Бояре Стародубские. На заре - [133]

– Господи! Да будет воля Твоя! – проговорил подошедший к ней отец, обнимая дочь. Слезы лились у обоих; свободно изливалось их страданье.

Глава XI

Время двигалось, уходили годы, и незаметно менялись и люди; слабело старое поколение, а молодое готовилось сменить его. И старики постепенно менялись внутренне; незаметно изменялись их привычки и взгляды. Несколько лет прошло с тех пор, как в памятный для Яковлева день он получил известие о Малаше. Теперь он получил еще одно письмо для передачи в Смольный монастырь послушнице Ольге. Он узнал на пакете руку ее отца, его старого знакомого, и постарался как можно скорее исполнить поручение. Стефан не забыл старого сержанта, и пролетевшие годы не изменили его участия к семье его, рассыпавшейся в разные стороны. Стефан надеялся увидеть еще когда-нибудь старика Харитонова. Он передал письмо в монастырь; но какие вести принесло оно послушнице Ольге, – это осталось для него неизвестно. Между тем вести эти были очень значительны для Ольги и могли бы совершить поворот в судьбе ее, если бы она не была так сильно проникнута религиозным духом. Стефан Яковлев не знал, что в пакете от отца к Ольге пересылалось ей письмо от Сильвестра. Это осталось тайной для всех, кроме сержанта, получившего и ответ Ольги для передачи Сильвестру, который вышел из монастыря, находя себя неспособным к этому призванию. После кончины больного ректора Киевской академии уже некому было поддерживать Сильвестра; религиозное чувство его не ослабело, но он впадал в меланхолию и сомнения насчет своего призвания. Такое состояние духа быстро подкашивало его физические силы, уже ослабленные строгою монастырской жизнью. Уже все начали забывать Сильвестра, никто не прославлял его талантов с тех пор, как он поселился в келье и ничем не заявлял своей умственной жизни, посвятив себя испытаниям послушника. Но вдруг стали расходиться слухи о том, что Сильвестр оставил монастырь и, сняв клобук, снова посвящает себя научным занятиям. Слухи оправдывались, и многие радовались, что оживут его таланты на пользу общества. Другие видели нечто недостойное в этом отречении и говорили, что он не вынес борьбы; но не было никаких данных, чтоб признать справедливыми такие толки. Объяснением могло бы служить письмо Сильвестра к Ольге, но никто никогда ничего не узнал о нем, кроме самой Ольги. Она получила его через свою келейницу, которая всегда передавала ей письма. Ольга только что вернулась в свою келью от всенощной, проникнутая глубоким спокойствием и блаженным состоянием бесчувствия относительно всего земного. Горний мир владел ее чувствами и мыслями, и слава небес затмевала темную земную жизнь и все преходящее. Взяв письмо, она равнодушно положила его на столе перед собою и опустилась на стул, единственный в ее келье; подле него была длинная дубовая лавка, покрытая грубым ковром, с подушкой в изголовье; она служила постелью Ольге. В углу близ лавки висела лампадка у образа. Сидя у стола, Ольга смотрела на свет лампады, который поддерживал в ней то мирное настроение, которого она искала как предвозвестия небесного блаженства! Все привычки Ольги были так же тверды, как ее вера. В привычках ее было также правило: никогда не распечатывать тотчас же полученное письмо. Она думала и в этот раз не распечатывать письмо до утра, чтобы не нарушить своего душевного настроения и не перейти к чтению суетных мыслей, если письмо было от Анны. Но она считала обязанностью помогать страждущим; на пакете был почерк отца ее, – быть может, он нуждался в ее помощи? С этой мыслью она взяла пакет и сломила печать. Из пакета она вынула большой лист тонкой бумаги, мелко исписанный, – это не был почерк отца. «Что же это?..» – подумала она, приближаясь с письмом к лампаде. При свете лампады в глаза блеснули ей тонкие, красивые буквы; они, казалось, заговорили, как живые, и сказали ей так много, значение сказанного было так сильно, что жалоба со стоном вырвалась из уст ее. «Ты, Боже, видишь, – прошептала она, обратясь к образу, – что должна я противопоставить безумию этого суетного мира!» Но минуту спустя гнев успокоился; гнев также не угоден Богу; она одумалась: может быть, письмо это должно было дойти до нее как обращение к ней страждущей души, и она прочтет письмо это, как читает письмо каждого пишущего к ней. Она села и при свете лампады прочла письмо Сильвестра:

«Примите исповедь мою, сестра Ольга, и примите решение, какое пошлет вам Господь! Простите мне мои старые ошибки и мое новое намерение, если оно недостойным вас покажется вам! Все в нем будет истинно, по разумению моему, свыше разумения никто же не может требовать. Выслушайте же без гнева. Я отдал в жертву небу свою молодость, свое влеченье к тайнам науки, я жертвовал своею и чужою судьбою, но жертва моя не была принята! Она была неугодна небесам! Напрасно чувство влекло меня к лучшему миру, мой разум противоречил чувству и не мог угомониться! В тиши монастыря, перед лицом природы, в памяти моей возникали все противоречащие учения и с враждебною силой подняли во мне сомнения. Отсутствие живой деятельности томило меня более лишений телесных. Время не облегчало меня, и я видел нескончаемый разлад душевный в будущем. Я не утаил моих сомнений в себе перед настоятелем монастыря, и он поступил со мною по справедливости, хотя негодовал на мое отступничество. Он заявил, что Господь не желает жертвы насильственной, и дал мне разрешение оставить монастырь, не оглашая мое выступление. Чтобы примирить меня с совестью, он указал мне неустанный труд и помощь нуждающимся. Я вышел из монастыря и целый год провел в беспрерывных занятиях умственных, посвятил себя науке. Я решил судьбу мою без посторонних влияний, по собственному убеждению, навсегда и готовлюсь к труду преподавателя. Теперь считаю долгом известить вас о моем освобождении через вашего отца. Отец ваш был моим покровителем в юности, я в долгу перед ним. Мое близкое отношение к семейству его привело вас на путь отречения; я дал вам когда-то обет: прийти к вам на помощь – и ныне почту себя счастливым обет сей выполнить! И в мире есть спасение в трудах непрестанных на пользу ближних; после долгого страданья и раскаянья обращаюсь к вам: оставьте свое отшельничество и примите руку мою! Вдвоем, работая над умственным развитием ближних, мы на другом пути приблизимся к Богу. Не лицемерно открываю вам душу мою, не ради земного счастья, только зову вас на путь этот, но ради открывшейся мне истины! Выходите из вашего уединения искать Бога посреди живых созданий его! Молю Бога вразумить вас и жду вашего последнего слова.