Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - [90]

К этому, при наличии немногочисленных учебных пособий и кассет, и сводилось в Париже обучение английскому языку. Все, с чем тебе лично приходилось мириться, так это с мыслью, что ты самый низкооплачиваемый гость ток-шоу.

Джейк был прав. Что делало эту работу, мягко говоря, необременительной, так это поголовное и страстное желание французов выучить английский. Теперь они готовы были винить Америку во всех бедах и невзгодах, творившихся в мире, начиная от геноцида в Африке и заканчивая возросшей ценой на кофе. Но это не убавляло у них желания изучать язык этой страны. Война в Ираке? Ну и что? Ухудшившиеся отношения Франции с Америкой и Великобританией? Кого это волнует? Не против ли они отправиться на ланч в типично английскую чайную? Да, пожалуйста, а где ближайшая? (Эй, Жан-Мари, и где же она, в самом деле?)

Я держал руку на пульсе и не упускал Жан-Мари из виду. С помощью Интернета и Николь я следил за его манипуляциями в политической сфере. Мы по-прежнему обедали с Николь раз в неделю, но теперь от меня требовалась предельная внимательность, чтобы не отметить ее присутствие галочкой в журнале посещений.

Николь рассказала, что Жан-Мари как никогда много времени проводит в городке Тру. Иногда Стефани вынуждена ездить к нему туда в связи с рабочими вопросами. («В связи с рабочими и не очень», — подумал я.) Из рассказов Стефани, Жан-Мари наносил визит каждому фермеру, проживающему в его избирательном округе, и, кроме того, в ярмарочные дни разгуливал по центральной площади, с радостью пожимая руки новым знакомым и непременно покупая что-нибудь у каждого прилавка.

— А когда шеф в Париже, — продолжала Николь, — к нему часто заезжают в офис крупные государственные деятели, включая, — она перешла на шепот, — лидера одной известной партии, однажды заявившего, что концлагерь в Освенциме, если он существовал в принципе, был своего рода предшественником экстремального туризма.

— Нет, — запротестовал я с набитым непрожаренным тунцом ртом. — Думаю, Жан-Мари с радостью сдал бы в аренду уже ушедшую в мир иной прабабушку в качестве девушки по вызову, если бы посчитал, что это может быть прибыльным делом. Но я не верю, что он нацист.

— Нет, не нацист. Не настоящий нацист. Ты не понял, как… как же это слово? — Николь взмыла вилкой вверх. — Солидно. Быть фашистом во Франции солидно. Это некая ностальгия.

— Я и не знал, Николь, что ты так сильно интересуешься политикой, — сказал я, чувствуя легкое разочарование. Учитывая мое обостренное чувство сексуального голода, я уже было подумывал предложить ей пару уроков с целью изучения новых английских слов интимной тематики. Что-то вроде «О-о-о-о!» или «А-а-а» и «Да, Пол, еще, еще, мой вечный двигатель любви». Но если она увлекалась политикой — спасибо, не надо. Это мы уже проходили с Алексой. Скажу одно слово, противоречащее ее взглядам, — и привет оргазму.

— Нет, не то чтобы очень, — ответила Николь, — но моя семья родом с юго-запада Франции, мы жили недалеко от Каркассона. И все у нас в роду были коммунистами.

— Ммм, правда? — Неожиданно Николь снова показалась мне сексуальной. Коммунисток я всегда представлял длинноногими блондинками, готовыми с энтузиазмом взяться за любую работу в поле и отдать самое дорогое, что у них есть, дяде Джо. Хотя Николь, конечно, была далека от образа длинноногой блондинки, даже в моих изголодавшихся по женским прелестям глазах.

— Но давай вернемся к нацистами. Это не то, что ты думаешь. Мой муш тоше не понимал. Моя семья не хочет смерти капитализму. Они всего лишь члены сельшкохозяйственного кооператива. Который был основан коммунистами. Это традиция. Мой отец состоял в движении шопротивления нацистам. Он пмогал хамериканцам…

Она становилась все сексуальнее с каждой минутой. Дочь борца? Вынуждена прятать меня, сбитого английского летчика, под кроватью. И вот однажды ночью, когда ее отец отправился на оперативное задание подорвать железнодорожные пути, она говорит мне: «Сегодня тебе не надо спать под кроватью», а я научу ее всем этим английским «О-о-о» и «А-а-а».

— …и у Жан-Мари большие, очень большие политические хамбиции.

— А, что? Извини! — Она резко вырвала меня из сорок четвертого.

— Жан-Мари. Хон не хочет быть пэром маленького городка.

— Мэром.

— Да, мэром. Спасибо. Эта атомная электро…

— Электростанция.

— Эта атомная электростанция, это едь важный для региона вопрос. Если у нехо будет тостаточно политического влияния в регионе, атомная станция однозначно будет построена. Хон будет почитаем как… как ты говорил? Un homme d'influence.

— Влиятельное лицо.

— Спасибо. Это помошет ехо политической карьере. И, ха… — Она улыбнулась с философским выражением лица. — Хон и финансово выиграет от этого.

«Выиграет ли?» — теперь предстоящие выборы не казались мне такими уж скучными. Я заказал шоколадно-апельсиновый десерт с помадной глазурью, дабы отпраздновать такие новости.

— Эй, Николь, я ведь не сказал тебе, что начал преподавать английский.

— О! Ф школе?

— Да, неплохие уроки. Думал, вдруг ты захочешь позаниматься…

Как-то у меня выдалось свободное от занятий утро, и я отправился в уже известное вам гей-кафе почитать утреннюю прессу. Как раз к полудню я вернулся, чтобы быстренько приготовить себе сэндвич со свежим, только что купленным на углу багетом. Но входная дверь не поддалась моему напору.