Бояре Стародубские. На заре - [10]

– И, Феклуша, здравствуй! – сказала ей Ирина Полуектовна, подходя к детям.

Дети, мальчик и девочка, упрямо прижимались к сарафану Феклуши, напрасно увещевавшей их подойти к тетке.

– Подойди, Вася, подойди, Луша, тетка-то привезла вам гостинцев!

Ирина Полуектовна спешила развязать свои холщовые и небольшие камчатные дорожные мешки и вынуть из них золоченые пряники, инжир и другие сласти, получаемые тогда по всей Руси с торга в Макарьеве, около Нижнего. На торг этот направлялись все товары и лакомства с Дальнего Востока, Сибири и из городов России, пока позднее весь торг не перешел в самый Нижний и стал известен под именем Нижегородской ярмарки.

Увидав пряники, дети живо протянули свои ручонки к приезжим. Паша схватила на руки девочку и расцеловала ее.

– И меня подыми! – просил Вася, доверчиво глядя в глаза ее, сиявшие лаской, и любуясь на красные щечки Паши.

Степанида степенно стояла подле старого боярина, сложив скромно руки и потупившись; она расспрашивала его о здоровье. Она просила наставить их на путь: «Чтобы знали они, что должно им делать ему в угоду, где поместиться и где свои вещи расставить».

– Все вам покажет Феклуша, – ласково сказал дед, довольный кротким и покорным обращением Степаниды, которую допустил к руке своей, а Пашу поцеловал в обе щеки при встрече.

Феклуша здоровалась с боярышнями, почти земно кланялась боярыне Ирине Полуектовне за то, что она признала ее, Феклушу, не забыла.

– А я вам заслужу, – щебетала она, – провожая их наверх, отворяя дверь и указывая на крутую лестницу, ведущую в покои терема. Остаток дня прошел в расстановке и уборке привезенных вещей. Захар помогал во всем как человек, изучивший новую местность, усадьбу Лариона Сергеевича, в которой прожил уже более трех дней. Вечером пришел наверх старый боярин побеседовать с семьей. Он расспрашивал, на кого Ирина Полуектовна оставила усадьбу, советовал и указывал, как им расположить все у себя, чтоб им было удобно, но особенно поручал он им беречь его маленьких внучат, упрашивая Ирину Полуектовну взять на себя этих детей, уже полусирот.

Боярин ушел, наконец, обещая посещать их иногда и приходить посмотреть на внучек и побеседовать, согласно обычаю, допускавшему в терем и мужские лица, принадлежавшие к семье, особливо старших родственников.

Ночью утомившиеся путешествием приезжие боярыня и боярышни – все крепко уснули на новых местах. Дети уснули, сжимая в руках золоченые пряники; Паше снова снился темный бор их старой усадьбы, освещенный солнцем, со снегом и снегирями; боярышня Степанида спала с грустно опущенной на руку головой, и ей снился старец Аввакум, идущий пешком с женою и детьми по скользкой дороге пустынных и замерзших болот. И слышался ей его голос: «А ты присмотри за детьми-сиротами!» – и голос этот напоминал голос деда Лариона Сергеевича. Игнатьевна спала необыкновенно сладко, утешенная ласковым приемом боярина и уверившись, что боярышням ее предстоит здесь легкая жизнь под его покровом. И во сне снились ей готовые кошели с золотом, открыто расставленные на разных поставцах[2] по стенам во всех нижних покоях Лариона Сергеевича.

С рассветом утра исчезли блаженные сны, и настала новая и непривычная жизнь. Боярыне Ирине Полуектовне и дочерям ее пришлось просидеть весь день наверху в теремах и без занятий, к которым они привыкли у себя дома. В хозяйство Ирина Полуектовна еще не вступала, хлопотать ни о чем не приходилось. Степаниде совестно было читать свои книги на глазах у незнакомой ей девушки Феклуши; она опасалась ее расспросов и просила у нее: «Нет ли чего пошить для детей?»

– Сшей мне мяч! – просил Вася.

– Я сошью тебе мяч! – вызвалась Паша, обрадованная, что нашлось занятие. В играх с детьми она нашла себе развлечение, они строили себе дома, гуляли по комнате, стена которой изрисована была деревьями и травами, дети же считали это садом за неимением другого сада! Паша кормила детей, сказывала им сказки, но через несколько дней и это занятие недостаточно развлекало ее. Ей недоставало воздуха, свежего воздуха, которым так легко дышалось, ей наскучило оставаться в четырех стенах; она подходила к двери и смотрела вниз по лестнице с желанием сбежать с нее.

Глава III

Бродя от скуки по всем углам терема, Паша натолкнулась на маленькую дверку, ведущую на холодный чердак; она отворила ее и из любопытства заглянула туда, и на нее повеяло холодным ветром; Паша жадно потянула в себя свежую струю воздуха. Вдали блеснул ей свет из окна на крыше, она быстро пробралась к нему по бревнам и балкам темного чердака, и как обрадовалась она, как забила в ладоши! Из небольшого окна, прорубленного в крыше и не заделанного ни решеткой, ни слюдой, она увидела далекое открытое поле, за ним вправо от дома темный лес, а за лесом церковь, от которой доносился мягкий звон колокола. Недалеко от леса блестела не замерзшая еще синяя полоса воды; широкая река, повернув от леса на запад, уходила вдаль по ровному лугу. Паша загляделась вдаль и, опустив голову на грудь, сидела неподвижно на одной из балок чердака, пока не продрогла вся, проникнутая холодным воздухом в своей легкой одежде, и не сбежала вниз погреться.