Бой под Талуканом - [7]

Лебедков, пунцово-красный как вареный рак, полз на четвереньках под тяжестью гранатомета. Эти лишние двадцать пять килограммов не разделишь на двоих, все достается одному. Поэтому гранатомет в чехле пристегнут к спине, вещмешок болтается на груди, автомат – в руках. Ползет, как трактор, пашущий целину. Через пару часов сержант совершенно выбился из сил, и пришлось взять его автомат.

– Юра, давай напрягайся, не отставай, еще немного, и пойдем на спуск, он пологий, как по катку съедем.

– С горочки катить хорошо, но ведь затем вновь вверх лезть, и чем глубже скатимся, тем тяжелее подниматься потом, – вздохнул сержант.

– Чем я тебя могу приободрить? Маши крыльями, лебедь, и курлычь, может, получится да взлетишь!

Лебедков тяжело вздохнул и, сплюнув, прохрипел:

– С этой «дурой» взлетишь, как же, только шею сломаешь! Разве что мина подкинет в небо.

На ближайшей вершине – короткий привал, а таких подъемов придется преодолеть еще два. Кошмар! Вот это романтика, мать ее!!!

– Вперед, вперед, быстрее! – заорал Грымов. – Комбат недоволен, что отстаем, все уже на задачах, одни мы еле тащимся.

– У них точки поближе, а нам от техники сегодня приходится дальше всех топать, – простонал Острогин. – Почему такая несправедливость, почему я в тыловики или технари не пошел?

– Серж, ты лучше тогда в финансисты б двинул, получку без очереди получали бы, – усмехнулся Ветишин.

– А еще лучше – гээсэмщиком, спирт всегда под рукой, и нам отливал бы, – мечтательно произнес Бодунов.

– Ребята, если бы Острогин занимал эти должности, то с нами бы он и не здоровался. Вы посмотрите: он среди нас как граф или князь какой держится, а возле этих материальных ценностей простых пехотинцев в упор замечать не будет, – улыбнулся я.

– Ну почему ты так о людях плохо думаешь, по себе судишь, а? Кто тебя бесплатно минералкой и лимонадом поит, салатами, шпротами и лососиной кормит? Кто? Молчишь! Вот тебе, неблагодарный, я точно спирта не отлил бы!

– Иди, Серж, лучше отлей за камень, пока на горе сидим, и не выступай, а не то сейчас вниз пойдем, некогда будет, съехидничал я.

– Бывают у нашего Ника умные мысли, пойду, пока руки окончательно не замерзли, штаны расстегну самостоятельно.

– Можно подумать, даже если ты настоящий граф, кто-то будет тебе помогать и это концевое изделие из штанов вытаскивать, – язвительно произнес Грымов, до сих пор не встревавший в разговор. – Беги быстрее за камень, да смотри, чтоб ветром на нас ничего не принесло.

Солдаты, подстелив под задницы и спины бронежилеты, поехали, как на санях, в распадок. У кого не получалось – катились кубарем.

– Лебедков, дай-ка мне свой броник! – рявкнул Эдуард.

– Товарищ лейтенант, а как же я? Как спущусь?

– Поедешь на АГСе: садись верхом, держись за ствол – и вниз со свистом.

Грымов стянул бронежилет с сержанта и, усевшись, с громкими воплями покатился, но наскочил на камень и закувыркался до впадины.

– Сережка, что тебе это напоминает? Какую картину? – поинтересовался я у Ветишина.

– «Переход Суворова через Альпы».

– А мне – «перелет Грымова через Гиндукуш».

– Ха-ха-ха… – дружно засмеялись мы втроем.

– Что ж, ребята, покатимся или поедем? – спросил Марасканов.

– Ехать не на чем, я побегу, – ответил Острогин и попытался проскакать по снежному насту. Ничего из этого не вышло, и он кубарем укатился вниз до самого дна.

– Ты как хочешь, Игорь, а я покачусь, ползти по пояс в снегу не хочу.

– Что ж, попробуем.

Я отшвырнул мешок подальше, и он, подпрыгивая, улетел в ущелье. Затем, прижав автомат к груди и закрыв глаза, лег и покатился сам. Снег забил глаза, рот, нос, но через две минуты под громкий смех тоже оказался внизу. Все отфыркивались, отряхивались от снега, выбивали его из обуви. Спуск каждого вновь прибывшего солдата и офицера встречался дружным хохотом.

Веселье быстро закончилось: предстоял подъем на очередную вершину.

* * *

Неделю рота прочесывала плато. За это время с природой произошли разительные перемены. Резко потеплело, снег и лед растаяли, отовсюду потекли по расщелинам ручейки, соединяющиеся в речушки, которые, сливаясь, превращались в мощные потоки воды. Ни снега, ни льда как и не бывало, только кое-где в овражках белели небольшие пятна.

– Чего ты приперся? – неласково спросил я поднимающегося на нашу точку Острогина. – Почему не разыскиваешь трофеи?

– А сам почему не ищешь? Ты у нас в роте – первая розыскная собака! Отцы-командиры, лучше пойдем делать исторические кадры: «купание красных офицеров в горной реке зимой»! – заорал Серж, когда добрался до нас. – Я захватил с собой в рейд фотоаппарат, а Ветишин подойдет через несколько минут. Будет классный групповой портрет на фоне этих «альпийских видов». А ты грубишь.

– «Купание красных офицеров» – это как «Купание красного коня»? – поинтересовался я. – Нас потом овсом кормить еще больше начнут. А чего ты Сережку бросил, он без тебя справится?

– Да чего там справляться? Саперы разминировали избушки, только одна и нашлась мина в этой долине «духов».

Мина совсем древняя, года три как установлена, старая, ржавая.

– Уходить будем – поставим новую, – усмехнулся я.

– Нашли еще чего-нибудь? – спросил Марасканов.