Бояться нужно молча - [6]
Остаток дня проходит за блужданием по Сети и выискиванием веселых видео.
В голову лезут мерзкие воспоминания о незнакомце с черным пальцем. Я прогоняю их и, чтобы отвлечься, планирую завтрашний день. Встреча с Киром, обсуждение новых пранков…
Сон подкрадывается незаметно. Он увлекает меня в хоровод кошмаров о маленькой девочке и о том, что она сделала. Нечаянно.
Не-ча-ян-но.
Я не сопротивляюсь – позволяю липкому ужасу подобраться к сердцу.
Комнату наполняет истошный писк дверного звонка. Я поворачиваюсь на бок и зажимаю ухо подушкой, но это не помогает. Взгляд касается настенных часов: восемь утра. Кому приспичило встретиться со мной в такую рань?
Чертыхаясь, я натягиваю футболку и шорты. Попутно расчесываю волосы, вьющиеся после вчерашнего. Звонить не перестают. Я открываю дверь – на пороге топчутся родители.
– Привет, – говорю я хрипло. – Что случилось?
Мама хватается за сердце.
– Шейра! Что у тебя с лицом?
Я едва сдерживаю ругательства. Царапина вряд ли исчезнет в ближайшие дни.
– Упала.
– О, дорогая! Осторожнее! Мы пройдем?
У меня закрадываются подозрения, что им что-то нужно.
Через миг догадки подтверждаются: за спинами родителей прячется моя двенадцатилетняя сестра Элла.
Мама бежит в кухню. Ее нос морщится, а пальцы перепрыгивают с одной немытой чашки на другую.
– Шейра, когда ты в последний раз убирала? Честное слово, тебе рано жить отдельно!
– Поверь, вы меня не выдержите и дня.
Я съехала от родителей сразу после окончания школы. Мы с Киром разыгрываем людей с десятого класса. Накопленные гигабайты я потратила на однокомнатную квартиру и безумно этому рада.
Папа и Элла падают на табуретки у окна.
– Глория, чего ты завелась? – хмурится отец. – Она уже взрослая.
– Спасибо, что заметили, когда мне стукнуло двадцать четыре, – огрызаюсь я.
Мама накручивает на палец локон светлых волос. Накрашенные ярко-красной помадой губы растягиваются в улыбке.
– Доченька, женщины скрывают свой возр…
– Что у вас случилось? – перебиваю я.
Срок демоверсии любезностей истек.
– Командировка, – объясняет папа.
Мама обнимает его за плечи.
– Я расскажу, Карл, – мигом серьезнеет она. – Милая, мы должны проверить кое-что важное. Тебе ведь известно, как нам дорога эта работа. А потом мы заберем Эллу домой.
Как ни странно, я рада такому повороту событий. В последние месяцы мы с сестрой мало общались, и я соскучилась.
А она? По серым равнодушным глазам не понять.
Я в сотый раз восхищаюсь тем, как Элла похожа на маму. Обе низкого роста, обе круглолицые. Обе блондинки.
– Вы надолго? – прерываю я затянувшуюся паузу.
– Недельки на две, не больше, – отвечает мама, как мне кажется, слишком беззаботно и весело.
– Надеюсь, исследования того стоят.
Мои родители – биологи, а я ничего не смыслю в митозе, мейозе и прочих научных премудростях.
– Конечно, стоят! Ты ведь не против, солнышко? – умоляюще шепчет мама.
Солнышко.
«Я не причиню тебе вреда, солнышко», – сказал тот, чьи грубые руки до сих пор ощущаются на губах.
– А почему именно «солнышко»?
В голове свистит, как в сломанном аккордеоне.
Не играйте на мне, не играйте…
Я массирую виски.
– Не нравится? – Сквозь маску беззаботности на мамином лице проступает тревога. – Дорогая, у тебя все в порядке? Ты так побледнела…
Я опираюсь на стол. Уши закладывает, будто под водой. Под водой, умеющей противно визжать. Мир наполняется ватой, и я не вижу ни родителей, ни кухню.
– Шейра! – Это голос папы. – Твой индикатор! Когда ты в последний раз принимала карму?
– Вчера… – мямлю я.
Вата везде. Скоро она забьет мне нос и рот. Скоро я задохнусь и, как рыба, всплыву кверху брюхом. Мелькают картинки привычных кошмаров. Пара вдохов – и они защекочут рыбку лезвиями. Остается надеяться, что…
«…Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью».
Что ни завтра, ни через год я не вспомню того, что мне приснится.
Ко мне тянется длинная рука. Чья она? Папина? Нет. Я смотрю на чужие ладони и кисти. Вены просвечивают сквозь тонкую белую кожу, и я, словно по тропе, следую взглядом выше. Миллиметр за миллиметром.
Мне страшно, я задыхаюсь, но не могу, не имею права закрывать глаза. Внутри меня, под ребрами, сидит голодный червь, жаждущий ужаса и слез.
Я – марионетка.
Рассматриваю чужое плечо. Медлить нельзя. Я не знаю, кого увижу, но этот кто-то выдавливает из меня жизнь, как зубную пасту из тюбика. Миг – и я закончусь.
Испарюсь.
Я резко поднимаю глаза – это единственный шанс не задохнуться от ужаса. Рывком Утешители вправляют вывихи, рывком же и я преодолеваю себя.
Все просто.
И до изнеможения сложно, потому что передо мной – Ник. Высокий, сильный, но с детским и наивным лицом. Как пятнадцать лет назад. Он не изменился. Он по-прежнему мне доверяет.
– Ты… жив? – спрашиваю я.
Мы в палате. Я – пациентка, на мне белая футболка и штаны. Я топчусь у кушетки, а рядом – мой друг.
Взрослый.
– Конечно, – смеется он. – Сомневалась?
– Нет. Где ты был?
– Искал. – Ник теребит карман брюк. Он в черном костюме с белой рубашкой, будто мы не в больнице, а на празднике. В своей бесформенной одежде я чувствую себя рядом с ним неловко.
