Босоногий гарнизон - [13]

Но налет на почту совершили Тимошка и Семка. Сделали сами, никому не говоря ни слова, даже Аксену. Почта находилась в старом доме, дверь которого не запиралась. Может быть, поэтому комендант поставил здесь часового. Тимошка и Семка выбрали минутку, когда часовой пошел в комендатуру, и проникли в дом, схватили два легких мешка и вихрем умчались к оврагу. На почте оказался забытый немцем карабин. Тимошка прихватил и его с собой. Письма отнесли к перелеску и сожгли, а карабин Тимошка спрятал в тайне от всех, даже от Аксена.

Налет был настолько дерзким и быстрым, что пропажу почты немцы обнаружили три часа спустя. За это время трижды сменились часовые. При вызовах на допрос никто из них толком ничего не сказал. А Тимошка и Семка сделали свой вывод, что и такие дела заканчиваются благополучно.

После этого немцы усилили караулы. Казакам и ребятишкам было запрещено показываться на улице после заката солнца. Фридрих Гук грозился сжечь дотла мятежный хутор, если через неделю не будут пойманы «красные бандиты».

Староста все подозрительнее косился на Аксена. Он попадался ему на глаза то на улице, то у калитки дома, то на огороде. Приподнимет шапку, улыбнется, а сам так и пронзит узкими серыми глазками.

Аксен догадался: за ним следят.

ПАЧКА СИГАРЕТ

Следили не только за Аксеном. Фридрих Гук связался с соседними комендатурами, съездил в Калач и выяснил, что поблизости не замечено ни одного партизанского отряда. Немцы располагали сведениями лишь о партизанах в Черном лесу, за станицей Нижнечирской. Тогда комендант отдал приказ старосте Вербовки присмотреться к каждому жителю хутора, не исключая и детей.

Раненый командир попросил Аксена принести табаку. Начинались холода, он собрался уходить, пробиваться к нашим. Аксен в кругу своих товарищей небо нароком обмолвился, что хорошо бы утащить у немцев сигареты. Они, дескать, пригодятся партизанам.

Разговор этот слышал Ванюшка Михин.

На квартире у Михиных стоял начальник охраны вербовской комендатуры. Это был рослый и жирный ефрейтор с толстым красным затылком. Фридрих Гук держал его при себе в качестве адъютанта и заплечного мастера, если нужно было кого-нибудь допрашивать. Начальник много курил, и в хате вечно было наплевано, дымно, на полу валялись окурки.

Ванюшка набрался храбрости и залез в чемодан ефрейтора. Квартирант как раз ушел в комендатуру. В его чемодане Ванюшка увидел какие-то шелковые лоскуты, три пары ручных часов. В уголке лежали две нетронутые пачки сигарет. Красиво разрисованные, яркие, они, как магнит, притянули мальчугана.

Ванюшка вспомнил, что Аксен наказывал товарищам украсть сигареты на складе. Он горделиво усмехнулся: «Пусть лезут на склад. Пока они соберутся, я принесу сигареты первый». Он вытащил обе пачки из чемодана и проворно сунул их за пазуху. И только за околицей вдруг подумал: «А что если немец узнает?» Страх охватил Ванюшку, и он хотел вернуться и положить сигареты в чемодан, но очень уж было заманчиво найти Аксена и сказать ему: «Вот, возьми. Я достал…»

Ванюшка Михин был в этот день героем. Ребята, окружив его, расспрашивали в десятый раз, как он украл сигареты. Максимка укорял Аксена:

— Я же говорил тебе… Смотри, какой парень.

Аксен смущенно улыбался. Сигареты спрятал Максимка, а потом они долго совещались и назначили срок перехода в займище на послезавтра. Для родителей этот план должен был остаться тайной.

Вечером ребята разошлись по домам. Михин, прежде чем войти в хату, заглянул через окошко в комнату и увидел за столом плачущую мать. Он быстро открыл дверь и на пороге вдруг замер. С горницы на него уставился маленькими злыми глазками начальник охраны. Ефрейтор, заложив руки за спину, покачивался на каблуках. Сочно скрипели его сапоги.

Ванюшка побледнел. Мать всхлипывала. Скрипели сапоги. Так продолжалось минуту, другую. Потом ефрейтор резко замахнулся и пинком вышиб Ванюшку в сени. Ванюшка вскрикнул и кубарем покатился по земляному полу. Загремели кастрюли, банки, слетевшие с полки. Немец подхватил Ванюшку под руку, вытолкнул на улицу и потащил в комендатуру.

В просторной комнате, где раньше был кабинет председателя колхоза, бледно мерцал фитиль керосиновой лампы. Фитиль нещадно дымил, и черная копоть жирными языками лизала когда-то белые стены комнаты. На полу нарос слой грязи и мусора.

Фридрих Гук и голубоглазый переводчик Асмус, удивленно подняли глаза на ефрейтора, когда тот втащил в комнату Ванюшку и бросил его на пол. Гук спросил что-то у начальника охраны по-немецки, и ефрейтор резко заговорил, кивая на Михина. Комендант оживился, выразительно глянул на переводчика.

Асмус приподнял подростка с пола, поставил его против себя.

— Куда деваль сигарет? — тихо спросил переводчик. — Кому таскаль?

Ванюшка дрожал, как в лихорадке, но губы его были твердо сомкнуты. Асмус натянул перчатку на правую руку, спокойно, щегольски застегнул ее на две кнопки. Потом несколько раз согнул и разогнул пальцы и вдруг резко со всей силой ударил Михина под ложечку. Мелькнули в воздухе короткие ноги Михина. Ванюшка отлетел в дальний угол, стукнулся головой о стенку и плашмя растянулся на полу. Ноги его судорожно задрожали и вытянулись, голова неловко запрокинулась назад.