Боярская честь - [53]

— Федя, залезь на крышу конюшни и посмотри, что за забором делается. Не нравится мне эта тишина. Или они только вчетвером напали?

— Сделаю, боярин.

Федька исчез и минут через пятнадцать появился рядом со мной.

— Перед воротами верёвку поперёк дороги натянули, двоих сам видел. Может, и ещё кто есть, так темно, не видно ничего.

Так я и предполагал. Не могут они без пакостей мирно жить.

— Федя, давай так. Ты снова лезешь справа, со стороны конюшни, я — слева, от подклетей. Заходим им сзади, по моему сигналу нападаем и рубим.

— Каков сигнал?

— Крякну уточкой.

— И стрелу в бок получишь. Ты что, боярин, какая уточка ночью крякает? Тогда уж филином ухни — самая что ни на есть ночная птица.

Я признался, что не умею. Федька вызвался крикнуть филином сам. На том и порешили.

Я полез на подклети для продуктов слева от постоялого двора, Федька полез на крышу конюшни. Я перелез через крышу, повис на руках, спрыгнул на землю. Прижался к забору, двинулся в сторону ворот. До смутно мелькающих теней было метров семь-восемь.

Я медленно стал вытаскивать саблю, потом передумал, взял в руку кистень. Надо оглушить и попытаться взять пленного. Убить, напав сзади — просто, но важнее выяснить — кто такие и сколько их. Ну почему не подаёт сигнал Федька?

Что-то ухнуло поодаль — наверное, это и есть крик филина. Я лично никогда не слышал крика этой ночной птицы.

Я выскочил из-за угла забора, в три прыжка оказался за спиной противника и метнул в него грузик кистеня. Послышался тупой звук удара, и враг упал. Я расстегнул на нём пояс, перевернул его на живот и связал ремнём руки. Так спокойнее.

Из темноты возник Федька.

— Ты как, барин?

— Пленного вяжу.

— А я своего прирезал, — с гордостью сообщил холоп.

— Бери татарина за ноги, поволокли в избу — допросим.

Я взял пленника за руки, Федька — за ноги, и мы потащили его в избу. Там бросили на пол, как куль.

— Фёдор, запри дверь.

Федор громыхнул запорами. Так оно надёжнее.

На столе стоял кувшин с недопитым постояльцами квасом. Я вылил его на лицо пленника. Татарин — или кто он там был — завертел головой, открыл глаза.

— Ты кто такой?

Татарин попробовал пошевелить руками. Я пнул его в живот.

— Оглох? Думаешь — я церемониться с тобой буду? После того, как твои дружки всех постояльцев и прислугу перерезали?

Татарин завертел по сторонам головой. Интересно, что он хотел увидеть — убитую прислугу?

Я вытащил нож, вонзил его в плечо пленнику. Татарин взвизгнул, затем тонко завыл.

— Заткнись, не то обстругаю, как Буратино.

Вмешался Федька.

— Как кого обстругаешь?

— Ты лучше за окнами поглядывай, не ровен час — ещё гости пожалуют.

— Сколько вас было? — Я пнул пленника.

— Десяток, — процедил сквозь зубы татарин.

Оп-па! Шестерых мы с Федькой положили,

значит, четверо ещё где-то пакостничают.

— Где они?

— В соседней деревне, до утра сюда подойдут.

— Кто вы такие, как здесь оказались?

— Из улуса мурзы Ахмеда.

— Казанского ханства?

Татарин кивнул.

По большому счёту, я узнал, что хотел. Время не терпит, вскоре должны заявиться остальные. Теперь понятно, зачем пришли — пограбить. Да ведь как нагло — Москва совсем рядом, в часе езды на лошади. Меня это поразило.

— Деньги искали? Пленных хотели захватить?

— Как получится, урус.

— Кроме вашего десятка ещё татары есть поблизости?

Татарин отвернулся. Ну — ты сам выбрал свою дорогу. Я вонзил ему нож в грудь.

— Федь, слышал — ещё четверо должны подъехать. На коне бы их встретить — так темно и неизвестно, с какой стороны заявятся. Что думаешь?

— О мушкете думаю. Зря не взяли.

— Сам об этом подумал. Вот что. Я пойду пистолет заряжу, а ты пошарь в комнате хозяина.

Федька вскинулся:

— Я не тать.

— Не деньги искать тебя прошу. Не может быть, чтобы хозяин для защиты ничего не имел. Может, пистолет найдёшь или самострел.

— А, понял.

— Оружие ищи. Ножи, сабли брать не надо — у нас у самих этого добра навалом.

Я поднялся наверх. Двери в комнаты постояльцев были распахнуты, кое-где сорваны с петель. Заходить я туда не стал — зрелище не из приятных. Молодец, Федька, упредил татар, иначе и нам лежать бы с перерезанными глотками.

Я зарядил пистолет, повесил на пояс вторую саблю. Перевернул убитого татарина. Нет, пистолета у него не было — пара кривых ножей да сабля. Я поколебался, но снял с его пояса ножи и подвесил себе. На худой конец — метнуть в противника можно; не жалко — чужие.

Спустившись по ступенькам вниз, я увидел Федьку. Вид у него был чрезвычайно довольный.

— Гляди, боярин.

Холоп поднял со стола арбалет, называемый на Руси «самострелом».

— Отлично! А болты к нему есть?

— Аж три штуки нашёл.

— Три штуки мало.

Федька пожал плечами — сколько было, не на осаду же хозяин рассчитывал.

— Пользоваться умеешь?

— Обижаешь, боярин.

Федька умело потянул рычаг взвода, называемый за свою форму «козьей ножкой», наложил болт.

— Вот что, Федя, думаю — в избе обороняться будем. Окна небольшие, быстро в них не пролезть, да и мы дремать не станем. Наше дело — до утра живыми остаться и по возможности супостата побить. Эко обнаглели, на исконно русской земле разбойничают.

Федор приложил палец к губам:

— Тс-с!..

Я задул светильник. Не то мы были бы видны, как на сцене.