Босиком до неба - [4]

Шрифт
Интервал

Три дня длился пир. Поход был удачным. Сильные рабы – основа достояния тех времён. Музыка и возлияния виноградного вина утомили господина. Он помнил о молодой дикарке. Приказал привести её к себе в покои. Девушка была хороша. Её приодели и сделали причёску. Глаза её как озёра глубокие источали на него любопытство, скрывая в глубинах своих за томной пеленой нерастраченную страсть молодости. Господина никто не узнавал, он выглядел счастливым, и все вздохнули с облегчением. Следили за Земфирой, чтобы не загубила новую отдушину господина. Этот человек был очень жестоким. Всё, что было не по нраву – менял на свой лад. Казнить мог только за дерзкий взгляд в свою сторону. Поэтому после появления молодой красавицы все вздохнули с облегчением. Особенно ближайшие слуги старались содействовать всячески в том, чтобы чары дикарки имели силу воздействия на господина как можно дольше.


***


Мурад пробудился, и вернулся в реальное время. Он помнил все детали своего воплощения. Даже чувства, испытанные от горячих объятий девушки из далёких веков, были реально сохранены в его памяти. Никогда подобного испытывать не приходилось.

– Что же это получается, – думал он, – значит я жил, сам того не зная, много веков до этого времени. Эта мысль вызвала чувство

От обилия удовольствий и безграничной власти он приходил в упоение вседозволенности, но этот Мурад, настоящий, испытывал неприязнь к тому жестокому и безнравственному своему воплощению. Он вспомнил все детали этой жизни и того воплощения: какими разными представлялись две ипостаси двух жизней. Совсем точно, по ощущениям, помнил все эмоции и впечатления, все декорации… Даже, о чём он думал было в его возрождённых воспоминаниях. После спонтанно вспомнил детство, одиночество и отчаянные надежды на материнское тепло. Сколько превратностей судьбы пришлось пройти за свою недолгую жизнь.

Тот человек, господин, жил безумствуя от достатка и роскоши. И это голодное детство, запечатлённое в памяти Мурада на всю жизнь. Такие разные два воспоминания, но отчего же складывается впечатление, что это было именно с ним? Мурад сам удивился своим умозаключениям и испытал сильную жажду, как будто в том состоянии другого мира он действительно пил очень много вина совсем недавно.

Мурад позвал медсестру, и к его ожиданию она подошла.

– Чему удивляться, – думал он, – столько испытаний выпало за последнее время для моей психики, что трудно разобрать, где реальность, а где сон. Принесите воды, – и сам отчётливо услышал свой голос.

Светлана со счастливой улыбкой подала воды. Вкус был какой-то с оттенком хлора. За годы службы Мурад привык к такой воде, но в памяти отчётливо вспомнилась та, из родника в селении – прохладная и сытная вода, совсем не такая как эта.

– Сколько удивительного в мире есть, а совсем недавно даже не задумывался об этом.

– Скажите ещё что-нибудь? – заискивающе спросила девушка.

– Это ты значит, добрая, заботишься обо мне последнее время?

Убедившись в изменении самочувствия Мурада, она спешно убежала за пределы палаты. Через двадцать минут вернулась в сопровождении врача в белом халате и очках.

Кто это, Мурад знал.

– С возвращением в наш грешный мир, – проговорил тот приветливым голосом.

Глеб Прокопович попросил Светлану сходить в лабораторию, а сам начал беседу.

– Давайте сначала я Вас осмотрю, а после немного поговорим.

Несколько минут длилось исследование состояния Мурада. Эмоции на лице доктора приобретали озабоченный вид.

– Какой всё-таки Вы удивительный человек, – сказал серьёзно он, – выход из комы происходит уникальным образом. Тело не послушно, а речь и движения головы есть. У Вас возможен стресс из-за перегрузок психики, и новая адаптация может протекать непредсказуемо. Поэтому просто слушайте меня и берегите силы. После того как мы с Вами встретились во второй раз при негативных обстоятельствах и с Вами случилось это ранение, я беспокоился, что вы не выживите. Однако под воздействием вмешательства чудесной силы Вы здесь, и мы говорим с Вами, а точнее я говорю, а Вы – слушаете.

Глеб Прокопович кратко напомнил Мураду о том, что случилось. Сделал он это мудро, так, чтобы не задеть чувство вины в нём. Потом практично перевёл рассказ в настоящий момент.

– Я давно работаю в этом научно-исследовательском центре. После большой потери крови Вы должны были умереть. Во мне смешались две стихии: одна – долг врача и вторая – наказать Вас. То как мы с Вами познакомились – произвело на меня впечатление. За свою долгую жизнь я редко встречал бескорыстное благородство. Да-да, работая всю жизнь доктором, я мало видел настоящих поступков, которые по сиюминутному решению к действию могли так влиять на дальнейшее мировоззрение. Чтобы избежать участия милиции в этом деле, я вызвал машину скорой помощи из нашего центра и доставил Вас сюда. Пришлось объяснить, что Вы родственник моего фронтового друга и зашли ко мне, истекая кровью. Так удалось избежать Вашего ареста. Вы бы погибли при любом другом сценарии. Тот человек сбежал, который был с Вами, и я всё взвесил, в том числе Вашу роль в этой сцене у меня дома. В общем, главное, что Вы живы, дальше будем действовать по обстоятельствам. Для любопытных Вы материал для диссертации – как уникальный случай.


Еще от автора Эд Раджкович
Мишка

Повесть «Мишка» – реальная история о взаимоотношениях человека с собакой, о безграничном доверии и разочаровании.Как бы мы ни закрывались, мы отвечаем за тех, кто нам доверяет свою жизнь.


Босиком до небес

Молодого дагестанца Хасана по роковому стечению обстоятельств отправляют в ссылку в один из городов Российской империи, где он встречает свою жену Александру, в последствие Марьям. Разные по этническому происхождению, они способны любить и доверять друг другу всем сердцем. Во время революции Хасан со своей женой и дочкой возвращаются в горы, в родное селение. По пути домой учёный Степан Иванов принимает их в свою экспедицию, участниками которой они становятся.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.