Бойня - [26]

Но разве этого достаточно? Его идеология чересчур радикальна, чтобы заразить всю нацию. Никто не становится фанатиком только потому, что его огорчает разбазаривание денег налогоплательщиков.

Глория погрызла ручку. Ей представилась коричная булочка с маслом и сахаром.

Не хватает мотива. Рационального мотива. Почему полемика вокруг ожирения с самого начала приобрела характер истерики? Почему человек с лишним весом неприемлем в обществе? Когда Сверд впервые появился на телеэкране, народ словно бы издал вздох облегчения: наконец-то нашелся человек, высказался. А как же! Мы-то давно так думали. И сам он как реклама здорового образа жизни – красивый, энергичный, спортивный.

Перевернула страницу и начала писать. А может быть, проблема в народе? Сработала известная всему миру шведская умеренность? Надежность “вольво”, практичность “ИКЕА”? Кто еще, кроме шведов, стал бы хвалиться умением сдерживаться и не выпячивать свои достоинства?

А лишний вес и есть выпячивание. Достаточно взглянуть на эти пышные формы, и всякому ясно: их обладательницы делают все, чтобы привлечь к себе внимание. Статс-министр нашел золотой прииск. Стигматизация полноты того же рода, что и стигматизация гомосексуализма. “Они не хотят стать такими, как мы” – простое решение космически сложного вопроса. Толстая баба-обжора, в Средние века таких сжигали на кострах. Сейчас не сжигают, но здоровое общество говорит таким: мы запрещаем. Для вашей же пользы.

Козлы отпущения, написала Глория крупно. Вечером же оформит заметки в осмысленный текст.

Она положила ручку на стол, расправила затекшие плечи. На этот раз не стала просвечивать рентгеном пакет с булочками у мойки, а посмотрела в окно – голубое, без единого облачка небо. Будто и не было утреннего дождя.

И стало намного спокойнее. Слова – не больше чем слова. Несколько букв в определенном порядке. Но откуда взялась их загадочная магия, в какой эволюции сформировалась? С каких небес свалились метафоры и неразгаданные чудеса синтаксиса?

Именно поэтому она начала писать так рано. Все, что можно описать, сделать текстом, – все это можно понять и почувствовать. А значит, пережить.

Решительно поднялась, достала из холодильника масленку и включила духовку.

Хелена несколько раз собиралась ему позвонить. Неделю назад открыла “Эниро”, нашла телефон Ландона Томсона-Егера, хотела набрать, но не решилась. Не лучше ли дождаться, пока он позвонит сам? Даже если не позвонит, наверняка скоро вернется.

Но нет. Шла неделя за неделей. Через месяц она поняла: его временная, случайная, вызванная какими-то неизвестными ей обстоятельствами поездка в Упсалу оказалась такой же временной, как принимаемые статс-министром Свердом “временные меры”. Сосед с двойной фамилией оказался самым обычным дачником: приехал на пару недель, подышал деревенским воздухом – и только его и видели. Мать всегда говорила: поди пойми, что у них на уме, у городских. Держи на всякий случай ушки на макушке.

Молли, слава богу, не очень переживала из-за его отсутствия. Уже через неделю после отъезда Ландона в доме появился приблудный котенок и вытеснил из ее головенки образ бананового наркофана. Поначалу они боялись, что котенок не выживет: истощенный, вялый, бумажная мышка на нитке не вызывает ни малейшего интереса. Но зверек отъелся, шерстка заблестела, и уже через пару месяцев вырос так, что издалека его принимали за собаку. Мастер, как его назвала Молли, целиком поглощал ее внимание.

– Что скажешь, Мастер-кнастер? – Хелена погладила маленький малярный верстачок. Кот, пришедший проконтролировать, что делает в подвале одна из его сожительниц, пошевелил ушами и посмотрел на нее равнодушно и загадочно. – Сойдет?

Положила наждачную шкурку и оценила работу. Сначала она решила, что на верстаке неплохо будет смотреться горшок с цветами, но сколько ни шкурила, старые доски выглядели именно как старые доски – серые, шершавые и унылые. Может, покрасить? А почему бы и нет? Покрасить и отнести в комнату Молли. А еще лучше, пусть сама покрасит. Ей тоже нужно чем-то заполнять скучные зимние дни.

Зима выдалась долгой. В деревне ни одной живой души, кроме Мастера, если не считать двух кассирш в мини-супермаркете в Эрегрунде и соседа в Йиму. Обязательный визит в поликлинику… она постаралась про него забыть. Не верить же успокаивающим уговорам – ну что вы, ничего страшного, рутинное взвешивание для общенациональной базы данных. А самое скверное за весь день – забирать почту. Хелена открывала почтовый ящик и зажмуривалась, собиралась с силами. Сердце на секунду проваливалось в пятки. Что там они еще придумали? Официальное предупреждение? Выговор? Вызов на принудительную операцию? Но пока ничего подобного. Даже не увеличилось количество предложений липосакции.

Иногда возникало ощущение – они в тюрьме. Каждый раз, уходя из дома, Хелена невольно оглядывалась. Пока школа не напоминала о себе, вроде бы примирились с отсутствием Молли. Но так же не может продолжаться вечно! Постоянный сосущий холод под ложечкой… Хорошо, хоть Молли ничего не замечает.

Отцу в доме престарелых стало хуже, но она не решалась его навестить. Что, если они увидят Молли и донесут властям?