Бой на Калиновом мосту - [135]

— Все живо и здорово, только Русая Руса увезена.

— Кто её увез?

— Неугомон-царевич.

Кощей поехал домой и сказал:

— Семерыя дети! Принесите мне семерыя вилы, поднимите мои тяжелыя брови! Посмотрю я, далеко ли едет Неугомон-царевич.

Семерыя дети подняли ему брови, и он сказал:

— Нечего торопиться! Пашите пашню, сейте хлеб, жните, молотите, мелите муку, пеките хлебы; тогда я поеду.

Когда посеяли хлеб, сжали, смолотили, смололи и напекли хлебы, Кощей поехал догонять; догнал Неугомон-царевича, отобрал Русую Русу и не велел более красть ее.

— Не то жестоко накажу, а теперь не наказываю за то, что освободил меня.

Неугомон-царевич во второй раз приехал к Кощею и увез Русую Русу. Кощей тоже был в поле в это время; он спросил у коня:

— Вещий конь! Скажи, все ли в моем доме живо и здорово?

Конь сказал, что Неугомон-царевич опять увез Русую Русу. Кощей приехал домой, говорит:

— Семерыя дети! Возьмите семерыя вилы, поднимите мои тяжелыя брови! Посмотрю я, далеко ли едет Неугомон-царевич.

Семерыя дети вилами подняли ему брови, посмотрел он и говорит:

— Смелите муки, испеките хлебы, я поеду догонять.

Догнал он Неугомон-царевича, постегал его плетью и не велел возвращаться.

— А то за одну ногу дерну, за другую и разорву! И увез Русую Русу.

Неугомон-царевич в третий раз увез Русую Русу. Кощей опять был в поле, опять опросил коня:

— Вещий конь! Скажи, все ли в моем доме живо и здорово?

Конь сказал, что Русая Руса увезена. Кощей вернулся домой, говорит:

— Семерыя дети! Возьмите семерыя вилы, поднимите мои тяжелыя брови!

Когда семерыя дети подняли ему брови, посмотрел он и сказал:

— Испеките хлебы, я поеду догонять.

Догнал Неугомон-царевича, разорвал его и бросил, а Русую Русу увез.

Когда Неугомон-царевич прощался с братьями Русой Русы, он оставил им ожерелье; когда братья увидели, что оно почернело, один из братьев поедал искать Неугомон-царевича. Он нашел его разорванного и спрятался за его телом; воронья множество налетело; он поймал одного вороненка; ворона закричала:

— Отпусти! Отпусти!

Он велел ей принести живой и мертвой воды, привязал под крылья пузырьки и наказал:

— Прилетишь к мертвому морю, наклонись левым крылом, прилетишь к живому морю, полетишь через негр, наклонись правым крылом.

Ворона принесла воды. Он сбрызнул тело Неугомон-царевича мертвой водой, оно срослось; сбрызнул живой водой, Неугомон-царевич встал и сказал:

— Долго спал, да скоро встал.

Братья Русой Русы стали уговаривать Неугомон-царевича не доставать ее, но царевич не согласился; тогда братья стали учить его, что сделать. Нужно было пойти к вдове одного богатыря, пропасти у ней три дня лошадей и получить за это никакого другого коня, кроме паршивого жеребенка. Пошел Неугомон-царевич; дорогой его паут ужалил в лоб, хотел он его убить, но тот взмолился:

— Не бей меня, дай напиться! На время я тебе пригожусь.

Он отпустил его. Потом он встретил волка, хотел убить его, волк взмолился и говорит, что он на время ему пригодится. Поймал Неугомон-царевич щуку, щука взмолилась, говорит, что она ему на время пригодится. Неугомон-царевич отпустил и волка, и щуку.

Пришел к вдове богатыря; у ней сидят прикованные на цепи богатыри, которые прежде пасли у неё лошадей и не могли укараулить. Они говорят ему:

— И ты будешь с нами.

Та послала его караулить тридцать три кобылы. Он выгнал их в поле, кобылы улеглись на земле; Неугомон-царевич подумал: «Что караулить такой смирный скот», — и лег спать. Проснулся, кобыл нет, он загоревал. Вдруг видит, кобылы бегут к нему; их гонят пауты, а впереди их летит тот, который укусил его в лоб. Неугомон-царевич пригнал кобыл ко вдове; это были три её дочери и тридцать черных девиц. Вдова стала ругать дочерей, что оне не могли убежать от Неугомон-царевича, и казнила старшую дочь.

На следующий день велела за старшую быть средней. На следующий день Неугомон-царевич опять выгнал кобыл в поле и опять не утерпел, заснул. Кобылы опять убежали. Проснулся, кобылы бегут; их гонят волки, а впереди волков тот, которого он раздумал убить. Вдова казнила среднюю дочь. На третий день Неугомон-царевич выгнал кобыл в поле и опять заснул. Проснулся, кобыл нет, убежали. Тут щука, которую он отпустил живою, сделала большую воду, кони всплыли и могли выйти на берег только там, где ждал их проснувшийся Неугомон-царевич. Вдова казнила и третью дочь. Потом она дает ему позволение выбрать из хороших коней, но он просит себе паршивого жеребенка; то был старший брат Кощеева коня. Вдова говорит ему:

— Куда же ты уедешь на таком жеребенке? Возьми хорошего коня!

Неугомон-царевич говорит:

— Моя служба была небольшая, я все спал, будет мне и этого!

Взял жеребенка на плечи и понес. Пронес один день; вечером жеребенок говорит:

Отпусти меня к матери на молоко; я стану сильнее, а завтра утром, когда буду бежать мимо тебя, попадай в меня шапкой.

Назавтра конь бежит; Неугомон-царевич попал ему шапкой в шею. На другой день Неугомон-царевич провел его — уже не нес на себе. На вторую ночь конь опять отпросился на молочко; назавтра Неугомон-царевич попал коню в бок; на этот день он проехал на нем. Вечером опять конь просится на молочко. Утром Неугомон-царевич видит только пыль, которая по полю несется, узнать не мог, что это конь бежит; все-таки догадался, кинул шапкой и попал в конец хвоста; конь остановился. Конь привез его к котлу с сильной водой и говорит: