолько отдалена от сферы Неподвижных Звезд, в которой Дант еще находится, что он не может следить глазами за Св. Девою, восходящею в Эмпирей к Своему Сыну.

404

Католический гимн св. Деве:

Regina coeli laetare! Allelluia.

Quia quern meruisti pot tare Allelluia.

Resurrexit, sicut dixit. Alleluia.

Этот гимн слышал папа Григорий Великий от ангелов в 890 г. во время чумы в Риме. Он ввел его в церковное употребление, добавив слова: Ora pro nobis Deum! Allelluia.

405

По быстроте кругового движения поэт судит о степени блаженства в духе.

406

Речь идет не о слабости, а о грубости земного воображения и языка, которые не обладают нежными красками, потребными художнику для оттенения тонких складок в картине.

407

См. Еванг. Мате, гл. 14.

408

Вопрос собственно излишний, так как Петр в Боге видит веру Данта. Но исповедание веры нужно и для сознания поэтом собственной веры и для утверждения в ней других на земле, чтобы и они могли вступить «гражданами в сей небесный град».

409

Бакалавры – низшая степень в монашеских средневековых академиях.

410

Т. е. по Тивериадскому озеру. См. Евангелиста Матеея, 14

411

Данте называет апостола Петра «святым примяпиларием» (primipilo, primipilus prior) – так назывался первый центурион римского легиона.

412

Апостола Павла, который в послании к Евреям (гл. 11) следующим образом определяет веру: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Латинский текст несколько уклоняется от русского: «Est fides sperandum rerum substantia argumentum que non apparentium» Толкование Давта, замечательное по философской глубине, совершенно соответствует латинскому тексту.

413

Т. е твое определение веры правильно, но есть ли такая вера у тебя?

414

Т. е. Ветхий и Новый Завет.

415

Мысль Августина.

416

Церковь.

417

В подлиннике «Е quel baron». Дант называет апостола Петра бароном. Такое название может показаться странным и эксцентричным, но дело в том, что в средние века в Италии и во Франции святых угодников называли баронами из особого почтения, потому что тогда титул барона почитался одним из важнейших титулов.

418

Поэт дал определение веры и указал ее источники. Петр требует от него его личного исповедания веры.

419

Св. Петр я св. Иоанн, узнав от Марии Магдалины, что тело Иисуса Христа исчезло И8 гроба, вышли и направились к гробу. Они побежали оба вместе, св. Иоанн бежал скорее Петра и пришел к гробу первый, но не посмел войти в гроб. Вслед за ним пришел Петр и вошел в гроб первым н, таким образом, удостойся этой высокой божественной милости, которой не удостоился другой ученик (См. Евангелие от Иоанна XX).

420

Все небеса стремятся к Богу и любят Его; в этой любви источник их движения (см. I, 77).

421

В Боге соединяется единство и множество.

422

В отличие от вопроса о бытии Бога, тайна Его троичности почерпается только из Писания. III. Учение о троичности – средоточие и источник христианского учения и познания.

423

Довольство Св. Петра верою Данта направляет воображение поэта к месту, где он впервые принял эту веру, к возлюбленной родине – Флоренции (сравн. XVII, 50). Он надеется, хотя н напрасно, что слава, которую ему доставят его поэма, будет содействовать его возвращению из изгнания и что на месте, где он крещен (в знаменитом баптистерия св. Иоанна), он будет увенчан лаврами. Какою другой, более прекрасной земной надеждой он мог начать песнь, говорящую о надежде небесной! И каким более трогательным способом он мог выразить свою любовь к Флоренции, как не вспомнивши в преддверии высшего небесного блага высшее земное благо, к которому он так горячо стремится?

424

Здесь, по-видимому, Дант на одну минуту забывает, что в тот момент когда происходит действие поэмы, в 1300 году, его изгнание было еще делом будущего, хотя и предсказано было ему Качьагвидою в XVII песни.

425

Реllо – собственно руно, так как речь идет об агнце. Смысл фразы, – хотя старый и дряхлый, я все-таки буду гордиться признанием моего поэтического дара.

426

Называя Бога кесарем, Дант дает и апостолам титул баронов. В средние века это было, впрочем, не так редко. В Испании и в более поздние времена св. Антоний Падуанский был даже произведен в чин капитана, причем за него монахи получали капитанское жалованье – Появляющийся здесь апостол – Св. Иаков, почивающий в городе Компостелле, в испанской провинции Галисии, которого Дант непонятно смешивает с Иаковом, братом Господним, автором послания.

427

Сравн. Ада V, 82. Ниже они сравниваются с горными громадами.

428

Существуют два варианта этого места: Inclita vita, per cut la larguezza (огромность, избыток) или allegrezza (радость) della nostro basilica si scrisse i. Это место имеет в первом случае соотношение с Посл. Иакова 1, 5: «Если кто нуждается в мудрости, прося у Бога, который подаст ее всякому и ни у кого не отнимет», а во втором с ст. 17: «ибо всякое благое даяние и всякий совершенный дар свыше, от Отца светов, в котором нет ни тени изменения».

429

Средние века считали трех любимых Христом апостолов Петра, Иакова и Иоанна типами трех главных христианских добродетелей: Петр – веры, Иоанн – любви, а Иакову без какой бы то ни было причины оставалась надежда, в каком отношении он и здесь трактуется Дантом.

430

Этими словами св. Иаков обращается к Данту.

431

Горы сравн. псал. 121, 1 «Возвожу очи мои в горы, откуда придет помощь моя… Сначала Дант был ослеплен, потом его взгляд дозрел, как это и говорит в ст. 35 апостол.

432

Экзамен о надежде, для поучения остающимся на земле, параллелен экзамену о вере в предыдущей песни и также содержит три вопроса (ст. 53, 85 и 89) – ибо надежда, по Фоме Аквинскому, ordine generat ionis, sed non perfectionis, предшествует любви.

433

На второй из предложенных в ст. 46–48 вопросов: как (крепко или слабо) Дант надеется? отвечает Беатриче; потому что как он сам мог сказать о крепости своей надежды, когда в ст. 69 он говорит, что надежда не только по благодати, но и за дела?

434

Бог сравн. 59, или XXIV, 42, и также XXVI, 106. Святые видят ответ спрашиваемого заранее в Боге

435

Из Египта мира Дант перешел ранее смерти в небесный Иерусалим.

436

Здесь содержится ответ на первый, а в 70–78 на третий из предложенных Данту апостолом вопросов. В определении надежды Дант следует Петру Ломбардскому, тому самому Magister scntentiarum, которого мы встречай на Солнце, в X песни: Est spes expectatio futurae beatitudfois ve– nlens ex Dei gratlaeet meritis prueanti bus (Sententiae, Ш) Дант просто перевел это определение «Предыдущие заслуги» являются выражением призвания на себя божественной благодати, которая не воздействует на дух насильно, но нисходит лишь на желающих принят ее. (XXIX, 66). На третий вопрос Дант отвечает, что надежда основывается на вере; если к вере вообще приводить и разум, то надежда истекает исключительно из Откровения.

437

Давид, пс. 9, 11. Феодия – по-гречески восхваление Бога.

438

Т. е. что я могу насаждать надежду и в других.

439

Область призвания и избрания т. е. Рай, который есть единственная цель всех «друзей Божиих». См. Иакова I, 12. «Блажен человек, который переносит искушение, ибо, быв испытав, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его».

440

Выражение св. Иакова, П, 23: «И он (Авраам) наречен другом Божиим».

441

Исаии, 61, 7: «На земле своей они получат вдвое; веселие вечное будет у них» и в ст. 10 той же главы: «Возвеселится душа моя о Боге моем, ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня». Дант сопоставляет смысл обоих стихов, говоря о двойной одежде, под которою разумеется, что блаженство рая суждено не только душе, но и телу человека, иначе оно было бы не полно.

442

У Св. Иоанна в Апокалипсисе VII, 9: «И стояло великое множество людей перед престолом и перед агнцем в белых одеждах».

443

Приближающийся Св. Евангелист Иоанн.

444

Зимою, в течение целого месяца, когда солнце находится в созвездии Козерога, созвездие Рака появляется на небе тотчас при заходе солнца и исчезает только при восходе его; поэт хочет сказать, что если бы Рак также сиял, как только что появившийся свет св. Иоанна, зимою целый месяц продолжался бы один непрерывный день.

445

О Пеликане в средние века рассказывалась легенда, что когда его птенцов укусит змея, то он раздирает клювом собственную грудь, кровью которой и лечит их. Поэтому, Пеликан стал обычным символом Христа, изображавшимся на порталах соборов

446

Св. Иоанн получил от распятого Христа повеление быт вместо сына Богоматери.

447

Слова Христа о св. Иоанне: «Еще хочу, да той пребывает, довдеже прииду, что к тебе?» (Иоанн. 21, 22) породили верование, что св. Иоанн будет жить до второго пришествия. Теперь Данту н хочется увидеть, не пребывает ли он в Раю телесно.

448

Христос и Св. Дева. Бутлер, Lires of the saintes, VIII, 173. «Обычное верование, что тело Св. Девы было, по единичному и неповторяемому преимуществу, взято на небо, высказано на Востоке ученым Св. Андреем Критским в VI веке, а на западе Св. Григорием Турским в VI веке. Почтение к Ней у отцов было так велико, что св. Епифаний считает непристойным упоминать о Ее смерти».

449

Движение и песнь голосов, изливавшихся из трех апостольских светочей, вдруг прекратились, как движение и звук весел по сигналу. Здесь, как и везде, стройность совместного пения символизирует внутреннее единение поющих.

450

Причина, по которой Дант не видит Беатриче, объясняется в начале следующей песни. Суть в том, что Дант ослеп, слишком пристально смотря на свет св. Иоанна. Смысл этого ослепления, вероятно, тот, что в религии не нужно отдавать чересчур много внимания несущественному (как Дант телу Иоанна), иначе, глаз потеряет способность видеть истинную мудрость, открываемую лишь верою, надеждою и любовью.

451

Из огня, кош одет св. Иоанн.

452

В атом заключается первый вопрос св. Иоанна. Сообразно этому отсутствует и абстрактное определение любви, а определяется лишь ее предмет, – Бог, как Дант отвечает в ст. 16–18, ибо природа, душа и Откровение указывают на него, как на высший предмет любви. В ст. 24 ставится второй вопрос – о причине и источнике любви, – откуда она? Ст. 25 отвечает: из разума и философии, направляемых Откровением.

453

Анания – апостол, исцеливший слепоту Савла.

454

Т.е. Бог есть начало н конец, равно как и цель всего, в чек а нахожу любовь (от Бота исходящую н к Богу направляющуюся), как высказанную, так к лишь чувствуемую.

455

Истина, что, если все доброе возбуждает в вас любовь, то высшее добро возбуждает высшую н первичную любовь, высказана в ст. 28–36, как следствие, вытекающее необходимо из первого положения. Теперь и надо доказать, что Бог же есть это высшее благо, что и достигается поэтов в ст. 36–39 ори помощи философии, представителем которой поэт считает в данный момент св. Дионисия; последний в своей «Небесной Иерархии» как раз высказывает мысль, воспроизведенную здесь Дантом, – что Бог, как высшая благодать и красота, есть первичная любовь совершеннейших вечных субстанций – ангелов, которые для Данта суть интеллигенции, управляющие движением вселенной. (II, 127, VIII, 37). В следующих стихах приводятся ссылки на св. Писание, а именно: Исх., 33, 19 и Ев. Иоанна I, 1. Первая из них: «Я покажу тебе славу Мою, всю благость Мою Я явлю тебе», – понимает Бога как сумму всякой благости, во второй ссылке эта благость проявляется воплощением в Слове. Наконец, общая мысль разговора резюмируется в ст. 46–48.

456

В заключение является последний, старый, часто обсуждавшийся вопрос: следует ли Бога любить лишь как высшее благо, т. е. ради Его самого, или по другим поводам и причинами? Ответы да; но не ради какой-либо другой, вне Его находящейся цели, а за Его дела и благодеяния, проявившиеся в творении и искуплении, ст. 55–63. Таким образом и люди, как Божии создания и предмет Его попечений, включаются в эту общую любовь к Богу (ст. 64–68).

457

В христианском искусстве орел издавна служит эмблемою св. Иоанна. Последнего даже изображали с орлиными головою и ногами, но с человечьим телом н руками.

458

Возвращение света зрению Данта здесь так же маю случайно, как и его ослепление в предыдущей песни. Отвратившись от всего несущественного, он устремляется лишь на необходимое и не только выносит усилившийся свет Беатриче, но и через это опять получает способность видеть.

459

Адам

460

В древнем англо-саксонском «Разговоре между Сатурном и Соломоном предлагается вопрос: В каком возрасте сотворен Адам? и ответ дается: В тридцатилетнем. Рабби Элиезер (gtehelin, Traditions of the Jews) говорит: «Первый человек достигал головою до тверди, а когда он согрешил, Господь положил на него руку Свою и принизил его», а рабби Соломон добавляет: Когда он ложился, голова его была на востоке, а ноги на западе.

461

Пластичное, но странное сравнение.

462

Земной рай, как известно, находится на вершине горы Чистилища.

463

Вопрос, как такой малый проступок, как съедение яблока, имел такие огромные последствия, занимал умы в средние века. Ответ Данта сравн. с VII, 25.

464

Но старому счету, основанному на данных Библии, между сотворением Адама н Христовой смертью насчитывали 5232 года; за исключением 930 лет жизни Адама это и составляет 4302 года.

465

Дантова теория происхождения языка предполагает таким образом врожденную способность речи, но не врожденный язык. Образование различных наречий есть дело человеческого разума; они видоизменяются под влиянием светил. Любопытно, что в своем более раннем произведении «De vulgare eloquentia» Дант держался противоположного мнения.

466

Первоначальное имя Бога Еl Дант берет из «Этимологий» св. Исидора: Primum apud Hebreaos Dei nomen El dicitur, secundum nomen Eloiest Разница между Eloi Иссидора и Eli Данта основывается на различном воспроизведении предсмертного восклицания Христа в евангелиях Матеея 27, 46 и Марка 15, 34.

467

Квадрант есть четверть круга, след. квадрант солнечного пути равняется шести часам. Во время равноденствия солнце меняет квадрант ровно в полдень. Адам, по древнему верованию, был в раю семь часов. Будучи сотворен при восходе солнца, т. е. в первый час, он пал в тот час, который следует вторым после перехода солнца в новый квадрант, т. е. после полудня.

468

Петр, Иаков, Иоанн и Адам.

469

Срав. XXI, 71.

470

Белый свет Петра, как сказано в ст. 14–15, стал красным. За ним и все другие краснеют от гнева и стыда, возбужденных в них последующей речью Петра.

471

Рим – место погребения св. Петра.

472

Прекрасное сравнение. Не виновата религия в падении церкви, но первая стыдится этого, как невинная девушка стыдится преступления другой

473

Супруга Христа – Церковь

474

Лин – второй папа, родом из Вольтерры в Тоскане. Он сделался папой в 66 или 68 году и управлял церковью до 78 года, когда погиб мученическою смертью. – Клит или Анаклит – третий папа, управлял церковью с 78 по 91 год и умер, как думают, мученическою смертью – Папы Сикст и Пий жили в царствование императора Адриана. Каликст – при Каракалле, Урбан – при Александре Севере.

475

Власть отделять доброе от злого принадлежит по Еванг. Маю. 25, 33, Христу на страшном суде. Но Христос не отдал эту власть папе.

476

«Восстань, что спишь, Господи!» (Exurge, quare obdormis, Domino?) Псалом 43

477

Папа Иоанн XXII был родом из Кагора, а папа Клемент V – из Гаскони.

478

В этой могучей и – за исключением XXIX, 89, – последней обличительной речи, в месте, где все другие жалобы замолкают, Дант устами апостола Петра требует к ответу пап, как наместников Христа и преемников апостола. Не считая Климента V за папу совсем, – так как трон апостола пустеет праздно пред очами Божия Сына, поэт бросает в лицо папству четыре обвинения: а) в алчности н стремлении к светской власти (40–45, сравн. Ада XIX, 115 н Чист. XXXII), б) в корыстном разделении христианства на партии (46–48), в) в возбуждении междоусобных войн между христианами, (а не крестовых походов, которых жаждет Дант) и г) в злоупотреблении духовною властью (52–54 сравн. V, 73, XXII, 88).

479

Т. е. когда солнце находится в знаке Козерога.

480

Дант сделал столько поворотов, сколько сделал знак Близнецов, в котором он тогда находился. Знак перешел с меридиана на горизонт, прошло шесть часов с той минуты, когда он первый раз посмотрел на землю (см. песнь XXII). Дант, следуя системе Птоломея, разделял землю на семь климатов. Здесь упоминается первый климат – около тропика Рака. Так как поэт говорит, что стоит перпендикулярно на западном горизонте нашего полушария, которое, по его системе, является западным берегом Испания, то поэтому и прибавляет, что за ним виден путь Улисса, о котором говорится в XXVII в. Ада.

481

Берег, на котором Европа сделалась таким приятным бременем – есть берег Финикии, где жида Европа, дочь Агенора, царя этой страны Европу похитил Юпитер, превращенный в быка (Метаморфозы Овидия кн. 11).

482

Т.е. солнце находилось приблизительно в 22 градусе Овна и, следовать л г но, оно было отдалено от Близнецов, где находился Дант, больше чем на один знак.

483

Знак Близнецов, откуда взгляд Беатриче переносит поэта на Первый Двигатель или девятую сферу. Близнецами в мифологии называются Кастор и Поллукс – дети Леды; в этом смысле Дант и называет это созвездие «гнездом Леды».

484

Здесь описывается девятая из небесных сфер, сфера Первого Движения или Кристальное Небо, о котором говорилось в I, 122 и II – 112–141, и которое называется так потому, что оно состоит все из чистого и однообразного блеска, а не из отдельных светил (100–102); от вето, как от primum mobile, исходит движение всей системы мира (106), которое оно получает непосредственно от вечно неподвижного средоточия его – в Эмпирее, распределяя его по другим сферам (107–108). Принадлежа само к области пространства, оно объято лишь бесконечностью (109) божественного разума, который возбуждает в нем любовь, побуждающую его постоянно прикасаться наибольшею своею частью к Эмпирею, производя в нем, таким образом, быстрейшее из всех прочих движение, – источник всякого другого движения в мире (110–111). Самый же Эмпирей, хотя и находится вне пространства, обнимает кругом Кристалинсе Небо, гак последнее все другие небеса, и является неподвижным центром всего (112–113), – чего, впрочем, вашему разуму не понять (114). Мера и время движения Кристального Неба недоступны нам, ибо само оно ставит эту меру, и время в зависящем от него движении остальных сфер (115–117). Таким образом, оно является «корнем времени», ветви которого в остальных сферах (118–120).

485

От идеи об этом круге, который будучи движим непосредственно Богом, сообщает всем остальным кругам правильность движения и меру, так естественен этот переход к нарушению этой меры в человеке, производимому слепою алчбой, этой матерью всех пороков, извратившей всю правильность и порядок в нравственном состоянии земного мира, которому недостает своего духовного и общественного primum mobile, богоустановленной императорской власти, – ибо нравственный строй мира параллелен его внешней правильности (De Monarchia, 1). После строгого приговора над папством в начале песни, в конце ее мы встречаем страстный призыв к монархии, именно империи, – и это почти у подножия Божьего трона! (139–141).

486

Человеческая воля добра по природе, но чувственность с алчбой извращают и портят ее, как ливень плоды.

487

Здесь Дант говорит с большею уверенностью, что Августин, который сказал: Что такое время, если меня спросят, я отвечу, что знаю; но если бы я захотел объяснить это кому-нибудь, то я скажу, что не знаю.

488

В предыдущих стихах Дант упрекает современников в избытке чувственности, а последующих – в недостатке любви

489

Человеческая природа, дочь того светила (солнца), которое, приходя, приносит день, а уходя, оставляет ночь, – из хорошей делается злою. «Виною вами небрегомой сотой», т. е. сотой части дня. Согласно воззрениям своего времени, Дант полагал, что разница между гражданским годом и годом солнечным составляет сотую часть дня. Известно, что в реформе календаря, совершенной Юлием Цезарем (юлианский календарь) для того, чтобы гражданский год соответствовал солнечному, было положено, что гражданский год будет иметь 365 дней, но так как солнечный год имеет 365 дней и 6 часов, без некоторой дроби (которая не в точности составляет сотую), было решено, что через каждые три года, четвертый год будет в 366 дней, при чем не было обращено внимания на дробь, которой не достает до полных шести часов. Эта неточность была впоследствии направлена папою Григорием ХШ (григорианский календарь).

Январь месяц может быть и весною, потому что гражданский год не соответствует солнечному.

490

Флот поплывет по прямому направлению, т. е. император Генрих VII появится в Италии, или, по мнению других комментаторов, Кань Гранде наймет императорский престол, будет покровительствовать Гиббелинам и возвратит Данта на родину, во Флоренцию.

491

Дант видит в глазах Беатриче, кик в зеркале точку, о которой идет речь, и оборачивается, чтобы ее увидеть непосредственно.

492

Эта точка – Бог, неделимое единство.

493

Аллегорически это обозначает: все, что приближается к Богу, делается великим и возвышенным, даже и то, что пространственно мало; ибо к Нему можно приблизиться лишь через веру и по закону того порядка, каким все уподобляется Богу (см. I, 103).

494

Опять для понимания смысла и последовательности следующего трудного места объясняю его заранее. Подходя к последнему из последовательно получаемых им поучений об ангелах, их иерархии и деятельности, их сотворении и падении – поэт предпосылает противопоставление девяти ангельских чинов девяти небесным сферам. Эта глубокомысленная параллель мира духовного и вещественного опирается на следующее сходство и различие: Птоломеева система мира с ее девятью небесами имеет свои первообраз в девяти ангельских чинах, от которых, как и от центра Божества, зависят как эти сферы, так и вся природа, ибо они суть интеллигенция или блаженные руководители их (II, 112–144, ѴIII, 34 и Ада VII, 74). Этот то первообраз, отражением которого является мир и видит Дант в стихах 25–39; а именно здесь, в Кристальном небе, как мы уже ранее знали, и именно отсюда развивается деятельность интеллигенции. Но Дант находит и противоречие между тем и другим: в одном случае духовный центр – Бог, и круги чем меньше и ближе к Нему тем быстрее и светлее; в другом – материальный центр – земля, и круги тем быстрее и светлее, чем они больше и отдаленнее от нее. Это видимое противоречие разрешает Беатриче в ст. 58–78. Оно основывается на необходимости мирового закона, по которому вещественный мир протяжен и действен в пространстве; поэтому и его невидимые силы связаны с пространственными отношениями (ст. 64–66) и благороднейшая сила, действующая к большему благу, должна соответственно расширяться в пространстве (ст. 67–69). Поэтому быстрейшее и обширнейшее девятое небо, в котором мы находимся, primum mobile, наиболее насыщено Божеством (ст. 70) и соответствует наималочисленнейшему и ближайшему к Богу ангельскому разряду (ст. 71–72); таким образом, вещественным миром управляет интенсивный, а духовным экстенсивный принцип, и между этим нет противоречия, но удивительное согласие, так как величайшее Кристальное небо, primum mobile, управляется немногочисленными, но могущественнейшими ангелами. Следующее небо, небо Неподвижных Звезд – более многочисленными и т. д. (ст. 76–78).

495

Радуга.

496

Любовь, стремление слиться в едино в Божестве, есть первоначальная причина всякого движенья. См. ст. 100–101 и XXVII, 106–120.

497

Подражание Энеиде XII, 365.

498

Сравн. I, 60.

499

Известен рассказ, что изобретатель шахматной доски попросил себе в награду, чтобы на первую шашечную клетку положено было зерно, на вторую – два и так далее в геометрической прогрессии. Шах рассмеялся ничтожности требования, но оказалось, что на последний клетку пришлось изложить целые обозы хлеба.

500

Об Иерархии ангелов говорится у апостола Павла (Ефес. I, 21 и Колос. 1 – 16), а также в книге Дионисия Арэопагата о небесной иерархии о которой см. прим. X – 115 Фома Аквинский, doctor angeliens, дает два длинных рассуждения в своей Summa Theologica о существе и названии ангелов. Цитируем его: «Имя Серафимов даровано не за одну лишь любовь, но я за излияние любви, подразумевающейся в названии «пламенника». Дионисий объясняет его свойствами огня, которые суть излияния жара: в огне; мы видим три качества, во-первых постоянное стремление вверх, означающее их постоянное рвение к Богу, во-вторых активную силу огня – жар, обозначающую влияние этого чина ангелов на все соприкасающееся с ним в смысле согревания последнего Божественной любовью и очищения его своим пламенем; в третьих яркость огня, обозначающую неистощимый свет, на просвещение всего другого. Таким же образом имя Херувимов, переводимое plaenitudo scientiae – полнота знания – дается им за излияние знания и объясняется четверояко: во-первых в смысле совершенного созерцания Бога, во-вторых – полного восприятия божественного света, в-третьих, что они в Боге созерцают красоту всего исходящего от Бога миропорядка, в-четвертых, что они, будучи полны знанием, изливают его на других.

501

Божественная любовь держит их на указанном их месте, как узы. Сравни Иова XXXVIII – 81: «Можешь ли ты связать узел Плеяд или разрешить узы Ориона»?

502

Сравни IX – 61:

Чрез зеркала, зовимые Престолы,

Сияет свыше Бог нам правосудный.

Да отразится справедливость долу.

О Престолах у Фомы Аквинского: Чин Престолов есть вивший из Триады непосредственно получающих от Бога силу чинов. Дионисий объясняет их имя сходством с вещественными престолами в четырех отношениях: во-первых, как последние бывают поставлены высоко, так в эти духи превознесены до непосредственного созерцания в Боге первопричины всего, во вторых, как земные престолы укреплены, так точно эти духи укреплены в Боге; в-третьих, как престол носить сидящего на нем, так эти ангелы приносят в известном смысле Бога, низшей твари; в-четвертых, как престол открыт с одной стороны, чтобы принять сидящего, так эти ангелы готовы принять Бога и служить ему».

503

В подлиннике – angelici ludi.

504

Св. Григорий иначе разделял чины ангелов на три Триады, чем Дионисий, ставя Начала во второй Триаде, а Власти в третьей.

505

Апостол Павел.

506

В период равноденствия, когда солнце, находясь весною в знаке Овна или осенью в знаке Весов, заходит, а луна восходит с противоположной, оба эти светила находятся на горизонте, словно две чашки весов, коромысло которых в зените, в равновесии. Но это продолжается лишь несколько минут, и равновесие исчезает. Столько же времени и взгляд Беатриче был устремлен в Бога.

507

Начинающийся рассказ о сотворении ангелов служить ответом на не предложенный Дантом вопрос, где, когда и как они были созданы (ст. 13–18). Причина и цель их создания – не потребность в них у Бога, а лишь откровение вечной любви тварям и чрез тварей, – (Чистил. XVII, 91) отвечает на третий вопрос в том смысле, что все ангелы без исключения были созданы добрыми. Затем на очередь выступает второй вопрос (16,17,19–30, 34–45), когда ангелы были сотворены. Ответ: всякое когда мыслимо лишь с момента возникновения творения; а до этого когда Бог самодовольно витал вне времени и пространства, не существовало ни прежде ни после но из того не выводится никаких сведений ни о предшествовавшей творческой деятельности Божества, ни о том, что Оно было праздно» (ст. 16–21). Но раз творение произошло, оно выразилось единовременно и сразу в тройственном ряде созданий: 1) природы чисто духовной, ангелов, которых Дант по преимуществу называет образом, «чистой действенностью» (формой), ибо форма, на языке схоластиков, по определению Фомы Аквинского, «есть начало, благодаря которому мы мыслим, будем ли мы звать его интеллектом, или разумной душой. Форма есть действие; а потому только форма есть чистое действие». 2) из природы чисто материальной, стихий и 3) из духовно, материальной – человека (ст. 22–24). Одновременно, как один и тот же луч, преломляющийся в различные краски, возникли все три вида созданий (ст. 24–30). Сразу же определилось их взаимное соотношение, а именно: чистая активность заняла высшую ступень, голая пассивность или способность – низшую; соединение их – середину. Сравн. Рая II, 112–144, I, 103–141 и прим., а также Чист. XVI, 70, ХѴIII, 19, XXV, 31–36. Мнение Иеронима о сотворении ангелов задолго до остального мира опровергается не столько Писанием (Сирах 25, 31–36 и Бытия I, 1), как и разумом; ибо если ангелы предназначены в руководители небесных сфер, то как могли последние не возникнуть одновременно? (ст. 37–45). – Что касается первого из трех вопросов, то его поэт лишь кратко касается в ст. 39, упомянув, что ангелы созданы «на мировой вершине», согласно мнению тогдашних богословов что автолы созданы в Эмпирее.

508

За сотворением ангелов Беатриче объясняет что как пали злые из них и оставшиеся верными этим укрепились и возвысились потом распространяется об их существе (70–81) и об их числе (127 до конца). Падение Люцифера с его последователями совершилось непосредственно вслед за творением, по тогдашнему верованию, основанному на Еванг. Иоанна 8, 44 (ст. 46–51). Оставшиеся верными ангелы начали тогда же свое руководство и движение небесными сферами (ст. 52–54), благодатью и собственными заслугами возвысившись уже до неутрачиваемого блаженства (ст. 58–63); ибо не в прияти благодати, а в свободно волимом содействии ей заключается заслуга в человеке, как и в ангеле (ст. 64–66). – Имеют хи ангелы память? Этот вопрос, касающийся их природы, и волновавший современников поэта, последний разрешает в том смысле, что ангелы не имеют в ней нужды, смотря вечно и непрерывно в зеркало, которое все отражает – в Бога (ст. 70–81). К этому же примыкает и вопрос о числе ангелов, разрешаемый в ст. 127–145.

509

Дальнейшее имеет соотношение с ст. 70–75. Исходя из этих стихов, Беатриче вооружается против призрачной учености, толкующей только что разрешенных и других вопросах превратно, увлекаясь собственными вымыслами или призраками (86–87) и, покидая единый путь (ст. 86), – при чем едва ли разумеется единомыслие, а лишь один общий метод, одно общее стремление – к истине, один принцип – основываться лишь на Писании, – и даже препятствующей сама себе в дальнейшей убежденности (ст. 82–84), – при чем разумеется, конечно, философия и свободное мышление. Еще погибельнее это в богословие, которое должно до мелочей опираться на Писание; но высшим злом является эта бесполезная призрачная ученость в проповеди, когда вместо драгоценного Божьего слова, единого и высшего основания веры, народу даются бесполезные и праздные исследования – вроде всеобщности или местности мрака во время Христовых страстей, – или даже просто дурачат слушателей.

510

Лапи и Бинди – наиболее распространенные имена во Флоренции в те времена.

511

Указание на скорое окончание пути и поэмы.

512

Число ангелов, по Даниилу, 7, 10, превосходит всякие земные счисления. А так как, по Фоме Аквинскому, каждый ангел, обладая своей особой точкой зрения на Бога, является неповторяемой особью, то отсюда неограниченная возможность ангельских существ.

513

В примечаниях в начале 23–29 песней указано последнее испытание в познании поэта, чрез которое он дозрел до возможности созерцании. Поэту остается еще до полноты его блаженства и до окончании поэмы действительно удостоится лицезрения Божества, а вместе с тем соединения с Божеством; этого он достигает в последней песни, когда он видит не только одного Христа и на одно мгновенье, но и самую Тройцу. Но Дант не ограничивается одним упоминанием этой крайней ступени созерцательности. Его смелый гений пытается дать нам более близкое понятие об этим блаженном единении с Божеством и ввести нас в царство Его славы. Потому то этот последний акт развивается перед нами постепенно, что и составляет содержание следующих песен. Для того, чтобы не потерять нить взаимного соотношения в многочисленных подробностях, по обыкновению рассмотрим ход его мысли заранее. Схоластическая теология намечает три ступени такого созерцания, существующих вне времени и пространства, а потому неразделимых во времени: 1) предварительное чаяние (XXX, 46-123), состоящее в непосредственном очищении нашего духовного взора в его сущности созерцанием. Высшего Существа, которое, тем не менее, непознаваемо конкретно; для этого требуется известное изощрение духа (разума, взора) для непосредственного воздействия на него Божественного света. Это изощрение состоит в особом просветлении, в превращении естественной способности видеть в сверхъестественную, в котором Дант также намечает три ступени, а именно: а сперва естественный свет всецело погасает для поэта, что необходимо вследствие того высшего закона природы, о котором мы только что упоминали, б) но вслед за этим угасанием вещественного зрения является новое могущество зрения, хотя все еще недостаточное. Поэт видит длинную световую реку, сыплющую искрами и окруженную цветами, великолепная картина! Но это только лишь символ истины, которую он призван и должен узнать, упившись ив этого светового потока, в) Дант пьет из него – параллель вкушения из Эвной в конце Чистилища – и все перед ним изменяется. Река, казавшаяся ранее длинной, кажется теперь круглой и это изменение имеет двойной смысл, что Божественный свет, жизнь и руководительство (во Христе, как мы увидим) для непосвященного взгляда является лишь в его воздействии на создание, а не в обратном обращении того же воздействия и что лишь просвещенный глаз созерцает его в истинном виде т. е. не только как историческое действие, но и как вечное взаимодействие и содействие; при том появление ей в истинном виде выражается в том, что обрамляющие реку цветы и искры являются душами святых и ангелами. Еще более у Данта является чаяние, что все видимое им есть небесное подобие еще скрытой от него божественной сущности и общая картина царства небесной славы; тогда перед ним возникает от этого круглого потока, который делает Создателя видимым, и ширится тысячами ступеней величественный амфитеатр, где находятся ангелы и души святых «Небесная Роза», в которой не действуют земные законы пространства и отдаления, а свет, служащий ей основанием, не что иное, как Христос, обрисованный не с двусмысленной пластикой, как стоящий между Богом и миром принцип света, творчества и спасений (логос); этим оканчивается.

514

«Славнейшего из тел», primum mobile, Дант вступает в область невещественного, – «в круг из лучей чистейших». Художественное значение фигур повторения и усиления в ст. 40–42 не ускользнет от читателя.

515

Сравн. Апокалипсис, 22, 1.

516

См. примечание в начале песни. Из Бога исходит всякий свет; primum mobile впивает его верхнею своею поверхностью и распределяет его по остальным сферам.

517

Святые, из которых составлена Небесная Роза, отражаются в Божественном свете, радуясь своему блаженству.

518

Т.е. вероятно в том пункте, откуда смотрит сам поэт.

519

А с ними и законы пространства.

520

Т. е. хотя она еще молчит, но уже чувствуя потребность говорить.

521

Намек на ожидание в средние века близкого конца мира.

522

Последняя дань почтения Генриху VII, точно также как ниже последнее слово негодования Клименту V.

523

Аланец Вонифаций ѴШ. О событиях в Аланье см. прим. к XX Чистилища. О Бонифации ѴШ, см. прим. к XIX Ада.

524

Первое воинство – блаженных душ, второе – ангелов похожих на рой пчел.

525

Порхание ангелов в Розе увеличивает от взаимного общения блаженство свитых духов и их познание.

526

Души Ветхого и Нового Заветов.

Qjialis apes aestate nova per feores rura Exersent sub sole labor, и пр.

(«Энеида», 1).

527

Гелика или Калисто, дочь Ликаона и нимфы Дианы. Она была соблазна Юпитером и имела от него сына Аркаса. Диана изгнала ее из своей яты, а Юнона превратила ее в медведицу. Юпитер поместил ее вместе сыном Аркасом на небо, где они образовали созвездия Большой и Малой медведиц. (См. «Чистилище», песнь XX). Берег, где видна Голика – север. 34. Церковь Св. Иоанна Латеранского, в Риме – первая и главнейшая церковь всего католического мира, место коронации пап. «Eceleslaium urbis et is mater et caput» (мать и глава церквей города т. е. Рима и вселенной).

В Латерайском дворце (теперь музей), прилегающем в Латеранской церкви, жили папы, от Константина до перенесения папской столицы. Латеранскою (Lateranensis) эта церковь называется потому, что, построена на месте, где прежде был дворец фамилия Латеранц.

528

Это последний кардинальный пункт для определения значения Беатриче и всего смысла Б. К.; он имеет два момента: первый – Беатриче вдруг исчезает от Данта, второй-Беатриче является ему опять между блаженными духами Розы. Казалось или того чтобы показать завершение и окончание внутреннее работы невидимой Божественной благодати совершенно довольно было первого т. е. исчезновения Беатриче, после того как она ввела Данта в Розу. Ни до сих пор не было видно, ни дальше не указано основания к появлению св. Бернарда, который лишь в XXXIII песни получает самостоятельное значение, но если Беатриче, как представительница Божественной благодати не нужна больше Данту и исчезает, то Данг раскрывает аллергическую оболочку, апоееозируя реальную историческую Беатриче и помещая ее в первых рядах Розы. Почему же Беатриче не может дальше вести поэта? Она не только может, но и делает это, хоть невидимая им, а погруженная в Божество, посылая Св. Бернарда, как некогда Виргилия сопровождать его до тех пор, пока он не в состоянии будет видеть сам собой. Бессмертные стихи 79 и 93, полумолитва, полулюбовные излияния, дышат двойным чувством, указывая на двойную ее роль, которая в сущности одна: во-первых он исполняет данное ей в Новой Жизни, обещание прославить Беатриче, как не была прославлена ни одна женщина в мире; во-вторых, он ей приписывает исторический генезис своей поэмы, где его личное возрождение является типом великого мирового акта искупления и спасения человека вообще.

529

Св. Бернард – основатель ордена бернардиндев (1091–1153), аббат в Клерво. Он приобрел такую славу своим благочестием и красноречием, что к нему стекались ученики со всех стран, и между ними встречались люди замечательного ума и таланта. Епископы, короли и папы очень часто обращались к Бернарду, как к посреднику. Святой Бернар основал более 72 монастырей, рассеянных но всему миру. У Данте он является образцом созерцательной жизни.

530

Здесь Кроация – вместо всякой отдаленной стороны

531

Вероника – благочестивая женщина в Иерусалиме, которая, по средневековой легенде, подала Христу, изнывавшему под тяжестью креста, свой платок, для обтирания пота и крови. Христос принял платок, и на нем отпечаталось изображение Его лица. Платок, связываемый с этою легендою, хранится в церкви св. Петра в Риме. Самое изображение на нем тоже носит название Вероники, вследствие чего многие производят это слово от Veraikon – подлинный образ

532

Орифламма (Auriflamma) – знаменитая хоругвь Франции, нечто вроде знамени из красной (огненной) тафты, без всякого изображения. Первоначально это была хоругвь аббатства св. Дионисия (Denis). Король Людовик VI первый повелел официально нести орифламму во главе французской армии в 1124 году, когда она подходила к Рейну, идя на встречу к императору Генриху V. Многие комментаторы думают, что Данте намекает именно на орифламму св. Дионисия; но и у итальянцев было знамя, носившее тоже название (Cм. Rossi, Trattato dell’oraflamma di Brescia).

533

Внутренность Небесной Розы. Описанная в общих чертах еще в песни XXX, Небесная Роза, расположенная на круглой реке света или вокруг ее и заключающая в себе всю совокупность святых изо всех кругов – ибо их истинное обиталище здесь (см. прим. к I и XXXI, 64) и здесь они являются в своем конкретном человеческом образе открыто (см. III, 60 и 49-108; IV, 19–63, XXII, 63–64), – согласно выраженному в XX 104, 105 и повторенному в ст. 22. принципу, разделяется на две половины на веровавших в Христа Грядущего и Христа Пришедшего. Одну половину занимают святые Ветхого, другую – Нового завета; сообразно этому весь круг амфитеатра, наполненный бесчисленными, поднимающимися друг над другом седалищами, а также противоположные, спускающиеся седалища перерезаны по линии диаметра пополам; к верху и к средине, где высится делящая обе половины перегородка, находятся души взрослых; от средины же к краю световой реки, где у земных роз находится нежные и малоразвитые лепестки – души детей. Поэт особенно подробно в этой песни описывает два ряда противоположных друг другу спускающихся седалищ, которые так разделяют целое, как будто служат переходом от одного полукруга к другому и связывают между собой значение того и другого; эти ряды образуют первенцы того и другого завета. Любопытно, что Дант поместил с одной стороны почти все женщин, с другой почта всех мужчин; лишь на вершине каждого ряда, где помещаются самые выдающиеся из сидящих в нем, женщины и мужчины находятся в знаменательном смешении. Рассмотрим первый: доверху престол Марии, под ним Ева, под нею Рахиль и Беатриче рядом, последняя справа, по нижеобъясненной причине; под ними Сара, Ревекка, Юдис и Русь, еще ниже непоименованные еврейские жены. Справа от Марии апостолы Петр я Иоанн; слева Адам и Моисей. Слева представлен Ветхий Завет, ряды которого полны; справа (по тому же и Беатриче справа от Рахили) представители Нового Завета – Петр с Иоанном, а за ними веровавшие в пришедшего Христа, между которыми много еще пустых мест. Руководящая мысль – представить в этих лицах переход от Ветхого к Новому Завету – совершенно ясна. Беатриче находится в этом ряду очевидно лишь для того, чтобы дать ей почетное место вблизи св. Девы. Ева, которую сам Дант называет красавицей, ближе всех к Св. Деве, как непосредственно сотворенная Богом и первая, получившая обещание искупления; Юдис считалась в средние века аллегорическим типом избавления Израиля (прообраз Церкви). Не так ясен выбор второго ряда: на верху против Св. Девы Иоанн Креститель, слева от него напротив Петра Анна, справа напротив Адама Лючия; первая отнесена к Новому Завету, вероятно, вследствие легенды, что она жила по Рождении Иисуса и следовательно веровала в пришедшего Христа; вторую мы знаем из Ада II, 97 и Чистилища IX – 56 в качестве аллегории одной из трех небесных жен, помогающих спасению Данта и являющихся спецификацией Божественной любви и благодати. Инициатива спасения Данта – Мария; первый шаг исполнения принадлежит Лючии, представительнице Божественного милосердия; (Ада II) Беатриче завершение. Из этого понятно, отчего Лючия без противоречия общему принципу распределения помешена против Ветхозаветной половины как Беатриче против Новозаветной, а Мария посредине. Ниже идет ряд мужей, выбор которых и размещение трудно объяснить: непосредственно под Крестителем Франциск, да Бенедикт и Августин. Если бы поэт продолжал держаться идеи перехода от Ветхого Завета к Новому, то в pendant к ветхозаветным женам он поместил бы Авраама, Давида и т. д. Здесь же он подчеркивает, очевидно, различие двух заветов, избирая личностей, служащих типами эпох, верстовыми столбами в церковном развитии. В женах он придерживается исторического порядка. Ряд мужей он начинает самым поздним и кончает более ранним, хотя все таки трудно понять причину Августин помещен ниже Св. Франциска; очевидно мы имеем дело с личными симпатиями Данта, который особенно ценил Св. Франциска и Св. Венедикта, как мы знаем из песен XI и XXII, 32–33. Иоанн Креститель, по церковному верованию, два года ожидал сошествия Христа в преддверии ада.

534

По мнению Данта число избранных до и после Христа должно быть одинаково. Это своеобразное верование основывается на распространенном в средние века ожидании скорой кончины мира, которая, разумеется, в предупреждении, что пустых мест остается мало. При виде душ детей, которые без собственной заслуги распределены но различным степеням, в Данте поднимаются сомнения, не случайность ли это и почему эго так (49 и 5). Первое решительно отрицается (52, 60); причиною второго выставлено Божественное предопределение, скрытых оснований которого мы не в силах доискаться (61, 65), но которого действие проявляется в примерах Св. Писания напр. в Иакове к Исаве, так что нам остается лишь смиренно преклоняться перед ним (66, 75). Впрочем эти акты Божественного предопределения, хотя и необъяснимы, тем не менее подчинены известным законам, и Дант исчисляет условия (43) спасения младенцев: в первые века вера отцов, от Авраама обрезание; после Христа все не получившие крещения остаются в Лимбе Ада (76, 84). Так завершает Дант свои неоднократные рассуждения о благодатном предопределении.

535

Цвет волос является лишь внешней аналогией внутреннего различия братьев

536

Бросая ретроспективный взгляд на все предшествовавшее рассуждение, можно только удивляться странности, почему Дант в последнем отделе Рая, где курс его познания завершен и где место лишь чистому созерцанию, страдает сомнениями и влагает в уста Св. Бернарда их разрешение; еще страннее, что это разрешение менее чем где либо в другом месте поэмы удовлетворительно. Три условия блаженства младенцев чересчур кратки, неопределенны и неточны; являются вопросы, что же сталось с языческими детьми первых веков и с женским ветхозаветным поколением? Допущены ли первые в небо непосредственно, как язычники девятнадцатой песни или после долгого ожидания в Лимбе? На веки ли осуждены младенцы нехристианского периода или лишь до страшного суда? Но эта неопределенность необходима даже и на такой высоте; глубина и обширность Божественного предопределения – как, например, в данном случае – необъятна для человеческого знания, ускользая от него даже на границе вечности (только на границе!), на которой Дант находится; вот в чем мотив и смысл этого места. Ни о какой непоследовательности не может быть и речи. Как мы уже неоднократно видели ив XIX – 33 и XX, 72 поэт высоко перерос догму воззрений своего времени; положения его учителей и схоластиков его не удовлетворяли, но высказать иные более мягкие взгляды он не решается, покуда мысль его не дояре, в Божественном свете. Не случайно и то, что он влагает это в уста Св. Бернарду, который свое рассуждение об участи некрещеных детей заключает словами: nun: ultra, penes Dcum est, non me deiinire.

537

Евангелист Иоанн.

538

Называя свое путешествие сном, Дант намекает на близкое окончание поэмы. Едва ли последующее сравнение отличается вкусом.

539

В последних стихах, начиная с 142, намечается вкратце более точно, на основании происшедшего, программа предстоящего после исполненного основного условия приобщения Данта в lumen gloriae, после подробного созерцания царства славы как непосредственного отблеска Божества (первая и вторая ступень); далее идет третья ступень состоящая в созерцания Божества в той мере, так это возможно твари. Для этого Бернард настаивает на необходимости молитвы (145, 147) и именно молитвы к Св. Деве (148), которую Св. Бернард и начинает (151). Здесь является вопрос почему Беатриче поручала руководство Дантом Св. Бернарду и почему никто иной, как он, в силах привести поэта к последней цели? Зачем здесь нужно появление третьего лица и именно Св. Бернарда, вся роль которого ограничивается произнесением молитвы, как будто сам Дант не мог этого сделать? Если ранее Св. Бернард продолжал объяснение внутренности Небесной Розы, начатое Беатриче, то теперь он бесспорно выступает самостоятельнее. Как мы уже внаем из прим. к XXX, Дант достиг такой зрелости и свободы, что ему не нужен более вожатый или посредник; значит рол Св. Бернарда иная. Считая его за олицетворение мистического погружения в Божество, что неоспоримо, мы все-таки можем предполагать его излишество даже как аллегории. Судя по всему развитию Б. К., Дант сам должен явиться этим олицетворением, сам непосредственно должен упиться Божественного света и явиться пред престолом Бога в состоянии глубочайшего погружения в Божество и высшей меры близости к Нему, которую мы видим достигнутою в Св. Бернарде. Таков он и есть действительно по духу. Но так как речь идет не о созерцании Бога благочестивою душою, а о действительном лицезрении его на лоне вечности и телесно, а для этого требуется быть просветленным духом, то в этом смысле Дант еще несовершенен и неспособен к полному лицезрению, будучи смертным. Как человек плоти, подвергнуть он сну своего великого пути и как таковой должен вернуться обратно на землю. Не без умысла об этом напоминает Св. Бернард в ст. 139 той и в ст. 34, 37 следующей песни, где он молить отнять на минуту туман его смертности. Если поэт до сих пор возводить в тип самого себя в широкой картине психологического развития человеческого сердца под руководством разума и благодати, то теперь сны уже более не в силах этого сделать. Ему нужно дополнение к своему типическому «я», которое, будучи еще во плоти, не может достигнуть того, что достижимо лишь просветленному духу. Таким дополнением является Св. Бернард, который, будучи не столько олицетворением мистики или исторического мистицизма, сколько высшей потенцией самого Данта и его перформативной объективацией, в том смысле произносит и свою молитву, которою Дант сам мог молиться, но которую может произнести только просветленный дух: так она полна смелого чувства единения с Мариею и всем сонмом святых, возвышен наго взгляда па смертное, победоносной опытности в том, что последние «туманы» смертности силою вечной любви, не смотра на прочие земные склонности, будут отняты от погруженного в Бога сердца, порукою в чем это и случается на одно мгновение с Дантом. Поэтому Св. Бернард постоянно отождествляет себя с ним, являясь его alter ego. Он не говорит ему: подними взгляд или я поведу тебя, а пряно употребляет первое лицо мы или обращается от его лица к Св. Деве.

540

Значение Св. Девы в поэме объясняется смыслом и содержанием произносимой молитвы, а также значением самого Св. Бернарда; Она является не только посредницей и молитвенницей за поэта; еще в II, 94 Ада мы встречались с упоминанием о Ее роли в деле спасения Данта; там Она являлась одною из трех жен, трех аллегорических моментов небесного милосердия. Теперь Она является последнею инстанцией даруемого поэту благодатного откровения – и вот в этом Ее особое значение и необходимость Ее посредничества: дело в том, что Она единственное существо, просветленное и телесно, так что полного и реального созерцания Божества можно достигнуть лишь путем полного единения с Нею. Знаменательно то, что результатом молитвы является лишь взгляд Св. Девы, обращенный от просителя к Вечному Свету, немой взгляд, ясно исключающий представление о каком либо внешнем ходатайстве, но подразумевающий внутреннее и абсолютное взаимное понимание субъекта и объекта этого взгляда, – в чем Дант не только значительно возвышается над понятиями своего времени, но и пытается дать своим представлениям образное выражение.

541

Не Мария и не Св. Бернард, а Внутренняя необходимость побуждали Данта устремить свои взоры к Богу; и он чувствует, что в это мгновенье его искавший и стремившийся без отдыха дух впервые получает успокоение.

542

Божество всегда остается превыше всякого разумения.

543

Теперь подготовленное око духа может выносят чистый свет Божества, подкрепляемое исходящею от последнего благодатною силою (ст. 100, 112), вне которой – для него ослепление и уничтожение.

544

Этим слиянием начинается собственно созерцание поэтом Божества до полного в Него погружения, т. е. до тех пор, пока в нем истощится вся способность созерцания.

545

Сравн. ст. 58. По радости, пробуждаемой одним воспоминанием этого созерцания Божества, Дант заключает, что это событие, представляющееся ему теперь страшно давним – словно поход Аргонавтов, – действительно произошло.

546

Еще в ст. 67-106 преднамечена неутрачиваемость предстоящего высшего блаженства; ибо созерцание Бога есть сознаваемое совершенство, заполняющее всю душу настолько, что все остальное кажется низменным и презренным.

547

В этом месте поэт подчеркивает два момента, соответствующие двум главным точкам зрения на последующее. Сперва Дант созерцает (ст. 85 – 105), – одно из гениальнейших мест Б. К. – всю полноту творческой жизни, существенное и случайное, непосредственное творение (конец VII песни, а также XIII, 52) в его единении с Богом, как своею первопричиною, первоформою. Мир ему является органическим целым, являющимся совершенным в Боге, как совершенном благе, и только вне последнего теряющим это совершенство (ст. 103, XXX, 88). Потом поэт созерцает Божественную Сущность, поскольку она, являясь целью Откровения, открывается в своей чудесной троичности; причем у поэта исчезает и мышление, и фантазия, ибо он, проникнутый молнией внезапного просветления, чувствует всего себя добровольно и полно слитым с Божеством, – что и составляет unio mystica, самую высшую ступень духовности и самую смелую цель его долгого пути.

548

Здесь открывается божественная троичность, а с нею единство и неизменяемость Божества (ст. 109–111). Сперва Дант видит лишь эти последние свойства Божества; но потом, с усилением зрения он различает и Его тройственность (ст. 112–114). Он видит три круга, – один в другом, т. е. вероятно, один в глубине другого, – обозначающих три лица Божества; круги окрашены в различные цвета, хотя и одного размера, что обозначает равную божественность, но личные особенности (115–117). Два на них являются как бы радужным отражением один другого – Отец и Сын; третий воспламеняется от обоих – св. Дух, по учению западной церкви, исходящий от Отца и Сына.

549

Сравн. ст. 63, 74, 90. Дант опять напоминает, что его выражения недостаточны для его мысли и его воспоминания виденного, которое в свою очередь бедно и жалко сравнительно с полным и действительным созерцанием.

550

Колесным механизмом Дант называет планеты, вращаемые вечною любовью, изливающею, чрез посредство Первого Двигателя, свою вращательную вечную силу, которой добровольно следует, охваченный ею, и Дант, в сознании своего единения с вечным восстановленным миропорядком.

551

Здесь происходит разоблачение последней и высшей тайны – богочеловечности. Дант сначала отмечает взаимное соотношение трех ляд (ст. 124–126): Отец есть Сам в Себе самодовлеющий свет; познавай Себя, Он порождает Сына; Познающий и Познаваемый, Сын н Отец, сочетаясь в любви, производят Духа. Дант вперяется особенно в средний круг и видит в нем человеческий образ (ст. 127–132). Ее символ вочеловечения, а также первичного, неизгладимого, вновь восстановляемого чрез воплощение Сына, богоподобия человека. Как геометр тщетно ищет квадратуру круга, так поэт жаждет проникнуть в причину и способ вочеловечения и слияния божеской я человеческой природы (ст. 133–138). Но как квадратура круга, так и эта проблема неразрешима для человеческого разума. Тогда мгновенно разум Данта просветляется исходящею непосредственно от Бога молнией откровения я, проникнутый этою высшей интуицией, (верою, которая открывает тайны) под впечатлением ее, доходить до искомого. Но хотя фантазия и не хватает для передачи представления об этом, поэт сознает свое стремление к таинственному общению с Божеством, в котором – высшая цель блаженства, а также верх познания, действования и наслаждения; в нем же неисповедимым образом Дант находит разрешение всех мучивших его загадок бытия (ст. 136).

552

Словом «светила» – stelle – оканчивается каждая часть, Б. К. Рай выключает в себе 4747 стихов, а вся «Божественная Комедия» 14221 стих.

Еще от автора Данте Алигьери

Данте Алигьери

Божественная комедия

«Комедия», ставшая для потомков «божественной книгой» — одно из величайших художественных произведений, какие знает мир. Это энциклопедия знаний «моральных, естественных, философских, богословских», грандиозный синтез феодально-католического мировоззрения и столь же грандиозного прозрения развертывающейся в то время новой культуры. Огромный поэтический гений автора поставил комедию над эпохой, сделал ее достоянием веков.Перевод и примечания Михаила Леонидовича Лозинского.Иллюстрации Гюстова Доре.

Данте Алигьери

Божественная комедия. Ад

«Божественная комедия. Ад» – первая часть шедевральной поэмы великого итальянского поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri, 1265 – 1321).*** Заблудившись в дремучем лесу, Данте встречает поэта Вергилия и отправляется с ним в путешествие по загробному миру. И начинается оно с девяти кругов Ада, где поэты встречают всевозможных грешников – обманщиков, воров, насильников, убийц и самоубийц, еретиков, скупцов, чревоугодников и прочих – среди которых узнают многих исторических фигур. Все они страдают от разных мук в зависимости от грехов, но самые страшные – в последнем, девятом кругу, где находятся предатели… Две другие части этого гениального произведения – «Чистилище» и «Рай».

Данте Алигьери

Новая жизнь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Данте Алигьери

Божественная комедия. Самая полная версия

Настоящее издание посвящается величайшему французскому гравёру, иллюстратору и живописцу Гюставу Доре. Прошло семь столетий со времени создания «Божественной комедии», но и по сей день произведение это является одним из самых читаемых в мире. Гений Данте повергает нас в самое сердце ада человеческой души и постепенно влечет за собой к райским вратам добродетели и радости. Гений Доре ярчайшим образом проявился в знаменитой серии гравюр, иллюстрирующих этот выдающийся памятник эпохи Ренессанса. Доре называют величайшим иллюстратором XIX века за непревзойдённую игру света и тени в его графических работах. В данной книге представлен первый полный русский перевод, выполненный Дмитрием Егоровичем Мином в соответствии со всеми особенностями стихотворного размера подлинника, то есть терцинами.

Данте Алигьери

Божественная комедия. Чистилище

«Божественная комедия. Чистилище» – вторая часть шедевральной поэмы великого итальянского поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri, 1265 – 1321).*** Данте Алигьери заслуженно называют «отцом итальянской литературы». Заблудившись в дремучем лесу, Данте встречает поэта Вергилия, и отправляется с ним в путешествие по загробному миру. Пройдя девять кругов Ада, поэты оказываются в Чистилище, где находятся люди, успевшие перед смертью покаяться в своих грехах. Чтобы попасть в рай, они должны очиститься, испытав муки за свои прегрешения.

Данте Алигьери

Пир, Трактаты