Бостонцы - [45]

– В его устах всё звучит очень соблазнительно, – сказала Верена. – Он говорит, что если я стану его женой, то меня ждёт успех, о котором я даже не мечтаю. Что став его женой я проснусь знаменитой. Я лишь должна сказать, чего хочу, и он позаботится обо всём остальном. Он говорит, что каждый час моей юности бесценен, и мы прекрасно проведём время вместе, путешествуя по стране. Думаю, вы согласитесь, что всё это очень заманчиво – ведь я не настолько серьёзна как вы!

– Он обещает вам успех. А что вы считаете успехом? – вопросила Олив, глядя на подругу с холодным одобрением, которым обычно выражала симпатию и согласие, когда ей приходилось с чем-либо соглашаться. Для Верены такой взгляд был не в новинку, однако нравился ей не больше, чем при первом знакомстве с ним.

Верена немного подумала и затем ответила с улыбкой, но в то же время доверительно:

– Создать силу, которой невозможно противиться. Заставить Конгресс и законодательные органы штатов отменить некоторые законы и принять другие, – она произнесла эти слова механически, как будто они были частью давно заученной наизусть молитвы, и Олив понимала, что она это делает, чтобы подшутить над ней. Они очень часто говорили об этом раньше, и мисс Ченселлор то и дело находила повод напомнить подруге, что такое успех. Разумеется, теперь было несложно доказать ей, что заманчивое предложение мистера Пардона – совершенно другое дело. Это лишь ничтожная ловушка с жалкой приманкой в виде потворства тщеславию и нетерпению, способ убрать её с пути и позволить ему набивать свои карманы. Олив понимала, что девушка часто бывает непоследовательной: она видела, насколько та может быть серьёзной, и в то же время необъяснимо непредумышленно легкомысленной, как сейчас, когда подшучивает над одним из их важнейших постулатов. Впрочем, она уже решила, что Верена не должна быть подобна ей самой. Ведь она цельная, монолитная, а Верена как будто состоит из множества кусочков, между которыми иногда появляются бреши, и из них изливается таинственное насмешливое сияние. Именно это различие между ними позволяло Верене считать заманчивым обещание мгновенного успеха, данное мистером Пардоном, да и вообще терпеть этого человека. Олив старалась списывать подобные вещи на юный возраст и провинциальное воспитание. Олив не понимала, что когда Маттиас Пардон попытался предложить Верене руку и сердце, она окинула долгим задумчивым взглядом ту яркую картину, которую он нарисовал перед ней, и затем отвернулась от него ради подруги и ради всех своих порабощённых сестёр. Это означало, что Верена пошла на жертву, и мысль об этом позже позволила Олив быть уверенной в их безопасности. Она знала, что этот молодой журналист просто так не оставит их в покое. Но теперь она была уверена, что Верена не переметнётся к нему.

Также было правдой и то, что сейчас мистер Бюррадж уделял огромное внимание их маленькому домику в Кембридже. Верена рассказала ей об этом, и рассказала многое. Он приходил теперь без мистера Грэйси, мог сам найти дорогу и как будто предпочитал обходиться без компании. Он так понравился её матери, что она почти всегда выходила из комнаты – это было главным доказательством высокого доверия миссис Таррант мужчине-посетителю. К этому моменту они знали о нём почти всё. Что его отец умер, его мать очень известная светская дама, а сам он владелец неплохого наследства. Он коллекционирует предметы искусства, картины и статуи, которые заказывает в Европе. Многие из них можно увидеть в его квартире в Кембридже. У него есть инталии и алтарные покрывала из Испании и картины великих мастеров. Он не такой как все, он так радуется жизни, что думает, будто каждый может поступать так же, если только захочет. Через некоторое время Верена сказала Олив, что он хочет, чтобы она посетила его дом и увидела его сокровища. Он очень хотел показать их ей, так как был уверен, что она придёт в восторг. Верена тоже была в этом уверена, но не хотела идти одна и попросила Олив пойти с ней. Они выпьют чаю, – там кроме них будут другие дамы, – и Олив расскажет ей, что она думает о жизни, наполненной роскошью. Если бы мисс Ченселлор не решила не придавать большого значения подобным вещам, она бы уже забила тревогу. Она молилась, чтобы мужчины с избытком свободного времени наконец оставили Верену в покое. Но пока этого не предвиделось, она предпочитала знакомиться с максимально возможным количеством поклонников подруги и затем классифицировать их в поисках недостатков. Если бы Олив была не настолько суровой, её бы позабавило то, с какой откровенной готовностью Верена включилась в этот процесс. Она с удовольствием объясняла, что мистер Бюррадж, похоже, совершенно не хотел того, чего хотел мистер Пардон. Он куда чаще просил её рассказать о её взглядах и ни разу не намекнул на то, что хочет стать её мужем или агентом. Дальше всего он зашел, когда заметил ей, что она нравится ему по тем же причинам, по которым ему нравятся его старые эмали и вышивки. И когда она ответила, что не понимает, чем она напоминает подобные предметы, он ответил, что она такая же уникальная и нежная. Она была не против того, чтобы быть уникальной, но насчёт нежности жестоко протестовала. Ей меньше всего хотелось, чтобы её считали нежной. Когда мисс Ченселлор спросила, уважает ли она мистера Бюрраджа, она ответила со сладким фальшивым смешком, но при этом, похоже, абсолютно искренне, что это не имеет никакого значения, ведь они решили, что это всего лишь фаза, которую ей предстоит пройти. И чем раньше она её пройдёт, тем лучше, разве нет? Похоже, своим визитом к мистеру Бюрраджу она думала ускорить этот процесс. Как я уже говорил, Верена с удовольствием считала эту «фазу» чем-то неизбежным и не раз говорила Олив, что если им предстоит битва с мужчинами, то чем больше они о них узнают, тем лучше. Мисс Ченселлор спросила, почему бы её матери не отправиться с ней посмотреть на эти диковинки, тем более что она упомянула, что их почитатель не преминул пригласить и миссис Таррант. Верена сказала, что это, конечно же, было бы проще всего, но её мать не сможет так же хорошо, как Олив, объяснить, следует ли ей уважать мистера Бюрраджа. Необходимость решить, заслуживает ли мистер Бюррадж уважения, приобрела для двух молодых женщин масштабы знакового события. Олив поначалу отвергла это – не необходимость принять решение, а само мероприятие, поскольку, если мистер Бюррадж продолжит выводить её из себя, Верена могла подумать, что мисс Ченселлор несправедлива по отношению к нему. Она была уверена, что он ведёт более сложную игру, чем молодой Маттиас и хотела повнимательней к нему присмотреться.