Бой на Мертвом поле - [3]

-- Будем этого одного искать, -- Арефьев подвинул конверт ближе к Камчадалову. -- Берите, у меня нет больше терпежа сносить эту боль...

Когда они вышли на улицу, Арефьев подошел к водителю голубого "мерседеса" и угостил его сигаретой. Машина подала багажником в открытые ворота и вскоре вместе с гостем выехала на улицу.

Глава вторая.

Злату он застал в спальне. Она стояла возле трюмо и вытирала глаза. Он обнял ее, прижал к себе.

-- Что сказал врач? -- спросила женщина.

-- Взял, но ничего нового не сказал.

И Арефьев передал ей разговор с доктором.

В половине седьмого охрана доложила, что у ворот просит о встрече пастух Раздрыкин. Обычно он приносит бидончик козьего молока и оставляет его охране. Но это по утрам. В другое время Арефьев вряд ли бы дал согласие на такой необязательный визит, однако, пребывая в хандре, он коротко бросил:

-- Впустите его во двор, я сейчас спущусь.

С каким-то внутренним противоречием он шел на встречу с этим немного странным козьим хозяином. Безработный, здоровенный, лет сорока человек, целыми днями болтался со своим стадом в окрестностях Опалихи. И всякий мог видеть следы выпаса парнокопытных -- повсеместно обглоданные кусты сирени и акаций.

Петр был одет в брезентовую, до белизны выгоревшую безрукавку, с большими кнопками на груди. Штаны тоже полинявшие и вытертые до дыр. На босых ногах, давно просящие каши, кеды. Из одной из них торчал большой, с пожелтевшим ногтем, палец. У него красное от загара лицо, живые зелено-янтарные глаза.

-- Заходи, -- пригласил гостя Арефьев и повел его за собой.

Они обогнули дом и вошли в тень раскинувшихся кустов жасмина, среди которых притаилась беседка с разноцветными стеклами. Когда они уселись за ромбовидный стол, Раздрыкин положил на него газету "Пульс Опалихи" -разворотом к Арефьеву.

-- Смотрите, Герман Олегович, как они меня кинули мордой в грязь.

Арефьев не без интереса прочитал, на три колонки, крупный заголовок: "И у нас есть свои зоофилы?". Материал сопровождала обильная подборка фотографий, на которых был изображен сам пастух и его стадо. Среди животных особенно выделялась коза Табуретка -- старая, с большими рогами и молочным выменем. И по мере того как Арефьев вчитывался в текст и вглядывался в снимки, глаза его хищно сужались, на щеках заходили желваки.

-- Тебя, Петро, действительно грязно кинули, -- тихо проговорил Арефьев. -- Но в чем правда?

-- Да какая к черту правда, Герман Олегович! Тут одна черная клевета. Смотрите, что мерзавцы придумали... Журналист задает вопрос сексопатологу, затем председателю комиссии по охране животных и даже директору зоопарка, дескать, как они смотрят на такой экземпляр, как я?

-- Успокойся, парень, я не суд и не следователь. Если ты ко мне пришел, говори -- да или нет. Все! Я жду...

-- Клянусь детьми, нет, нет и нет! Я же пятерых детишек настругал, зачем же мне еще козы?

-- А кто этот прокуда, с чьей подачи написано все это дерьмо? Получается, что как будто кто-то лично видел, как ты трахал козу Табуретку?

-- Вот в том-то и дело -- кто он? Я пошел в редакцию, но мне эта курва, редакторша, сказала, что не может назвать источник, поскольку по закону она не обязана этого делать. Значит, меня можно прилюдно полоскать в позоре, а назвать гада, который меня до смерти опоганил, нельзя. Как я буду смотреть детям в глаза? И как они пойдут в школу?

Крупные слезы полились по загорелым, рано проморщининым щекам Раздрыкина.

-- Хорошо, Петро, а чем, собственно, я могу тебе помочь? -- у Арефьева даже боль в спине поубавилась. Он подумал о пистолете в столе.

-- Если можете, одолжите мне деньжат, я пойду с ними судиться. После такой рекламы я теперь не смогу продавать молоко. Все соседи враз отказались, а я ведь за счет этого только и перебивался...

-- Я, разумеется, тебе дам денег, но ты, Петро, должен сказать всю правду.

-- Да какая, к хрену, правда! -- пастух явно заводился.

-- Подожди, парень, не штампуй ахинею. Я тебя о другом спрашиваю: из-за чего они тебя так облажали? Ведь без причины ничего не бывает. Верно?

-- Хорошо, скажу, -- Раздрыкин нервно отстегивал и застегивал кнопку на безрукавке. -- Во время выборов нашего мэра я создал комитет...Ну, какой там комитет, одна видимость...Собралось нас шесть мужиков и решили мы этого каплуна прокатить...

-- Кого конкретно?

-- Нынешнего мэра, жириновца, наобещавшего сделать из Опалихи новые Васюки. И став мэром, тут же, за бесценок, продал лесопилку, но и этого ему показалось мало. Ввел местные тарифы на электроэнергию, газ, словом, как следует прижал свой электорат...А мы ведь людей предупреждали.

-- Значит, тоже попортили ему крови?

-- Да с него, как с гуся вода. Такого злопамятного питона я еще в своей жизни не встречал. Вот он меня с помощью этой профурсетки из редакции живьем на шампур и насадил.

Арефьев, задумчиво глядя куда-то за стены беседки, равнодушно изрек: "Не прищеми да не будешь прищемлен". Он вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер.

-- Злата, я с Петром в беседке. Возьми мой портмоне...кажется, я его на рояле оставил, и принеси его сюда...И прихвати что-нибудь выпить...