Бой под Талуканом - [29]

– У-у, а мы-то смотрим, что ты сильно постарел с того времени, – произнес я.

– Ну это просто я без грима и прически, на мне нет концертного костюма, – смущенно вымолвил Валежик. —

Я просто удивляюсь, что вы не слышали мою фамилию. Я понимаю: кассеты сильно искажают песни. Мой голос, конечно, на них хриплый, но не на столько же! Что, и фамилию ни разу не слышали?

– Нет! Название группы знаем, песни слышали, а фамилию… нет, не знакома, – смущенно признался Ветишин.

– А кто из известных музыкантов был у вас на гастролях раньше?

– Были Леонтьев, «Крымские девчата», Кобзон.

– Кобзон! Ха! Известный музыкант.

– У нас говорят: «легче остановить бегущего бизона, чем поющего Кобзона», – ухмыльнулся Острогин. – Валера – молодец, нравится, а остальные все – так, ерунда. «Крымские девчата», говорят, очень хороши были, народу по душе пришлись, особенно по ночам отлично резвились.

– Нет, ребята, вы определенно юмористы! Жаль, что у нас нет номера эксцентрического жанра, я бы захватил всех с собой, – сказал Валежик и обратился к девушке – Пойдем, Наташа, повеселим нашу группу смешной историей.

Когда они удалились, я сказал, хмуро оглядывая приятелей:

– Мужики, по-моему, мы выглядим в их глазах полными придурками.

– Никифор, почему мы? В основном говорил ты, – улыбнулся нахально Ветишин. – Получается, ты из нас самый придурковый?

* * *

– Как отмечаем День Победы? – поинтересовался Ветишин. – Замполит будет мероприятия для офицеров организовывать?

– Нет, не будет, денег нет! Только просмотр телепередач. Идем смотреть фильм «Освобождение».

– Ну что ж, пойдем, – вздохнул Острогин, надевая полусапожки. – Каждый год одни и те же фильмы смотрим, может, когда-нибудь и про нас снимут?

– Обязательно, если смогут подобрать актера такого же фотогеничного и обаятельного, как ты, Серж! – произнес я с сарказмом. – Кстати, никогда не задумывался о бессмысленности множества жертв войны? При штурме Рейхстага погибла целая дивизия, а во время взятия Берлина – сотни тысяч наших солдат и офицеров! Зачем? А все потому, что любят у нас подарки Родине и советскому народу делать! Взять город к 1 Мая – и все тут! Подарок сумасшедшему тирану стоил миллионов никогда не родившихся детей и внуков. Надо было окружить Берлин и ждать, пока фашисты сами сдадутся. Они же в блокаде не будут годы сидеть, как ленинградцы. Вокруг одни наши войска, запасы продовольствия минимальны. Через неделю-другую с поднятыми руками сами бы вышли. Американцы были не дураки «зубы ломать» о такую крепость, уступили это право нам Вот маршалы и посылали город штурмовать в последние дни и часы войны, опять любой ценой. Помнишь, Серж, как Жуков в кинофильме по телефону с командиром дивизии разговаривает: «Медленно, медленно двигаетесь!» А куда торопиться-то? За очередным орденом Победы для полководца? На «окопников» всем наплевать. Мы для них «живая сила», «людские ресурсы», «человеческий материал»…

– Ты, Ник, что-то заговариваться стал! Хорошо, тебя никто не слышит, особенно Грымов. Какая-то сплошная «антисоветчина».

– Кроме вас, никто не слышит, а если что, в особом отделе откажусь, ничего, мол, такого криминального не говорил. Да и куда можно отсюда сослать?

– Ты ревизионист? – ухмыльнулся Острогин.

– Нет, оппортунист, даже кличка такая в училище была.

– А мой папаня такими, как ты, всю службу занимался, – рассмеялся Ветишин. – Он ведь у меня полковник КГБ, особист!

– Да я знаю. А ты почему тут с нами гниешь? Рылом в «дзержинские» не вышел? Или же потихоньку готовишься в «железную гвардию» госбезопасности?

– Не знаю даже, морально еще не готов. У меня склад характера не соответствующий. Я добрый, мягкий, пушистый, покладистый, нет ничего от «железного» Феликса.

– Так что, будем дальше о политике болтать или о бабах? – спросил Острогин.

– Вот Грымов идет к нам, о бабах тоже не получится. Он не любит разговоры о них, непонятный какой-то. Просто собираемся и молча идем в комнату отдыха, к телевизору, – предложил я и увлек друзей за собой.

Все когда-нибудь кончается, особенно хорошее. Мы пришли – и, не разгружаясь, в путь. Только и успели, что пополнить боеприпасы и получить сухпай. В столовой я встретил Мелентия Митрашу.

– Дружище, ты куда? Неужели домой?

– Все, Ник, заменщик на пересылке, шмотки собраны. Продай свой магнитофон, будь другом. В магазине сейчас нет, а ты потом новый купишь.

– Братишка! Я бы рад, не жалко, но его пьяный Грошиков кинжалом слегка рубанул, на передней панельке две зазубрены.

– Хрен с ними, будет память о тебе и контуженом Грошикове. Даю две сотни чеков, минус пятьдесят за шрамы и царапины. Договорились?

– Ладно, давай.

– На, держи свои деньги. Где аппарат?

– У старшины в каптерке, иди, забирай. Счастливо долететь!

– Пошел к черту!

– Спасибо, друг!

– Да, Ник! Представляешь, какая тут ерунда получилась, с должностью меня кинули. Помнишь, я с бумажками по штабам носился, потому лишний месяц в полку просидел. Хорошо хоть не по горам или в «зеленке» все это время лазил, а продукты для постов на вертолете доставлял.

– А почему кинули?

– Потому что холостяк! И с академией из-за этого же «бортанули». А может, я еще не нашел свою суженую? Кадровик в штабе армии мне заявил: «Когда найдешь, станешь замполитом батальона, тогда и в академию прямая дорога». Что ж, холостяк – не человек?