Боярская честь - [37]

— А теперь стреляй сам.

— Я?

— Конечно.

Пусть даже он никуда не попадёт — надо приучить всех к грохоту выстрела, пламени, дыму, пусть почувствуют отдачу.

— Прижимай его к плечу крепче, наводи ствол на цель и плавно спускай курок.

Федор целился долго — я не стал торопить, потом сам поймёт. Выстрел грянул для всех неожиданно. Федор заулыбался, потом потёр плечо.

— А он дерётся — как даст в плечо!

По очереди выстрелили все, потом делились впечатлениями.

Не хочется, но надо осваивать мушкет. Все армии, кроме, пожалуй, татар, уже имеют отдельные роты стрелков, а шведы перещеголяли всех — у них есть целые полки, вооружённые огнестрельным оружием. По крайней мере, пистолеты были у всех офицеров. Нельзя нам отставать.

На другой день я приказал всем взять лопаты.

— Это ещё зачем? Репу сажать?

Ратники засмеялись.

Я вывел их на луг.

— Главная сила конницы — в скорости. Когда на тебя идёт конная лава, удержать её пешему почти невозможно. А когда сходятся пешие рати, да ещё у врага и пищали есть, то главная задача ратника — зарыться в землю.

— Как кроту, что ли? — захихикал Федька-заноза.

— Именно так. Будете учиться рыть окоп.

Я показал, как это делается.

— Теперь пробуйте все.

Нехотя ратники принялись за дело. Я не заставлял их делать окоп в рост — это долго, а вот укрытие для лежащего научиться делать надо.

Федька рыл быстро, но землю разбрасывал вокруг окопа.

— Нет, Федя, не так. Землю кидай в сторону врага, вал насыплешь — он тебя от вражеских пуль или стрел прикроет. Называется он — бруствер.

— Чудишь ты что-то, боярин.

— Делай, что велено, сейчас увидишь.

Когда окопы были готовы, я приказал всем отойти, а Федору выстрелить в меня.

— Ты чего, боярин, убьёт ведь!

— Стреляй!

Я стоял в окопе, и когда Федор поднял пищаль к плечу, упал в него. И когда выстрел грянул, пуля лишь взбила фонтан земли.

Я поднялся из окопа.

— А теперь, Федор, ты ложись.

— Не, боярин, боязно мне.

— Я же остался живым, а ты что — трусливее меня?

Такого упрека Федор снести не смог и молча улёгся в окоп.

Я зарядил мушкет, прицелился по брустверу и выстрелил. Поднялось облачко пыли. Все бросились к окопу Федора. Он поднялся живой и невредимый, рот до ушей.

— Ну, понял теперь, зачем окоп и для чего бруствер перед ним?

— Понял, боярин!

— Когда окопа или ложбинки рядом нет — просто падайте на землю, и пуля пройдёт выше вас, или укройтесь за деревом, за конём, за телом убитого. Ясно?

— Поняли, боярин, уяснили.

— Лопаты оставить у себя, ручки укоротить. С длинной ручкой удобнее копать, да мешает она при передвижении. С короткой ручкой лопату с собой возить удобно, но копать ею медленно. Можете передохнуть немного, а потом будем учиться снимать дозорного.

Я решил их учить не только для боя, но и как пластунов. Так назывались в эти времена диверсанты-разведчики. Языка в плен взять, проникнуть в чужой лагерь, выкрасть чужого воеводу, диверсию какую устроить — для любого дела нужны навыки.

Ратники перевели дух, передохнули.

— Федор, встань сюда. Сегодня ты будешь изображать дозорного. Задача остальных — бесшумно его снять, то есть оглушить, связать и взять в плен. Кто попробует?

Вызвался Ванька — холоп из молодых. Он просто подошёл к Федору и треснул того кулаком по голове. Хорошо, у Федора шлем был. Федька возмущённо заорал:

— Ты чего дерёшься?

— Так ведь боярин сказал — оглушить.

— Нет, друзья мои боевые, так дело не пойдёт. Подобраться к дозорному надо бесшумно. Поперва попрыгайте — не бренчит, не звенит ли у вас чего? Подбираться надо скрытно, бесшумно — кашлять, чихать, разговаривать нельзя. Ногу не поднимать, иначе можно в самый неподходящий момент наступить на сучок. Он треснет, и вы получите удар саблей или пулю в голову, переполошите весь вражеский лагерь. Подошву несёте над самой землёй, если сучок и попадётся, вы его просто сдвинете в сторону. И ещё: Ваня, какой смысл бить врага по голове, если на том надет шлем?

Теперь я буду изображать дозорного, а каждый из вас пусть попробует меня снять. Если кого замечу и успею достать нож или пистолет, всё — вы провалили задание. Начали, Фёдор — ты лазутчик.

Я встал к ним спиной, но уловил движение Федора сразу. Выхватил нож и метнул его прямо перед ногой холопа. Нож вонзился в сантиметре от носка сапога. Федор испуганно отдёрнул ногу.

— Понял теперь? Одно постороннее движение — и ты убит или покалечен.

Я занимался таким образом с ними часто, а когда не мог проводить занятия сам, это делал Фёдор. И когда лёг снег, в боевом мастерстве мои холопы были на голову выше тех, кого я привёл от Опрышко.

— Колготной ты, боярин, — сказал мне как-то Федька, — но с тобой интересно — всё время ты что-то придумываешь. Я раньше думал, что знаю всё, что ратнику нужно.

— Так и есть, Федя. Чем больше узнаёшь, тем яснее становится, что знаешь мало и надо знать всё больше и больше.

— А зачем?

— Чтобы из сложной, иногда безвыходной ситуации домой живым вернуться, а не в гробу.

Когда ударили морозы, и реки покрылись льдом, всем боярам был объявлен смотр их дружин. Собрались во всеоружии на городской площади. Во главе своих малых и больших ратей ехали на конях бояре, за ними — их боевые холопы. За кем-то из бояр ехал один холоп, за некоторыми — не один десяток. Все в кольчугах или полудоспехах, с копьями, саблями и со щитами. Бегавший по площади писарь переписал на бумагу, кто из бояр явился и сколько ратников выставил.